Сороковые, роковые… Танк мчался прямо на Вовку

70-я годовщина начала Великой Отечественной войны. Тем, кто встретил войну 15-17-летними, уже под 90 лет, а тем, кто завершал ее в этом возрасте, – за 80, но есть еще одни участники той страшной войны, пока не востребованные пропагандой. Обычно их никто не спрашивает и не публикует их воспоминаний. Это дети военной поры. Я не хочу просить для них льгот, хотя они сегодня все пенсионеры (не отобрали бы последнее).

Я не согласен с теми психологами, которые утверждают, что дети не имеют страха перед войной. Они имеют неосознанный страх перед всеми ужасами, впечатления от которых остаются на всю жизнь. Стремление играть в войну обусловлено самой природой человека – защитить себя. Игра в войну – опасная вещь всегда, но страшнее всего было пережить те страшные четыре года. Они сломали бесчисленное количество человеческих судеб, в том числе и детских.Моя мама в возрасте 27-28 лет испытала страшные тяготы. На ее руках были мы с братом (мне шесть, брату три года), отец-инвалид, получивший тяжелое ранение под Ленинградом. За всех она была в ответе. Оккупация Острогожка, хотя и недолгая – шесть месяцев, была тяжелейшим испытанием для всех.Один раз немцы окружили базар – основное место пропитания жителей. Ждали машины-душегубки из Харькова, для которых готовили «материал» – невинных людей. Их продержали двое суток без воды и еды, но благодаря партизанам и летчикам (состав с этими страшными машинами-убийцами партизаны пустили под откос) акция уничтожения жителей Острогожска была сорвана. Среди них находилась и мама. А каково было нам?Бабушка и дедушка не могли объяснить, где мама. Вот так и ходили в оккупации наши родители по лезвию бритвы, ведь для оккупантов чужая жизнь – ничто. Мы, дети, не понимали происходящего, но подсознанием чувствовали, что происходит что-то страшное. Поэтому, когда в наши дни я услышал от одного молодого человека, что машины-душегубки, концлагеря и прочие ужасы – это миф, меня затрясло от негодования. В оккупации от голода умерли 4,1 миллиона человек. Голод больше всего сказывался на детях….Напротив нашего дома, наискосок через дорогу, находилась МТС, в помещениях которой немцы устроили свои продовольственные склады. Туда не подпускали никого. Зимой 1943 года, когда группировка немецко-венгерско-румынских войск попала в окружение (Острогожско-россошанская наступательная операция 13-17 января), началось паническое бегство оккупантов. Немцы подожгли склады. Люди, измученные голоданием, бросались в огонь, чтобы достать съестного. Я стоял у самого огня, а мама выбрасывала мне куски сала, сыр, макароны и снова мчалась в горящие развалины. Я пытался это богатство отнести домой, но по дороге все отбирал боров-сосед, который при немцах держал лавочку, был их прислужником. (Уже в 60-е годы прошлого столетия, приезжая в отпуск, я всегда при встрече с ним высказывал ему свое презрение. К сожалению, такие, как он, безбедно жили при немцах, не получили по заслугам и после нашей Победы… Изворотливость – их профессия. Почему это так, я понял, прожив большую нелегкую жизнь. Опыт дает истинное понимание жизни, но не жизненные блага. Добро и правда не всегда побеждают.)Мало кто помнит сегодня голод 1946 года. Провинция снова выручила страну. А мы, 10-12-летние, считали за лакомство лепешки из желудевой муки. Желуди собирали в лесу, дуба достаточно в Воронежской области, и сами мололи их в муку. До сих пор помню лиловый цвет этих лепешек… Впервые я наелся конфет в 1950 году, когда уже работал в бригаде грузчиков, возившей товары из Воронежа в Острогожск. Мы, дети войны, рано созрели для труда. Учеба для нас была роскошью, к которой мы стремились, невзирая ни на какую усталость.Но не только голод подстерегал детей военной поры. Масса военных случайностей могла стать и становилась причиной гибели многих из нас. Один случай из моей детской жизни….Советские войска окружили Острогожск, но еще не вошли в город. Немцы пытались вырваться из кольца. Их танки мотались по улицам из одного конца города в другой. Жители прятались в погребах. Когда во дворе и огороде нашего дома упали две бомбы, семья решила перебраться в погреб к соседям через улицу. Когда мама меня и трехлетнего братишку повела туда, в конце улицы появился немецкий танк (а улицы в районном городишке узкие)… Мы растерялись и засуетились. Я с мамой успел перебежать дорогу, а Вова остался на другой стороне улицы. Нас будто парализовало. Вовка плакал, махал ручонками, а на нас надвигалась махина. И вот танк, чуть не задев нас, промчался мимо, громыхая и зловонно обдавая выхлопными газами. Будучи уже взрослыми, мы рассуждали с братом: «Что стоило тогда немцам дать очередь из пулемета или чуть-чуть вильнуть машиной, и нас нет!»А сколько детских смертей случилось уже после освобождения города! Изощренность маскировать под детские игрушки мины – это не выдумка боевиков, а повтор фашистского приема. Просто у мирных людей коротка память на подлости. Подобные «игрушки» оставляли оккупанты, убегая с нашей земли. Многим детям военной поры такие игрушки стоили жизни.Молодой читатель, возможно, удивится моим нерадостным детским воспоминаниям и будет прав по-своему. Человек, не испытавший ужасов страшной войны, видевший ее только в кино, ищет в ней романтику. За кадром остаются страдания простых людей, мучения детей и стариков – настоящие будни войны. А это, на мой взгляд, самая действенная пропаганда против войны. Любые иностранные солдаты, будь то и миротворцы, – чужие солдаты и положительных эмоций не вызывают.Помню, как развлекались немецкие солдаты. Подманив нас конфеткой, бросали ее в нашу стайку пацанят, а потом хохотали, наблюдая, как мы боролись за нее. Это очень веселило их, а у нас пробуждался волчий инстинкт. Благородно ли это? Но оккупант есть оккупант!Пребывание на оккупированных территориях долго «икалось» для детей военных лет. Пришло время поступать в институты и училища, и мы были вынуждены отвечать на позорную графу анкеты: «Был или нет на оккупированной территории?». Страна делила своих детей на два сорта, подозревая тех, кто испытал вражеское рабство, в чем-то неблаговидном. Не унизительно ли это?У нас осталась одна Великая Победа – это похвально, но тернистый путь к ней почему-то не очень афишируется. Поэтому у нынешнего поколения вырабатывается мнение – была Победа, а остальное не так важно. «Победителей не судят!» – очень страшное заблуждение! Но трудно переубедить тех, кто видит в войне способ наживы, для них и страдания детей – пустой звук. Никогда богатый не услышит бедного – это постулат истины. Для богатого слезы бедного – это деньги. Нынешняя действительность – подтверждение этому!​Вадим КУЛИНЧЕКО, капитан 1 ранга в отставке, ветеран-подводник, пос. Купавна, Московская область