Социальные психологи против агрессивного национализма в образовательной среде

Национализм – один из самых многозначных социально-политических феноменов современности, имеющий подчас совершенно различные оценки. При этом существует практически однозначное представление о том, что в школе этому феномену не место по причине его связи с враждебностью, агрессивностью и другими социально нежелательными проявлениями. Однако термин «патриотизм», зачастую пересекающийся по смыслу с «национализмом», наоборот, крайне актуален для педагогической среды и считается вполне приемлемым. В связи с этим возникает вопрос: «Что мы хотим воспитывать у детей и чего в педагогическом процессе мы хотим избежать».Чтобы решить этот вопрос, необходимо сначала определиться с терминами. Наиболее широкое определение национализма как «совокупности идеологий и политических движений, использующих в качестве символа понятие «нация», приводит В.Коротеева. Схожий подход мы можем встретить и у В.Малахова, отмечающего, что «национализм – политическая идеология, ключевое понятие которой – «нация».

Что такое национализм?Однако все современные исследования национализма относятся к плоскости политологии, социологии и других социальных наук, которые интересуются не конкретными поведенческими актами, а их обобщенными характеристиками. Для педагога, непосредственно взаимодействующего с ребенком, этого недостаточно. Тем более что в современном подходе к образованию считается, что идеология в школе отсутствует. Поэтому тут необходима операционализация национализма с помощью социальной психологии, находящейся «на стыке» социальных и психологических дисциплин.С точки зрения социально-психологического подхода национализм можно рассматривать как совокупность трех уровней социально-психологических феноменов:     групповых реакций;    паттернов межличностной коммуникации (т. е. моделей взаимодействия с окружающими людьми);     социальных установок.То есть под национализмом (в самом широком смысле этого слова) можно понимать межгрупповые, межличностные ситуации и социальные установки, связанные с определением себя и других по «национальному» признаку. Подобное «определение» традиционно носит название «социальная идентичность». Другими словами, то, что мы называем «националистическими» проявлениями, это внешний «результат» идентичности с этнонациональной группой.Здесь сразу же возникает важный вопрос, приобретающий особое значение применительно к педагогическому процессу, который связан с оценкой феномена национализма, с интерпретацией его как социально желательного или абсолютно неприемлемого.С моей точки зрения, понимание национализма как чего-то однородного приводит к понятийной путанице, когда критики агрессивного национализма однозначно относят все «патриотические» идеи к разряду потенциально опасных и, наоборот, их противники, защищая национализм в его крайних проявлениях (включая скинхедов), апеллируют к патриотической составляющей, «любви к родине». С точки зрения социальной психологии решение может быть найдено путем разделения национализма на два «варианта» в зависимости от того, какому механизму поддержания этнической идентичности он соответствует.Традиционно считается, что основной механизм поддержания социальной идентичности (и соответственно основным эффектом межгруппового восприятия) – межгрупповая дифференциация – процесс подчеркивания различий между «нами» и «ими». Она в свою очередь проявляется в двух вариантах – как ингрупповой фаворитизм и как аутгрупповая дискриминация.Ингрупповой фаворитизм – по определению М.Ю.Кондратьева и Т.Г.Стефаненко это «стремление каким-либо образом благоприятствовать членам собственной группы». Аутгрупповая дискриминация – стремление оказывать неблагоприятные воздействия на членов другой группы.Ингрупповой фаворитизм связан с тем, что мы можем назвать «позитивным» национализмом. Для человека с такими убеждениями, естественно, оказываются важны национальные чувства, более того,  он склонен симпатизировать людям своей национальности исключительно по факту их принадлежности к «своим». Однако это не связано с негативным отношением к представителям других национальностей. Напротив, здесь исключительно подходят слова известного английского писателя и философа Г.К.Честертона: «Все хорошие люди любят чужие народы; многие плохие люди отказываются от своего. Чтобы стать интернациональным, надо быть национальным… Чем больше человек восхищается чужой страной, тем меньше хочет ей подражать – он знает, что в ней есть неповторимые глубины, которых не перенять чужеземцу».