Союз двух писателей. Лекарство от пессимизма

На конференции «Славянский мир: общность и разнообразие» была и секция «Литература ХХ-ХХI веков». Но на самом деле она «ограничилась» лишь двадцатым. Более поздних произведений, чем известные рассказы Солженицына, докладчики не затронули. Зато о русской словесности XXI века разговор пошел на литературном вечере супругов НОВИКОВЫХ, прошедшем под эгидой Дней славянской письменности.

Досье «УГ»Владимир НОВИКОВ – доктор филологических наук, профессор факультета журналистики МГУ имени М.В.Ломоносова, литературный критик. Написал биографию Владимира Высоцкого для серии «Жизнь замечательных людей» (скоро выйдет четвертое издание). В 2000 году напечатал художественное произведение «Роман с языком», а в этом году выпустил сборник статей «Роман с литературой». Составил «Словарь модных слов» (2005) – нескучные научные эссе о словечках вроде «прибамбасы» или «фиолетово». В последнее время ведет в «Вечерней Москве» рубрику «Ликбез о культуре речи».Ольга НОВИКОВА – заместитель заведующего отделом прозы журнала «Новый мир». Автор семи романов. Совсем недавно у Ольги Ильиничны вышла книга повестей и рассказов «Строгая дама».Новиковы ведут в петербургском журнале «Звезда» «Дневник двух писателей». «Он возникает из наших семейных разговоров о литературе, – говорит Ольга Ильинична. – Литература для нас – предмет не только профессиональной, но и бытовой жизни. Другого быта, кроме литературы, у нас в семье нет».- Владимир Иванович находится в эпицентре современной филологической жизни. А Ольга Ильинична – в эпицентре жизни литературной, – представил гостей профессор Коломенского педагогического института Анатолий КУЛАГИН.Так и получилось, что Владимир Иванович больше рассуждал о современном состоянии русского языка и науки о нем. А Ольга Ильинична – о литературе.

Литература и молодые

Ольга НОВИКОВА:

– Я читаю по шестьсот-семьсот рукописей в год. Вижу, что литература находится в поиске. Особенно активно ищут молодые. А «Новый мир», в свою очередь, ищет молодых авторов. Но я наблюдаю их судьбу. Они что-то яркое напишут, прославятся. А потом либо бросают литературу, либо начинают жевать одно и то же. Я считаю, что проза настоящая – это удел взрослого человека. Писателю нужно иметь мудрость, иметь чем поделиться с читателем. Но учиться писать можно с любого возраста. Я рекомендую всем писать, хотя бы вести дневник. Очень полезное занятие для формирования личности. Этот навык позволяет самому себе ответить на вопросы, которые неизбежно перед каждым человеком возникают.

Я сегодня утром вспомнила песню Окуджавы «Я пишу исторический роман». Всегда говорят, что Окуджава писал плохую прозу. Я иронизировала: ну и пусть он писал плохие романы, ведь они послужили основой для такой замечательной песни. А сегодня я вспомнила строки из этой песни:

Исторический роман

сочинял я понемногу,

Пробиваясь, как в туман,

От пролога к эпилогу.

И еще вспомнила строчку: «И из собственной судьбы я выдергивал по нитке». И тут я поняла, почему ему не удалась проза. Потому что сочинять «понемногу» нельзя. Либо ты пишешь весь, либо у тебя ничего не получается. Из тебя вытаскивается жгут, переплетенный с болью, с обидами, с твоими радостями. И сказать, что это «по нитке» – значит не понимать, как писать прозу.

Владимир НОВИКОВ:

– Меня тревожит, что молодые все меньше интересуются авторской песней. Ведь авторская песня давала замечательные образцы свободного, раскрепощенного русского языка. Я часто бываю на международных конференциях и общаюсь с западными славистами. Незачем спрашивать, как иностранец относится к авторской песне. Если он владеет русским свободно, то оказывается, что половину песен Высоцкого знает наизусть. А если разговаривает на студенческом уровне, то наверняка защитил диссертацию по какому-нибудь концептуализму.

Кому командовать языком?

– Язык обновляется постоянно. Корней Иванович Чуковский не зря назвал книгу о русском языке «Живой как жизнь». Не надо мешать языку развиваться. Но, наверное, совсем идти на поводу у разговорной речи тоже не нужно… Я узнал чудовищную новость. Оказывается, в последнем издании орфографического словаря рядом со словом «кофе», где всегда писалось «мужской род», теперь написано, что допускается и средний. Огромная травма для ценителей русского языка, которые всегда утверждали, что «кофе» в порядке исключения относится к мужскому роду!

– Слава богу, выражение «одеть платье» пока еще остается ошибкой. Для меня употребление глаголов «одеть» и «надеть» – это такой шиболет (пароль), по которому я отличаю человека лингвистически грамотного от, так сказать, плебейски образованного.

– Я слежу за новыми словарями. Меня возмущает: издается «Новый англо-русский словарь», а слова «computer» там нет! Зато в «новом» французском словаре есть глагол «dekoulakiser» – «раскулачивать». Скопировали издание тридцатых годов и даже не подумали.

Как вносятся изменения в словари? Вот я на факультете журналистики часто сталкиваюсь на лестнице с доцентом Штудинером. Михаил Абрамович составляет орфоэпические словари. Встречаемся, и я каждый раз говорю: «Давайте в слове «дискурс» поставим ударение на последнем слоге!» Слово-то французское! Просто пришло оно к нам через американский английский, и ударение сместилось на первый слог. Сторговались на том, что ударение равноценно: можно говорить «дискУрс», можно «дИскурс».

