Хорошая память важнее личного мнения
Проверяя первое домашнее сочинение в новом для меня одиннадцатом классе, я поставил “два” одному из учеников и сделал в конце замечание: “Все списано”. Пришла мама: “Неужели вы серьезно думаете, что ваши ученики сами пишут, когда всюду полно книг с готовыми сочинениями?” Да и сам я в последние три года все чаще вижу на партах своих учеников все эти “Двести пятьдесят золотых сочинений” и “Четыреста золотых страниц”.
Но дело не только и, если хотите, не столько в прямом списывании. Дело в самом типе работы, особенно и прежде всего экзаменационной. На основании экзаменов в трех своих классах в 1998 году, трех своих классах в 1999 году, на основании работы в медальной комиссии нашего округа, куда за эти же два года из 150 школ пришло около пятисот сочинений (естественно, я не прочитал все их), могу сказать, что на экзаменах большинство выпускников пишут, ориентируясь на домашние заготовки (не путать со шпаргалками в прямом смысле слова).
В 1998 году на выпускных экзаменах в школе была тема “Рецензия на книгу современного писателя”. На медальной комиссии я прочитал все сочинения на эту тему. Почти все они (напомню, что я говорю о работах, представленных на медальную комиссию) о книгах, написанных давно и так же давно вошедших в привычный круг школьного внеклассного чтения. “А зори здесь тихие…” Бориса Васильева (1969), “В августе сорок четвертого” Владимира Богомолова (1974), “Сотников” и “Знак беды” Василя Быкова (1970 и 1982), “Царь-рыба” и “Печальный детектив” Виктора Астафьева (1975 и 1985). Книг последнего десятилетия практически не было.
И вдруг из одной школы приходят четыре рецензии: Виктор Астафьев “Людочка”, Вячеслав Пьецух “Центрально-ермолаевская война”, Валерий Попов “Любовь тигра”, Саша Соколов “Тревожная куколка”. Необычность выбора поразила меня, я так бы и остался в счастливом неведении, если бы не ссылка в одном из сочинений на статью Виктора Ерофеева “Русские цветы зла”. В ту же минуту все стало понятно. Статья эта открывает одноименную книгу, сделанную Виктором Ерофеевым, и все рассказы взяты именно оттуда. Стало ясно, что учитель заранее распределил среди кандидатов на медаль все эти рассказы. Говорю это не с укором и не с упреком. Все мы вынуждены считаться с предложенными правилами игры.
В 1998 году в нашем округе каждый четвертый медалист выбрал тему, где был назван писатель, а формулировку нужно было дать свою. У нас в округе было три варианта таких тем: И.Бунин, М.Булгаков, М.Шолохов. Вот темы, которые предложили сами выпускники: “Философичность рассказов Бунина”, “Русская деревня в прозе Бунина”, “Поэзия и трагедия любви в рассказах Бунина”. Булгаков: “Стихия гражданской войны в “Белой гвардии”, “Мастер и Маргарита”: фантастичность и реальность в романе”, “Кто отвечает за добро и зло”. Тема совести в романе”. Шолохов: “Судьба казачества в романе “Тихий Дон”, “Человек в огне гражданской войны”, “Трагедия гражданской войны в романе “Тихий Дон”, “Великие перемены в деревне в романе “Поднятая целина”.
Нетрудно убедиться, что темы преобладают масштабные, глобальные, тянущие аж на докторскую диссертацию, что вполне соответствует традиции школьно-экзаменационных и вузовско-вступительных сочинений. Естественно, в основе всех этих сочинений лежали домашние наработки.
Так и должно быть при выборах ТАКИХ тем. В последнем издании школьного учебника о трагедии гражданской войны в романе “Тихий Дон” – 13 страниц книги большого формата. Так что же может написать своего на эту тему ученик на 10 страничках школьной тетради?
Но вот в 1999 году на экзаменах было предложено проанализировать любимое стихотворение. Казалось бы, это сочинение не могло не быть конкретным и предельно личным.
Читаю сочинение своего ученика: “Строчки стихотворения В.С.Высоцкого “Охота на волков” легли в основу одноименной песни. Первый раз я услышал эту песню в первом классе. Помню, отец поставил в проигрыватель пластинку, и я услышал… Этот ритм, этот голос и эти строки – все сразу завело меня. Я потом несколько раз ставил пластинку заново, пытался петь. Я еще долго сидел у себя в комнате и плакал. Так началась моя “болезнь” под названием “Охота на волков”. Приходя домой после школы, я всегда ставил пластинку и слушал песню. Конечно, слушая эту песню в детстве, я понимал ее по-другому, не так, как сейчас. Мне казалось, что это песня про то, как убивают беззащитных животных…”
Но такое сочинение было одно. Все остальные, выбравшие эту тему, шли по накатанной лыжне, гарантирующей хороший результат, писали о стихотворениях, детально разобранных в классе: о “Незнакомке” Блока, “Видели ль вы…” Есенина, о “Зимней ночи” Пастернака.