«Негативный» национализм, который часто принимает агрессивные формы, в этом случае имеет отношение к аутгрупповой дискриминации. Человеку – носителю такой формы национализма – необходимо для позитивного национального самоощущения «принижать» другие этнические группы или их отдельных представителей. Таким образом, оказывается, что самоуважение себя как члена этнонациональной группы невозможно без неуважения других национальностей.Подобные два проявления «национальных чувств» мы можем наблюдать и в педагогической среде. Причем граница между ними зачастую очень тонка и непрочна. В связи с этим необходимо поговорить о том, как же «национальное» проявляется в школьной ситуации.Агрессивный национализм в школьной средеВ современной России в связи с миграционными процессами, всплеском этнической идентичности и другими этнокультурными феноменами молодому человеку невозможно остаться в стороне от выбора той или иной позиции в межкультурном взаимодействии.Безусловно, взгляды и поступки молодого человека во многом определяются его социальным окружением и политикой государства. Однако, на мой взгляд, существует и обратная детерминация, наиболее заметная в периоды социальных потрясений, – молодежь как одна из самых активных частей социума сама оказывает влияние на политические процессы. Исходя из этого я считаю, что личностный выбор школьной молодежи как социальной группы, касающийся предпочтений той или иной стратегии межэтнических взаимоотношений, становится крайне важным в контексте построения в России безопасного полиэтнического общества.Результаты социально-психологических исследований, проводимых на кафедре этнопсихологии и психологических проблем поликультурного образования МГППУ, говорят о том, что здесь ситуация не совсем однозначная. С одной стороны, про «рост национализма среди молодежи» написано очень много, и если это так, то, безусловно, школа не может оставаться в стороне. Однако реальное положение дел гораздо сложнее. Яркой иллюстрацией этого факта будет описание отношения обычных московских школьников к самому экстремальному крылу национализма – скинхедам, изложенное по материалам исследования И.Бронскова, проводимого методом фокус-групп. По результатам этого исследования школьники разного социального и интеллектуального статуса немного расходятся в своих мнениях, но их объединяет общее представление о том, «есть среди скинхедов люди нормальные, а есть просто хулиганы». Достаточно распространено среди школьников мнение, что они правильно действуют с точки зрения идеи, но неправильно с точки зрения методов борьбы. При этом половина испытуемых относит скинхедов ближе к хулиганам, а вторая – к борцам за справедливость.Уже здесь можно отчетливо видеть дуализм представлений как в оценке деятельности скинхедов, так и смысла скин-движения в целом. Интересно, что при этом единственное чувство, которое, по словам школьников, они испытывают по отношению к скинхедам, – это страх. Получается, что крайний, агрессивный национализм, безусловно, маркируется как нечто социально неприемлемое, сверхнормативное и соответственно пугающее. Однако личное отношение к подобному объекту будет зависеть от многих обстоятельств. Дилемму «борец – хулиган» каждый подросток решается ситуативно, и именно она  один из потенциальных ресурсов скин-движения (как, впрочем, и любого молодежного движения агрессивной направленности) в школьной среде.Дело в том, что возможность социального признания своей агрессивности очень много значит для тех подростков, которых традиционно называют «трудные». В обычной школьной среде значительная часть их личности, связанная с агрессивным поведением, маркируется как антисоциальная. Безусловно, многие из таких молодых людей на первый взгляд неплохо чувствуют себя в роли «хулигана». Но на самом деле это обманчивое ощущение. Для того чтобы сознательно самостоятельно простраивать «антиобщественную» стратегию поведения, требуется высокий уровень экзистенциальной самодостаточности, который практически всегда связан с соответствующим (немаленьким) уровнем интеллектуально-личностного развития.Большинство трудных подростков далеки от этого. Им тяжело быть «не такими, как все», и эта тяжесть усиливается пропорционально социальному давлению (в первую очередь со стороны педколлектива). В этой ситуации зачастую прекрасный выход для молодого человека (реже, хотя и ненамного, – девушки) – смена референтной (значимой) социальной среды.