Леонид Петрович Крысин в свой толковый словарь иноязычных слов уже включил «бренд». А «тренда» там пока еще нет. А в новое издание словаря Ожегова (там, где Наталья Шведова соавтор) вошли два непристойных слова: на букву «г» и на букву «ж». А что? Лингвистика – это наука! Представьте, в какой-нибудь справочник по животным решат не включать глистов: зачем, они же противные, безобразные? Но их помещают во всем их безобразии. Наука изучает и такое.

– Я сама никогда не употребляю бранные слова. Когда рядом со мной кто-то их произносит, я ощущаю себя оскорбленной. Когда я как редактор работаю с автором, то всякий раз прошу его серьезно подумать, нужно ли такое слово в тексте. И многие соглашаются его заменить. Оказывается очень многие авторы (особенно молодые) просто не замечают разницы между бранной лексикой и нормативным языком.

Но есть случаи, когда бранное слово художественно мотивировано. Есть такой питерский писатель Валерий Попов. У него в «Новом мире» была напечатана повесть «Комар живет, пока поет» – про смерть его девяностолетнего отца. У старика последний приступ, приехала «скорая помощь», он без сознания, его уже на носилках несут, и вдруг он запевает матерную частушку двадцатых годов. Частушка страшно остроумная. Но я не могу ее произнести… Я не смогла выбросить матерное слово. Только поставила две точки. Но что ужасно – в книжном издании повести этой частушки нет! Я считаю, что это потеря. Ведь какая ситуация: человек уже одной ногой в могиле, а этой частушкой он словно заявляет: «Я жив!»

– Дума пробовала запретить слово «бутик» и вместо него рекомендовать «лавка». На наш взгляд, это здорово, что на фоне всеобщей американизации вдруг французское слово проникло в русский язык.

Пущен абсолютно неверный слоган «реформа русского языка». Язык нельзя реформировать, как нельзя реформировать систему химических элементов. Орфографию реформировать можно. Кстати, есть совершенно неадекватное представление, будто большевики в восемнадцатом году исказили русскую орфографию, лишили нас «ятей», «еров» и тому подобное. Отмена ятей была абсолютно неизбежна. Проект реформы готовили еще Шахматов и Фортунатов.

В 1956 году были внесены последние изменения в правила русской орфографии. В частности, в некоторых случаях после «ц» стали писать не «ы», а «и». Например, в слове «цирюльник». Интересный произошел казус с Никитой Михалковым. Название фильма было написано «старинной орфографией»: «Сибирский цирюльникъ». Не учел Михалков и его помощники, что по старым правилам «цырюльник» через «ы» должен был быть написан!

А что касается недавних разговоров о реформе… Правила русского языка действительно нуждаются в некоторых уточнениях. Орфографии серьезная реформа не грозит, потому что это очень дорогой процесс. Поправки предлагались чисто косметические. И, я думаю, назревшие. Вот написание слов с «пол-» довольно нарочитое: «пол-яблока», «пол-апельсина», но «полмандарина». Если во всех случаях писать через дефис, то мы от этого не умрем. Или, например, сложные прилагательные. Страшная морока: почему-то слово «естественнонаучный» пишется слитно. Мотивировка довольно искусственная: если прилагательные связаны по принципу сочинения, тогда пишется через дефис. А если по принципу подчинения («естественные науки»), тогда слитно. Но понять это правило может только профессиональный лингвист. Им очень трудно пользоваться. И мысль, чтобы все сложные прилагательные писать через дефис, в общем, не такая уж страшная.

Чтение – средствоот бездуховности

– Очень часто говорят, будто современной литературы нет. Для того чтобы составить настоящую картину русской словесности, нужно прочитать много. В этом году я была членом экспертного совета премии «Большая книга». Я прочитала пятьдесят пять книг из так называемого длинного списка. Так вот, я вполне ответственно заявляю, что современная литература есть.

До того как я вошла в экспертный совет, проза Виктора Пелевина мне казалась немножко юношеской. Я считала, что язык у него довольно неиндивидуальный, да и фэнтези я как жанр не очень люблю. Но теперь, когда я прочитала книги, написанные в то же самое время, я увидела, что Пелевин – речь идет о его книге «Ампир В» – лучше всех чувствует пульс современной жизни. Он видит жизнь системно. И, кроме того, он эмоционально реагирует на добро и зло. Поэтому теперь я с чистым сердцем рекомендую вам читать Пелевина.

А вот к модному Сергею Минаеву мы с Владимиром Ивановичем относимся плохо. Это подделка, обманка. Человек ратует против глянца, против гламура, являясь носителем всей этой пошлости. Роман «Media sapiens» с подзаголовком «Повесть о третьем сроке» просто какой-то сервильный. Он как бы критикует власть, а в то же время к ней подлизывается. Это сейчас очень распространено. А почему читают? Потому что это просто. Проще думать, что все низкие, плохие. Проще прощать себя, чем духовно воспитывать, чистить свою душу.

Есть такие критики – даже не критики, я скажу, а журналисты, – которые не читают, не читают, потом вдруг наткнутся на какую-нибудь книжку, она чем-то им понравится, и они объявляют писателя гением. Мое глубокое убеждение: о литературе, как и о любом деле, лучше судить профессионально.

– Cейчас скучноватые произведения, которые, к сожалению, часто печатаются в толстых журналах, объявляют «мейнстримом современной словесности». Критики абсолютно не ощущают внутреннюю форму слова. «Stream» – это поток. Ну как можно называть «мейнстримом» вялое что-то, сориентированное на шаблоны и каноны? И в речи филологов часто мы наблюдаем засилье иностранных терминов. Оно чисто декоративное. Ну нет никакого резона писать «каузально-темпоральный» там, где можно написать «причинно-временной»! Когда человек свободно владеет иностранными языками, знает латинские и греческие корни, ему проще говорить по-русски чисто.