Сокровенное

Давно-давно подарила ты мне эту книгу, а я только сейчас ее прочитал. Испанская писательница Елена Кирога, «У каждой улицы своя жизнь». «Очень хорошая книга», – заверила ты. Кажется, я молча кивнул: мол, верю, хорошая, но мало ли хороших книг.

Нелепая смерть преподавателя мадридского университета дона Вентуры приводит в его комнату всех родственников – совершенно разных людей. Законная жена, гражданская жена, дети от той и от другой, зять. Прошлое каждого из них, стоящих перед гробом, разворачивается перед читателем, проходит мучительное осмысление, нравственный экзамен, ибо то, что раньше казалось естественным, правильным, порядочным, – поступки, действия, слова и мысли – с этой смертью начинает выглядеть совсем иначе. Если раньше можно было жить спокойно, что-то спрятав в подвалы памяти, оправдывая свои поступки и обиды, нанесенные другим, лицемерить, то теперь, перед смертью, которой не избежит никто, перед вечностью, приоткрывшейся всем, это уже невозможно. «Каждая смерть является тайным знаком другому»… Смерть дона Вентуры – напоминание, что перед высшей совестью не спрячешь ничего и за все спрятанное от самого себя, за любую мелочь, за всякое праздное слово рано или поздно придется давать ответ, и из-за этих мелочей ты рискуешь не увидеть Творца.

…Я помню, как в студенческие годы мы отправились в колхоз на картошку. Девушки дежурят по кухне. Ты протягиваешь мне тарелку дымящегося борща. Волосы убраны под косынку. Озорные глаза и улыбка… Нам будет казаться, что жизни впереди действительно много…

То было на первом курсе, когда все мы только знакомились друг с другом. Пятый ты не закончила. Из-за страшной болезни медленно сгорела в двадцать три года, как свечечка.

Ты еще можешь налить воды, чтобы поставить цветы, спуститься со мной в больничный дворик и поболтать на лавочке под кленами. Обратно, на пятый этаж, в неврологическое отделение, ты будешь идти медленно, опираясь на мою руку… Потом я буду только сидеть у постели. У тебя отказали ноги, рука, ты ничего не видишь. Твоя книга затеряется среди других. А потом, дозвонившись до твоей мамы, я услышу, что ты умерла…

Первые дни мая. Я буду возвращаться домой, на окраину города, поздно, в сумерках, короткой безлюдной дорогой, мимо колонии для несовершеннолетних. Серая вертикаль бетонных плит с колючей проволокой поверху заканчивается, и дорога приводит в маленькую рощу. Юную листву деревьев весело треплет ветер. Соловьи. Десятки звонких птичьих голосов рассыпаются колокольчиками над моей головой – больше никаких звуков. Такое чувство, что они оглушают меня. Но наконец-то я уже могу не казаться «улыбчивым и простым»! Ноги откажут сами. Я сяду на обочине и расплачусь, зная, что в это сумеречное время никто обычно не ходит здесь, мимо этой стены, за которой десятки покореженных судеб, никто не помешает. Звонкая соловьиная ода к радости, как музыка совсем другого мира, будет долго и безучастно стоять над моей головой, слышная и по ту сторону лагерного забора.

То, о чем было написано в той книге, ты воспринимала особенно близко. Ты представляла себя и нас, твоих друзей, на месте главных героев. Думала, что будет происходить с нами, если вдруг мы соберемся у твоего гроба? Сумеем ли дать беспощадную оценку своим делам и мыслям? Не только в тот момент, когда тебя не будет, но и вообще – на протяжении всей жизни, которой у нас остается намного больше. Эта книга ставила вопрос: если мир устроен так, что мы умираем, чтобы жить дальше, то что необходимо, чтобы не закрыть двери в Вечность?

Хорошие книги – те, в которых ставится этот вопрос. Все остальное мишура.

Декабрь. Слякоть. Я дома. Смотрю на грязный снег и промозглое небо. Скоро кончится год… Прошло ровно столько лет, сколько было нам, когда мы познакомились, нет – даже чуть больше. Мне грустно и светло. Я протягиваю твой подарок жене и советую: «Прочитай. Хорошая книга».