Ведь обычный хулиган хоть и грубит учителю, но все равно остается в пространстве ценностных измерений, связанных с традиционным социумом, репрезентация которого – школа. Борец же становится связан с новой социальной средой, в данном случае агрессивным националистическим движением, где его особенности не только не подавляются, но, напротив, поощряются посредством направления в «нужное нации русло».Для прояснения этого образа обратимся опять к результатам изучения представлений о скинхедах московских школьников. К причинам их появления молодые люди относят плохое материальное положение и групповое влияние. Еще одна причина – невозможность чем-то себя занять и, возможно, склад ума. Интересно, что, по данным И.Бронскова, у различных подростков «получился одинаковый портрет скинхедов – тяжелые ботинки, джинсы, короткие темного цвета куртки (бомберы), бритоголовые. С поведенческой точки зрения наблюдается такая же ситуация: почти все респонденты отмечают, что в общественных местах скинхеды ведут себя нагло и агрессивно по отношению к окружающим их людям.Полученные результаты можно объяснить следующим образом. Почти все респонденты рассказали, что они узнали о скинхедах из средств массовой информации (в основном из телевизионных новостей), лишь некоторые слышали о них от друзей. Таким образом, на составление данного портрета, скорее всего, повлияла полученная из СМИ информация, описывающая типичного скинхеда, в основном на материале западных статей об этом явлении. Таким образом, получается, что трактовка реальных событий осуществляется телевидением столь правдоподобно, что зритель принимает созданный миф за реальность».Как становятся скинхедами?Целью исследования, проведенного П.Столиной, было изучение процесса вхождения в молодежную националистическую субкультуру скинхедов. Исследователь проводила полуструктурированное глубинное интервью, которое было разделено на три блока:     Предпосылки и начало (то есть то, что предшествовало вхождению в субкультуру скинхедов).    Непосредственный процесс вхождения в данную субкультуру.    Кто ты сейчас? (То есть то, кем осознает себя человек в данный момент.)В результате анализа полученных материалов можно говорить о наличии трех сценариев вхождения в скин-культуру.Первый сценарий описывает процесс, состоящий из трех фаз.Первая из них – опыт травмирующего характера, произошедший с подростками в детстве. У многих скинхедов были совершенно разные травматические опыты, такие как изнасилование, убийство братьев, развод родителей, в результате чего все вещи ребенка были отданы армянским сверстникам. Половина интервьюеров испытали сильную психологическую травму в детстве. Сами скинхеды признавались, что эти травмы сыграли решающую роль в их самоопределении.Второй этап  вхождения в субкультуру скинхедов был обусловлен теплящейся неприязнью подростков, испытавших травматическую ситуацию по отношению к национальности, так или иначе связанной с людьми, участвующими в этом травматическом опыте: подросток, испытавший психическую травму в 14 лет, начал воспринимать себя скинхедом в 15 лет. По итогам интервью между травматическим случаем и осознанием себя скинхедом проходило от одного года до нескольких лет (как это было с последним интервью, где все вещи ребенка были отданы армянским детям, так как травматический случай произошел у него еще в детстве, а скинхедом он стал в 13 лет).Третьим этапом, по мнению интервьюеров, становится время, когда они попадают в компанию, в которой есть скинхеды. Причем изначально они об этом не знают, то есть националистические взгляды некоторых членов их компании проявляются не сразу, а через какое-то время. Таким образом, негативное отношение к отдельной национальности или кавказской национальности в целом, вызванное травматическим опытом, под влиянием сверстников или старших товарищей с националистическими взглядами выливается в ксенофобию, крайне радикальный национализм и неприятие всех других наций и рас, кроме своей.Известен случай, когда парень, пострадавший в армии от дедовщины дагестанцев, попал в компанию, где в основном были скинхеды, и, по словам самих скинхедов, они объяснили ему, что не только дагестанцы плохие, но также все выходцы с Кавказа, азиаты, негры и евреи. На его погружение в эту субкультуру ушел год.