Спартанцы, фракийцы и мы

Писатель, который точно знает, что будет

Анатолий Курчаткин пишет о проблемах, противоречиях и глубоких общественных конфликтах, но смотрит на них с позиций человека религиозного, а потому и проблемы, и конфликты в его книге, какими бы тяжелыми они ни были, не рассматриваются как неразрешимые. Есть главный ориентир, точка отсчета, абсолют, а значит, хотя бы теоретически все поправимо.

Главных тем в книге несколько – природа человека и культурное начало, российская история, текущая ситуация в стране, положение дел в отечественной культуре и литературе. Но тема, которая составляет нерв повествования, – традиция насилия и его оправдания в нашем обществе.

По мысли автора, культура как производное духовной жизни – единственное, что может защитить нас самих от животных проявлений в человеке и человеческом обществе. Основа культуры – слово и письменность. Писатель находит наглядную параллель для описания возобладавшей сегодня тенденции и наших перспектив – древнюю фракийскую культуру: «Нет письменности – нет памяти. …Бесписьменный народ – слепой народ. …Такое ощущение, что нынешняя российская жизнь избрала идеалом ту, фракийскую бесписьменную культуру».

Отсюда вырастают рассуждения о культурной иерар­хии и необходимости разграничивать сферу искусства и индустрию развлечений, задачи писателя и аниматора, которые в последнее время постоянно смешиваются. На страницах книги Анатолий Курчаткин выступает как замечательный критик, умеющий в нескольких емких словах сказать о главном и, разбирая чужое произведение, создать собственный эффектный образ. Вот что пишет Анатолий Курчаткин о знаменитом стихотворении Игоря Северянина «Увертюра» («Ананасы в шампанском»): «Но как чудесно, что есть эти стихи! Крикливые, нелепые, словно шахматно-цветной Арлекино с длинными, болтающимися у лодыжек рукавами, нескладные – и прекрасные». Или о «Воскресении Христа» Веронезе: «А тут Христос – словно бы танцующий. Как бы выделывающий некие радостные па, смысл которых – наивная детская радость: получилось, все получилось!» Или о «Будущих летчиках» Дейнеки: «Безмятежность их поз и всего окружающего их пространства – в резком контрасте с тревожностью общего тона картины…»

Но основная тема книги все же история, то, что называется исторической судьбой России, русским крестом или матрицей. Их предваряет еще один выразительный, безошибочно точный и наглядный образ, в котором заключено описание самого хода исторического времени: «Жизнь – это клубок, в котором на самом деле нет времени, слои нити, которую прядут парки, накручиваются один на другой, и события столетней давности могут быть ближе к твоей биографии, чем события давности недельной».

Эссе содержат общие и малоутешительные рассуждения о системе отношений между людьми в России, между гражданами и государством: «Россия неуютная страна для жизни из-за нашего взаимного недоброжелательства… Неуважение к другой личности – это наша родовая черта, переходящая в беду»; «…пусковым механизмом в этой всеобщей системе недоброжелательства является все же российская власть». Об удивительной живучести той схемы, которая восходит еще ко временам Золотой Орды и которая воссоздается после самых, казалось бы, глубоких преобразований, доходящих почти до само­уничтожения: «Нельзя не поражаться истинно вулканической энергии большевизма… Точно отвальным плугом прошлись по стране, перепахали ее… И уж как не поражаться грандиозной бессмысленности этого переворачивания пласта, когда в итоге вся заново выросшая на нем растительность оказалась точно тою же, что росла и прежде».

Отдельно автор говорит о процветающем у нас культе силы и насилия, слегка прикрытых полупрозрачной маской так называемого величия: «Поставили памятник Иоанну IV в Орле. Царь!.. это наша история! …Забыть бы хотел русский человек об этом царе как о страшном сне. Так не напоминайте же ему о нем. Вы не за русский народ радеете своими напоминаниями, а восстаете против него». Здесь писатель солидаризируется с историком Вадимом Борисовым, который, опираясь на обширный материал исторических свидетельств и фольклорных памятников, доказывал, что современники относились к тирании Грозного как к преступлению против божественных законов. Историк подчеркивал, что «первоначально Иоанн IV в глазах народа был окружен ореолом победителя Казанского и Астраханского ханств, и пересмотр этого апологетического стереотипа для народного сознания был, несомненно, мучительным процессом». Однако при всей мучительности этот путь нашими предками был пройден, они сумели разделить добро и откровенное зло.
Возвращение культа Грозного-государственника – показатель воцарившейся моральной глухоты, безразличия к базовым нравственным категориям.

Одобрение и почитание Грозного и Сталина – звенья одной цепи. Следующие звенья, как со всей убедительностью показывает Анатолий Курчаткин, спускаются из символической плоскости в реальную жизнь. Заключительная повесть «Реквием» и ряд отдельных эссе полностью посвящены рассказу о жизни в советской стране, где чтили Грозного и Сталина. Отношения государства и общества отражены в деталях. Достаточно полистать книги, изданные в советское время: «Что есть в книге, так это дыхание страха. Об этом нельзя и об этом нельзя… Ко многим неплохим книгам советского периода без хорошего толковника, как бы путеводителя по ним, и не подступишь». Или: «В советскую пору, до середины 50‑х годов, в учебниках истории Древнего мира, когда рассказывалось о Древней Греции, в частности Спарте, ни единым словом не говорилось, что на самом деле этих самых спартанцев… было всего четыре тысячи человек. А остальное население страны, несколько десятков тысяч, были мирные крестьяне илоты, которых спартанцы поработили, за людей не считали… И вот вопрос: почему советские учебники молчали об этом? Не потому ли, что напрашивалось некое сравнение властвующей коммунистической партии с этой самой сектой спартанцев, а илотов – со всей остальной страной? Впрочем, отношения нынешней российской «элиты» и прочего народонаселения напоминают Древнюю Спарту, пожалуй, не менее (к вопросу о клубке времени. – Прим. О.Б.)».

Но наиболее доходчивой, а потому пугающей иллюстрацией отношения советской власти к своим гражданам стала в книге повесть «Реквием», где рассказано о вспышке раковых заболеваний на Урале, произошедшей вследствие того, что родное государство устроило в Челябинской области свалку радиоактивных отходов. Автор-рассказчик – рядовой советский человек, никем не информированный, о причинах свалившихся на его семью и многих людей вокруг несчастий узнавший случайно. Именно с этой точки зрения открывается весь масштаб горя, причиненного людям собственной властью, и степень пренебрежения людьми.

Автор разворачивает перед глазами читателей картину не безнадежную, но, безусловно, горькую и местами очень страшную. Анатолий Курчаткин предупреждает о последствиях почитания Грозного и Сталина, отмены культурной иерархии, поглощения искусства и литературы масскультом. А предупреждая, он говорит не о своих предположениях. Писатель знает точно, что будет. Время – клубок. Последствия всех наших сегодняшних ошибок и легкомысленных просчетов легко найти в прошлом.

Анатолий Курчаткин. Открытый дневник: сборник эссе. – М. : Издательство ArsisBooks, 2020. – 320 с.

Ольга БУГОСЛАВСКАЯ