Похожей была ситуация и на медальной комиссии: несколько блистательных работ о своем любимом стихотворении и сочинения, в которых “любимыми” были “Пророк”, “К морю”, “Зимний вечер”, “Смерть поэта”, “Размышления у парадного подъезда”, “Разговор с фининспектором о поэзии”…
В большинстве сочинений поражала удивительная себябоязнь. А во многих школьных сочинениях медалистов поражала и безукоризненная белота черновиков, в которой не было и следа работы ищущей мысли: здесь работала только память.
И тут мы должны ответить на кардинальный вопрос: А ЧТО, СОБСТВЕННО, МЫ ХОТИМ УВИДЕТЬ НА ШКОЛЬНЫХ ЭКЗАМЕНАХ? ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ, ПУСТЬ САМОСТОЯТЕЛЬНОЕ, ЛИЧНО УСВОЕННОГО И ДАЖЕ ПРОДУМАННОГО И ПЕРЕЖИТОГО, НО ТОГО, ЧТО БЫЛО ДАНО УЧИТЕЛЕМ, ПОДГОТОВЛЕНО ДОМА, ИЛИ РЕШЕНИЕ НЕКОЙ ЗАДАЧИ, КОТОРУЮ НУЖНО ИМЕННО ЗДЕСЬ, НА ЭКЗАМЕНЕ, РЕШИТЬ?
Мне лично предпочтителен второй ответ. И все текущие сочинения я провожу именно по этой модели. Но, может быть, коль скоро мы говорим об экзаменах во всех школах, такого выбора вообще нет? Есть такой выбор. И именно экзамены 1998 и 1999 гг. в этом убеждают.
И в прошлом, и в этом году на экзаменах была предложена тема, которая требовала проанализировать эпизод из произведения и раскрыть его роль в этом произведении. Здесь само задание на корню убивало “общеговорение” о литературе. Тема требовала вчитываться, а не отчитываться в выученном и заранее подготовленном. Здесь тема ориентировала на первооснову художественного текста – деталь, слово.
Я не одно десятилетие занимался Достоевским. Я прочитал много книг и статей о “Преступлении и наказании”. У меня дома – почти все книги о Достоевском, изданные за три последних десятилетия. Я сам писал об изучении романа “Преступление и наказание” в школе, в том числе об уроке, посвященном анализу первого сна Раскольникова. Но вот читаю на медальной комиссии сочинения, посвященные анализу этого сна, и впервые обращаю внимание на то, что прошло мимо меня, но на что обратили внимание одиннадцатиклассники.
Убежден: на экзаменах по литературе (только ли по литературе?) следует проверять не то, что ученик выучил, а то, чему он научился. Кстати, именно такой подход снимет проблему неимоверной нагрузки и перегрузки. Когда я увидел два огромных тома, изданные “Дрофой” “1000 экзаменационных билетов и готовых ответов. 9-й класс”, “1450 экзаменационных билетов и готовых ответов. 11-й класс”, мне стало страшно. Не только потому, что готовые ответы стали для школы, учеников и их родителей самым главным (а эти книги и многочисленные подобные им издания отвечают потребности рынка, то есть времени и современной школы), стали главной целью обучения, но и прежде всего по другой причине. Боже! Сколько же должны выучивать на память наши ученики!
Думаю, нужно отказаться от шестичасового сочинения по литературе. Говорят, нигде в мире нет ничего похожего. Вполне достаточно четырех часов. Но что можно сделать за четыре часа? Проанализировать эпизод из произведения. В 2000 году, по информации Министерства образования, именно этой формы работы не будет на экзаменах. Вместо нее – сочинение по литературе древнерусской и XVIII века. Проанализировать стихотворение, которое названо в экзаменационном перечне тем, может быть, вообще не входит в школьную программу. Ответить на относительно узкий вопрос, но такой, который дает возможность проверить понимание самого главного. Скажем, такие темы: “Наполеон в жизни и судьбе Андрея Болконского” и “Тема счастья в рассказе Чехова “Крыжовник”. “Шариков: беда или вина профессора Преображенского?”
Наконец, последнее. Ко мне пришла мать одиннадцатиклассника и спросила: “Почему мой сын должен по литературе готовиться к двум совершенно разным экзаменам: в школе и вузе?”. Ее негодование мне понятно. При всех сбоях, ошибках, просчетах школьное экзаменационное сочинение постепенно, пусть и не всегда успешно, но все-таки очеловечивается. А при поступлении в вуз этого не наблюдается.
Пока этот разрыв существует, будет подпитываться в школьном преподавании установка на натаскивание, а не на постижение. И репетиторство при поступлении в вуз будет неизбежным.
Лев АЙЗЕРМАН,
школа # 303
Москва
Комментарии