Существует второй  сценарий, в котором первая фаза травматического опыта может заменяться на опыт негативного общения со сверстниками других национальностей. Причем это негативное общение может доходить до вооруженных столкновений, но самими скинхедами как травма не рассматриваются. Обычно опыт негативного общения с другими национальностями бывает у подростков в школе или в районе и длится на протяжении довольно долгого времени. Часто это бывают взаимные оскорбления, реже драки. Обычно первый шаг делают сами подростки, которым не нравится присутствие «чужих» на их территории. Зачастую в процессе вхождения напрямую или косвенно принимают участие родственники. Негативные родительские высказывания, направленные на представителей других этносов, могут привести к неприязни другой национальности у ребенка, а увлечение скин-движением старшего брата может привести в это движение младшего брата. Как минимум у трети интервьюеров старшие братья были скинхедами, а у большинства родители в той или иной форме либо негативно отзывались о других национальностях (в основном о лицах кавказских национальностей), либо предпринимали какие-либо действия против них.Как исключение можно представить случай одного скинхеда, чья мама считала (по его словам), что главное – личность, а не нация. Причем у самого подростка не было ни опыта негативного общения, ни травматического опыта. Сам интервьюер говорил, что он тоже изначально придерживался мнения, что главное – личность, но потом под влиянием своих новых друзей-скинхедов понял, что главное все же национальность.Третий сценарий не настолько распространен, но тоже есть. Его можно часто обнаружить на форумах националистических сайтов. Это вариант «случайного» попадания.Можно заметить, что большинство подростков становятся скинхедами в период от 11 до 17 лет. Происходит это довольно постепенно, процесс занимает от года до нескольких лет и, по сути, во многом носит случайный характер. Так подросток, не получивший травму в детстве или не попавший в компанию скинхедов, может и не войти в данную субкультуру.Другой сценарий происходит уже в сознательном возрасте. Так, взрослый человек от 18 и старше может получить какую-либо травму, связанную с представителем другой национальности, например, убийство одного из близких родственников человеком кавказской национальности. В этом случае человек может принять решение о мщении и, найдя подходящую себе группу скинхедов, довольно быстро войти в эту субкультуру. Обычно на националистических форумах можно увидеть такие высказывания: «Ты поймешь, когда с тобой это произойдет». Это высказывание в большей степени относится именно к последнему сценарию, так как осознание ненависти к другим национальностям и желание мщения и погружения в субкультуру скинхедов у этих людей происходит стремительно, весь процесс занимает довольно короткий срок.Надо еще добавить, что подростки, вошедшие в эту субкультуру, не испытавшие какой-либо травматический опыт или опыт негативного общения, имевшие толерантных родителей и пришедшие в группу для удовлетворения каких-либо своих личных потребностей (например, одиночества), обычно в этой группе надолго не задерживаются и по крайней мере года через три отходят от движения. Но и среди этих подростков может быть исключение, если они, например, испытают какую-либо травму, уже будучи в движении. Мы пытались выявить в интервью скрытые причины вступления подростков в националистические группировки. Одна из основных причин – это, конечно же, травматический опыт, но его влияние на решение подростка стать скинхедом в некоторых случаях может быть сильно переоценено. Например, на протяжении интервью со скинхедом, братьев которого убили армяне, можно было почувствовать, что вовсе не это и даже не националистические взгляды его братьев и отца, а, скорее, компания, придерживающаяся националистических взглядов, подтолкнула его на решение стать скинхедом.Во многих интервью можно было уловить чувство одиночества, хотя большинство скинхедов об этом не говорили. Только один признался, что до того, как попал в компанию соратников, чувствовал, что никому не был нужен, только они заставили его почувствовать свою важность, хотя бы в движении.Вообще чувство одиночества свойственно подросткам, особенно в состоянии подросткового кризиса. Именно в этот период они ищут себе компанию, в которой можно почувствовать свою важность, зачастую именно компании скинхедов могут удовлетворить эту потребность, так как, по их мнению, каждый член скин-движения важен сам по себе и вносит вклад в их борьбу. Также причина, о которой интервьюеры не говорили, но которую все же можно предположить, – отсутствие у многих скинхедов отца и, следовательно, образа для подражания. Именно у скинхедов, у которых не было отца, образом для подражания выступали, по нашему мнению, старшие братья, имеющие националистические взгляды. Зачастую такими образами для подражания могут выступать старшие авторитетные скинхеды. Пожалуй, только в этом движении настолько хорошо развита агитация младших подростков. Иногда можно увидеть, как двадцатилетний скинхед сидит в компании четырнадцатилетних. Конечно, это чаще делается не просто так, у скинхедов это называется «просветить молодежь» или «наставить их на путь истинный».