Солоповский фестиваль

Каждый из нас сам может сделать свою жизнь такой, какой хочет, одержав победу над всеми обстоятельствами. Пример – история директора школы №1161 Евгении Сергеевны ПЛЕКИНОЙ, записанная Л.Лебедевой, членом литературного объединения «Московский учитель».

В далеком 1960 году, окончив с отличием педагогическое училище и имея право выбора, я выбрала бутовскую школу №1, выбрала свою судьбу… Вот уже скоро пятьдесят лет в этой школе, из них больше двадцати лет – директором. Коллектив, который возглавляю, творческий, не дает мне стоять на одном месте, среди ближайших помощников – бывшие ученики школы, мои ученики.

Премия префекта в номинации «Успех года» за значительный вклад в развитие Юго-Западного учебного округа была присуждена школе в 2006 году. Где корни такого творческого долголетия? Что питало и питает интерес к жизни, поиску новых форм работы, казалось бы, в обычной общеобразовательной школе?

Я родилась перед самой войной, мне было полтора года, когда началась война. Отец сразу ушел на фронт, он был председателем колхоза. Жили в деревне Солопово Зарайского района Московской области. В семье было пятеро детей, все девочки. Мама осталась с нами одна. Мама неграмотная была, умела только расписаться, но великая труженица, и нас тоже приучила к труду. Я была самая маленькая в семье, но, сколько себя помню, всегда помогала маме на огороде – и полола, и копала, и сажала, да мы это за работу и не считали. Деревня была небольшая, 15-20 дворов, все знали друг друга. Вернулись в деревню после войны всего два фронтовика, прожили два-три года и умерли, остались одни женщины с детьми. Своего папу я так и не увидела: он погиб в 1943 году.

Послевоенные годы были голодными, мороженая картошка была деликатесом, из нее пекли «галеты». Жмых ели, который скоту дают: его можно было и кусать, и жевать, и сосать. Заваривали муку в горшке, это была «кулага»; искали чеснок на полях, где росла рожь, пшеница, – жевали свежие, тонкие листики. На лугах рос гусиный лук, не горький, с мелкими перьями.

Дома делали блины из конского щавеля, они были зеленого цвета, имели специфический привкус. Весной в ямках рос хрен, его искали, он очень вкусный. Собирали кочетки щавеля, почки липовые, еще клейкие, цветы баранчиков, желтые такие, жевали стебли этих баранчиков.

На поле бегали, собирали горлупу – трава такая с горчинкой, сейчас и не знают, что это такое, а мы ели. Когда появлялись «пышки», придорожные маленькие цветы, напоминающие конфеты, это уже был праздник. А когда начинались ягоды и грибы, можно было наесться, сколько хочешь…

Колодец был один на всю деревню, в овраге, внизу, а воду надо было нести наверх, метров 300. Зимой подъем покрывался льдом, было очень тяжело нести воду на коромысле.

Ходили в валенках, даже летом. Есть послевоенная фотография: мама и мы с сестрой Галей. Галя вспоминает, как она помогала фотографу закладывать ветками мамины валенки, чтобы они не были видны на фотографии.

Еще были лапти из лыка, были тюни – вязаные тапки, к ним подшивали подошву для жесткости и носили. Мы из деревни всегда шли разутые, берегли обувь; доходили до реки Осетр, двенадцать километров, тогда обувались. Много бегали босиком, всегда со сбитыми ногами, сколько себя помню.

Мама нам шила все сама – и платья, и сумки…

Еще ходили в лес за дровами, тащили вязанки дров для печки.

В школу ходили пешком за три километра. Утром по свежему насту – собирались стайкой, все вместе бежали, боялись опоздать.

В 8-й класс надо было ехать в Зарайск, приезжали домой только на выходные, но мы с сестрами очень хотели учиться.

В нашей деревне почти в каждом доме есть учитель, а у нас в семье трое из сестер стали учителями. У меня старшие сестры учились в Зарайском педучилище, и я тоже мечтала там учиться. Так и получилось: я тоже стала учителем. Никем другим я себя и не представляла.

Из деревни молодежь стала разъезжаться, оставались только старики, было очень жалко, обидно за свою деревеньку.

Не знаю, кому из деревенских пришла в голову мысль собрать всех летом в деревне: созвонились, списались и собрались все вместе.

Назвали эту встречу фестивалем. На первых встречах было человек 50-60, приезжали с детьми, родителями со всех концов страны – из Москвы и Челябинска, Подольска и Ташкента, Одессы и Тулы. Ходили все вместе по лесам и полям, ночевали с детьми в стогах, пели песни под гармонь и гитару, жгли костры и пекли картошку. Конечно, воспоминания, рассказы, разговоры…

Те, кто остался жить в деревне, приносили мед и молоко, угощали всех, собирали застолье, было очень весело. Любимая песня – «Деревенька моя», ею начинали, ею и завершали праздник. Гуляли так дня два-три, потом начинали разъезжаться.

Уже больше двадцати лет так собираемся. Сейчас все меньше народу приезжает на наш фестиваль: в прошлом году было всего шесть человек. Многие уходят из жизни, но мы всех помним и чтим их память. Наш деревенский фестиваль дает нам новые силы, ведь это наша молодость, наше военное и послевоенное детство, там как бы другое измерение, и по нему сверяем мы свою жизнь.