Сами же интервьюеры называли такие причины, как желание быть сплоченным,   одиночество, «просто захотелось», ненависть к кавказцам, интерес к идеологии.Все эти причины на самом деле не определяющие (кроме причины одиночества, для того подростка она действительно оказалась решающей), скорее, определяющие – плохие социальные условия, травматический опыт или опыт негативного общения, фактор ближайшего окружения, кризис идентичности и все множество перечисленных причин.Можно с большой степенью вероятности предположить, что для появления желания стать скинхедом хватает трех причин, расположенных обычно последовательно, хотя, естественно, для каждого конкретного человека действенны определенные причины или их сочетания.В чем задача педагога?Анализируя описание того, как молодые люди становятся скинхедами, нетрудно представить себе, каковы должны быть педагогические пути для предотвращения распространения агрессивного национализма.Первый вывод достаточно банален и, к сожалению, практически не реализуем в настоящее время с должной степенью эффективности. Это организация системы эффективной социально-психологической помощи, обеспечивающей каждому ребенку, получившему психологическую травму, если не возможность ее излечения, то хотя бы получение необходимых личностных ресурсов для самостоятельного совладания. Националистические взгляды сами по себе не тот своеобразный ресурс для молодого человека, помогающий разрешить его личностные проблемы. Проективный механизм этнофобий широко описан в современной литературе. То, что на «ненавидимую» социальную группу переносятся чувства из неразрешенных межличностных ситуаций – это общепризнанный акт. Однако в реальности получить эффективную поддержку может лишь достаточно «позитивный» ребенок. К сожалению, как педагоги, так и психологи еще не научились разговаривать на языке таких подростков, говорить так, чтобы их понимали. Причем отдельные исключения здесь только подтверждают правило. Наличие отдельных специалистов еще более оттеняет отсутствие систематического построения подобной работы, необходимой для достижения социально-психологического эффекта. Кроме того, именно такое «наличие» показывает нам принципиальную невозможность массовой подготовки людей для подобной работы, «штучность» таких профессионалов и очень высокую (если посмотреть на материально-экономическую сторону) стоимость их подготовки. Это очень похоже на пилотируемые полеты на Марс – теоретически это осуществимо, но настолько дорого, что в реальности практически невозможно.Таким образом, трудный ребенок, переживший травматическую ситуацию, с вероятностью близкой к 100% будет справляться с ней самостоятельно, именно в этой точке – главный риск возникновения национализма. Однако здесь нет поводов для абсолютного пессимизма. Ведь и в процессе развития медицины далеко не сразу находили рецепты для лечения самой болезни. Всегда начинали с борьбы с симптомами и профилактики.Именно в этой логике можно рассматривать возможную деятельность педагога по противодействию агрессивному национализму. Понимая, что по мановению руки, пусть даже крайне профессиональной, это явление не исчезнет, каждый педагог может внести определенный вклад в уменьшение риска его возникновения.Несколько наиболее очевидных направлений деятельности педагога.Борьба с этническим атрибуцированиемЕсли говорят, что «несколько человек совершили ограбление», то тот, кто слышит или читает это высказывание, скорее всего, будет думать, что грабители не очень хорошие люди, совершившие это действие по каким-то не очень «красивым», но при этом, скорее всего, личным мотивам. На языке социальной психологии такие размышления называют атрибуцией – «объяснением происходящего вокруг меня». Если мы сделаем вывод о том, что эти грабители «нехорошие люди» (что, скорее всего, и произойдет), то мы, может быть, будем негодовать на них, может быть, даже пожалеем их, как «падших овец», а может, посетуем на недостатки общественного устройства, подтолкнувшие людей к противоправному поведению.Но что если сказано будет чуть по-другому – «несколько цыган совершили ограбление»? Если мы честно отдадим себе отчет о всех соображениях, вольно ли невольно появляющихся в нашем сознании, то обязательно заметим еще один вывод: они совершили грабеж потому, что они цыгане, которые издавна промышляют подобными действиями. То же самое, скорее всего, произойдет, если будет указана любая социальная группа, и уж практически обязательно – если национальность.Наиболее страшное отличие здесь в том, что действие конкретных людей переносится на национальность в целом. Именно таким образом создаются наиболее опасные предубеждения, лежащие в основе большинства этносоциальных конфликтов – от преследования евреев в Средние века до армяно-азербайджанского конфликта. Именно в этом источнике питательная среда для агрессивного национализма в различных формах.В какой форме мы сталкиваемся с этим феноменом в образовательной среде? В первую очередь, когда тому или иному поведению ученика приписывается этнонациональная атрибуция, когда либо педагог, либо ученики объясняют то или иное поведение национальной принадлежностью. Естественно, что чаще всего (пока не доросло до конфликта) это не очень заметно. Сам педагог может и не заметить своих вскользь брошенных фраз, оговорок и жестов, а то, как думают ученики, можно узнать только из разговора по душам. Однако помнить об этой опасности – значит быть более бдительным, иметь возможность поймать распространение этнонационального  атрибуцирования, не дожидаясь возможных осложнений. Поймав же, отнюдь не стоит патетически объяснять ученикам, что «национальное не объясняет все в человеке». Это не помогает по очень простой причине. Подростку, как любому человеку, нужно иметь объяснение происходящему. Этнонациональное объяснение выбирается не причине некоего «злого умысла», а в силу того, что оно почему-то лучше сюда подходит. Поэтому люди и держатся за подобные объяснения, ведь с их потерей может рассыпаться все представление о реальности.Таким образом борьба с этнонациональным атрибуцированием должна идти не напрямую, а косвенным путем за счет расширения возможностей для объяснения реальности, путем снятия однозначности оценки происходящего. «Как ты думаешь, почему еще он это сделал?», «Что он этим хотел сказать?», «Какие еще возможны причины случившегося?» –   такие вопросы помогают понять, что национальное объяснение – это одно из возможных, но отнюдь не обязательное.Более того, прямое противодействие с апелляцией к моральным нормам зачастую даже опасно, потому что трудные подростки часто отстраивают свою морально поведенческую систему от противного. То есть мы имеем риск получить националиста, который просто хочет тем самым продемонстрировать педагогу свою независимость от него.Деятельность педагога в этом направлении должна преимущественно состоять в расширении (у себя и у учеников) способностей к многозначному и более личностному объяснению происходящего.Включение всех учеников в классе в систему социальных связейОдин из ведущих мотивов вхождения в молодежную националистическую субкультуру, необходимость места в социуме, где молодой человек ощущает свою нужность, необходимость для других своего существования.Дело в том, что психологически одиночество – это не только и не столько невозможность пообщаться с кем-то себе подобным. Можно вполне достойно владеть навыками общения и иметь возможность обсудить с товарищами происходящее в классе, но при этом чувствовать себя одиноким. Это, скорее, переживание того, что ты как человек не имеешь для других какого-то значения, ты не нужен им. Базовое ощущение «нужности миру», безусловно, должна давать и дает семья – мать и отец, но это в идеале. Мы можем увидеть достаточно много подростков, которые не нужны своим родителям. Если мы будем внимательны к тому, не что, а как говорят о своих детях те, кто пришел на родительское собрание, то сможем заметить: интерес к учебе ребенка (или его отсутствие), количество времени, которое родители уделяют детям, необязательно напрямую связаны с «нужностью» для них детей. Иногда занятой и достаточно жесткий, но любящий ребенка отец дает больше ощущения «нужности», чем тот, кому ребенок нужен не сам по себе, как человек, а как носитель определенного статуса, например «будущий юрист». Поэтому заинтересованность необязательно связана с «нужностью» именно самого ребенка, часто нужно то, что ребенок может дать, что в ребенке «я хочу видеть», безотносительно к его личности.Конечно, школа не может и, наверное, не должна доделывать то, что не сделано в семье. Но подросток, «ненужный» дома, может ощущать свою необходимость в классе. Это значит, что учителю необходимо выстраивать работу по созданию взаимозависимостей между учениками. Это требует изобретательности, но при успехе с лихвой вознаграждается. Превратив класс из группы собравшихся ради учебы людей в систему реальной взаимопомощи, мы лишим националистические группировки важного козыря. Ведь, чтобы войти в них, подростку нужно будет лишиться уже имеющихся у него социальных связей, а на это пойдет не каждый.Вдвойне важно, если подросток с риском попадания к националистам будет ощущать, что он нужен своему учителю. Это трудно, сделать так, чтобы нам действительно стали нужны трудные дети, нельзя без серьезной внутренней работы, но это будет залогом того, что, встретив взрослого участника националистической  группировки, демонстрирующего заинтересованность в нем, подросток задумается над тем, стоит ли ему менять «синицу в руках» на «журавля в небе».Активная внутришкольная социальная работаОдин из московских скинхедов так описывает свои переживания, связанные с участием в скин-движении: «Я испытываю чувства, что я не овощ, и пытаюсь хоть что-то сделать. …Чувство осознания борьбы, чувство осознания, что ты настоящий, а не тень».Для очень многих адептов агрессивного национализма их жизнь только с вхождением в националистические группировки начинает приобретать какой-то смысл. Безусловно, тут сложно сформулировать какие-то четкие педагогические рекомендации. Вложить в детей какой-то смысл до конца не получалось и в советские времена, когда на задачу передачи очень конкретных жизненных смыслов работала вся государственная машина.В разговорах о сегодняшнем времени часто упоминают о размывании, девальвации ценностей, особенно у молодежи. С позиций этнопсихологии это не совсем верно. Ценности как таковые – регуляторы социального взаимодействия, они существуют всегда в человеческой общности. И в современной молодежной среде ценностей не меньше, чем 50 лет назад, а, скорее всего, даже больше по причине их разноплановости. Однако эти ценности оказываются слабо привязаны к глобальным жизненным смыслам, оказывается, что молодой человек в общем неплохо ориентируется в ценностях, например знает, что круто ходить на дискотеку, но не ощущает ответа на вопрос «зачем». Да, часто этот вопрос и не задается (впрочем, мы, взрослые, чаще, чем молодые, готовы бежать от этого вопроса как можно дальше). Но когда подросток попадает, к примеру, к скинхедам, то ощущение, что ответ-то, оказывается, есть, наполняет его энергией и дает такой ресурс, от которого отказаться очень трудно. Значит, педагогу стоит разговаривать со своими учениками о том, как можно ответить на этот вопрос. Но, наверное, главное – это не конкретные ответы. Вспомним известного поэта и барда А.Галича: «Не бойтесь сумы, не бойтесь тюрьмы, не бойтесь мора и глада, а бойтесь единственно только того, кто скажет: «Я знаю, как надо». Видимо, самое важное, что может педагог по этому поводу донести до детей, – это уверенность в том, что простые и однозначные ответы о смысле чаще всего оборачиваются фальшивкой, но для этого он сам должен в это верить, чувствовать это, а также не бояться разговоров о смысле.Формирование позитивного ощущения своей этничности, укоренение этнонациональной идентификацииАгрессивные проявления национализма связаны не с позитивным переживанием своей национальной принадлежности, а, наоборот, с ощущением дискриминации. Достаточно начать читать любые пропагандистские националистические материалы, чтобы убедиться в этом. Самая главная тема в них всегда описание «ужасного» положения, в котором находится «наш народ». Так, к примеру, если по материалам сайтов, связанных с так называемым русским национализмом, составить сводный портрет русского человека, то получится совершенно ужасный, принципиально не способный к жизни персонаж, который живет-то до сих пор по некоей необъяснимой случайности. Крайне трудно на них найти, чем же все-таки славен русский народ, в чем богатство его истории и культуры.Конечно, жить с таким переживанием национальной идентичности трудно, образ врага, виновного во всех этих бедах, в таком случае лучшее лекарство. Значит, помочь сформировать позитивный образ своей этнонациональной группы – важная задача для педагога.Да, история и литература занимают большое место в школьной программе, но для молодого человека важно, чтобы это, во-первых, было связано с ним самим, понимать то, какое он имеет отношение к этим богатствам, какую это на него ответственность накладывает. Думаю, подросток, узнавший о том, как популярен по всему миру надоевший ему Лев Толстой, что именно по этим толстым книгам многие люди разных стран узнают о русском человеке, взглянет немного по-другому не только на самого писателя, но и на то, что это значит для него самого. Во-вторых, важно дать понять, что все это не исчезло, что это не «крали какие-то инородцы», а существует и развивается сейчас, что это «сейчас» не только может многое дать молодому человеку, но и существенным образом будет зависеть от него самого, от его действий. Таким образом, важно не только узнавать позитивное о своей национальной принадлежности, но и совершать реальные действия, укрепляющие этнонациональную группу, делающие человека достойным своей принадлежности.Это очень важное пространство для педагога. Если у него получится донести до учеников, что последствием переживания «я русский» могут быть не только действия по изгнанию с рынков представителей кавказской национальности, а, например, социальная работа в больнице или защита слабых, то мы лишаем возможности адептов агрессивного национализма сыграть на этом поле.Осознание межкультурного взаимовлияния и взаимозависимостиК сожалению, в культурологическом цикле современной российской школы (литература, история) вопрос взаимодействия культур решен двумя простыми путями. Один из них – представление о том, что культура целостная, никаким влияниям не подвержена. Соответственно можно все культуры, как в кухонном шкафу, разложить по баночкам «соль», «сахар», «перец», «крупы» и описывать без всякой связи друг с другом. Естественно, что с такой позиции решение вопроса о том, кто Н.Гоголь – русский или украинский писатель, будет только одно. Про каждую культуру рассказывается как про единое образование, которое можно достаточно четко описать, сказав, что это, к примеру, русское, а это – точно нет.Другой вариант, свойственный чаще истории, – описание борьбы. Пришел Ермак с казаками в Сибирь (русская культура), разбил Кучума (татарско-сибирская культура), покорил Югру (восточно-финно-угорская культура), и стали там жить русские. Про то, что русские в Сибири впитали в себя и татарскую, и финно-угорскую, и многие другие культуры, а потому «сибирский русский» – совсем не то, что «москвич», знает только самый пытливый школьник.Безусловно, для кардинального решения этой проблемы надо серьезно перестраивать содержание предметов и многое другое. Но, даже оставаясь в рамках традиционной схемы изложения материала, учителю ничего не мешает делать экскурсы в сторону взаимовлияния и взаимозависимости культур, о которых идет речь. Однако для этого сначала про взаимовлияния надо узнать педагогу, тогда четко расчерченное, как политическая карта мира, где каждая страна представлена одним цветом, представление о культурах начнет разрушаться, своя культура (с которой, безусловно, стоит и начинать) станет похожа на лоскутное одеяло, в котором бросается в глаза разнообразие красок, собранных с разных как культурных, так и исторических ареалов. Поняв, к примеру, какую роль в творчестве А.С.Пушкина сыграли английская, французская, итальянская, немецкая, кавказская и другие культуры, мы по-другому увидим и тех, кто сейчас является их носителем. Таким образом, учитель, а затем и ученики могут увидеть как различия, так и систему бесчисленных взаимосвязей, объединяющих весь мир, что, безусловно, хороший профилактический задел против агрессивного национализма.Все мы прекрасно понимаем, что любое хорошее начинание часто оказывается неуспешным по причине недостатка ресурсов в сочетании с их неграмотным распределением. Естественно, если учитель поставит себе как задачу – начать реализовывать все эти пункты вместе со своим классом, то времени для занятия предметной деятельностью у него практически не останется. Поэтому стоит более целенаправленно распределять имеющиеся у учителя возможности. С моей точки зрения, следует наибольшее внимание обратить на тех детей, у которых мы можем со значительной вероятностью предположить наличие психологической травмы.Безусловно, психологическая диагностика – не дело учителя, да и психолог не может четко и однозначно диагностировать в визуальном контакте психологическую травму. Однако стоит обращать внимание на поведенческие маркеры, со значительной степенью вероятности указывающие на ее наличие. Первый – резкое изменение в поведении ребенка, как в сторону деструкции (хулиганство), так и замкнутости. В любом случае это указывает на какую-то сложную личностную ситуацию.Второй маркер психологической травмы, связанной с тем, что случилось до нашего знакомства с ребенком, – его болезненная чувствительность к воздействиям со стороны. Это может быть как обидчивость, направленная на самого себя и предстающая в виде замкнутости, так и агрессивность. Но и обидчивость, и агрессивность здесь  будут выглядеть именно как реакции на что-то, а не как свойства, связанные с темпераментом. Это различение очень сложно и требует не одного года педагогической практики. Однако только посредством опыта и упражнений мы можем становиться успешными профессионалами.