Удивительно богата наша литература. Яркие личности, самобытный язык, неповторимость творческой манеры… Среди таких писателей – Константин Паустовский, лирический прозаик с романтическим отношением к жизни, людям и природе. Он родился ровно 120 лет назад.
По рождению Константин Георгиевич – коренной москвич, появился на свет ещё в позапрошлом веке, 19 (31) мая 1892 года. Известно, что проза жизни потихоньку, как правило, сводит на нет былые романтические грёзы в человеке, в том числе писателе. Но Паустовский остался «болен» ими надолго, а точнее на всю жизнь. А поскольку все мы родом из детства, то и корни творческих мечтаний попробуем разглядеть в том времени, когда Костя ещё жил в полноценной семье с отцом, Георгием Максимовичем, железнодорожным статистиком, тоже романтиком, не сидевшим на одном месте, в конце концов ушедшим из семьи, и строгой матерью, Марией Григорьевной, считавшей излишним быть мягкой с детьми. Остаётся добавить, что у отца Кости были казацкие корни, у матери – польские, а у бабушки – турецкие… И все они вместе дали жизнь прекрасному явлению в нашей культуре.
«Семья наша была большая и разнообразная, склонная к занятиям искусством, – вспоминал Паустовский. – В семье много пели, играли на рояле, благоговейно любили театр. До сих пор я хожу в театр, как на праздник… Учился я в Киеве, в классической гимназии. Нашему выпуску повезло: у нас были хорошие учителя так называемых «гуманитарных наук» – русской словесности, истории и психологии. Литературу мы знали и любили и, конечно, больше времени тратили на чтение книг, нежели на приготовление уроков». Однако и жизнь по-своему учила, упорно возвращала Костю от книг и мечтаний на землю, и, оставшись без отца, учась в шестом классе, он вынужден был зарабатывать сам – и на жизнь, и на дальнейшую учёбу. А поскольку учился он охотно, то и без больших проблем мог преуспевать на ниве репетиторства.
В молодости Паустовский попробовал себя в самых разных профессиях, что потом очень помогло ему как писателю. «В начале мировой войны я работал вожатым и кондуктором на московском трамвае, потом – санитаром на тыловом и полевом санитарных поездах. Осенью 1915 года я перешел с поезда в полевой санитарный отряд и прошел с ним длинный путь отступления от Люблина в Польше до городка Несвижа в Белоруссии. В отряде из попавшегося мне обрывка газеты я узнал, что в один и тот же день убиты на разных фронтах оба мои брата. Я вернулся к матери – она в то время жила в Москве, но долго высидеть на месте не смог и снова начал свою скитальческую жизнь», – писал Константин Георгиевич.
Ещё в гимназические годы он понял, что без серьёзного образования нельзя рассчитывать на успехи в будущей работе, да и жизни самой. Такая целеустремлённость привела в 1911 году Паустовского сначала в Киевский университет на естественно-исторический факультет, а затем учёба продолжилась в Московском университете на лекциях по юриспруденции. К этому же времени относятся и его первые литературные опыты.
Позднее, в самый разгар революции, он послал целую пачку своих стихов Ивану Алексеевичу Бунину, который уже хорошо знал, что большинство будущих писателей, особенно совсем молодых, начинает со стихов. И ответил Паустовскому открыткой: «Думается, Ваш удел, Ваша истинная поэзия – в прозе…» И это было большим везением, поскольку далеко не каждый начинающий автор во-время получает единственно верный совет от мэтра такого уровня. А спустя годы Иван Алексеевич, обычно острый на критическое слово, не раз восхищался рассказами Паустовского и с удовольствием читал их друзьям.
Вскоре Паустовским остро овладела «охота к перемене мест», но не потому, что он не удерживался на одном месте, как отец. Встречаясь в тех же, к примеру, трактирах с людьми, их разными судьбами, слушая рассказы о днях минувших и нынешних, Константин сделал для себя решительный вывод: чтобы много знать и видеть, надо много ездить. И правилу этому был верен всю жизнь. Почти все его книги в той или иной степени – итоги путешествий или поездок, в том числе командировок в годы, когда он немало работал как журналист – и во время строительства нового социалистического государства, и в Великую Отечественную как военный корреспондент.
Как многие идеалисты, Константин с энтузиазмом принял Октябрьскую революцию, охотно ездил по стране, сотрудничая с прессой, но всё чаще убеждался, что вместе со строительством нового общества всё явственней проявляются и другие вещи: огромный разрыв между тем, что говорилось на митингах, писалось в газетах, и тем, как жил народ на самом деле, какой неимоверной ценой доставались так называемые великие победы. И писатель, словно защищаясь от негатива, облекал рассказы о новых людях и их делах в лёгкий туман романтики, причём чаще всего совершенно искренно, так как сам верил, что добро в конце концов победит. Может быть, именно поэтому в начале тридцатых годов и властью, и критикой были благожелательно встречены повести «Кара – Бугаз» и «Колхида», а сам автор числился успешным и «правильным» писателем, избежав таким образом горькой участи многих товарищей по перу в те годы.
Но и тогда главной творческой задачей для него было постоянное совершенствование. Всё чаще его произведения стали называть поэзией в прозе. Большое значение он начинает придавать пейзажу, который в состоянии передать то редкое настроение, которое он называл «ощущением красоты и ожиданием встречи с нею».
«- Господи! – с отчаянием сказал художник. – Куда же вы смотрите? Вон видите – там лес совершенно темный, глухой; это на нем легла тень от тучи. А вон, подальше, на нем бледные желтые и зеленоватые пятна: это от приглушенного солнечного света из-за облаков. А вдали он весь в солнце. Видите? Весь как отлитый из красного золота. И весь сквозной. Своего рода золотая узорчатая стена. Или вроде как протянули по горизонту плат, что вышили мастерицы в наших тихвинских золотильнях». («Искусство видеть мир»). И, хотя родился Паустовский в Москве, его духовной родиной стала Мещера.
Удивительно притягательный край лесов, озер и тихих речек раскинулся на стыке трех областей – Владимирской, Московской и Рязанской. «Самое большое, простое и бесхитростное счастье я нашёл в лесном Мещерском краю. Счастье близости к своей земле, сосредоточенности и внутренней свободы, любимых дум и напряженного труда. Средней России — и только ей — я обязан большинством написанных мною вещей», – признавался сам писатель.
Свою книгу «Золотая роза» автор предваряет замечательными словами Оноре Бальзака: «Всегда следует стремиться к прекрасному». Собственно, этот девиз Паустовский пронёс через всё творчество, каждой строчкой напоминая читателю, что жизнь может быть прекрасной, если не пройти мимо всего, что добрым светом отражается в душе, помогает достойно, с высоким смыслом жить. И первым в книге идёт рассказ «Драгоценная пыль», где парижский мусорщик Жан Шамет ту ювелирную пыль, которую собирал в мастерских, задумал превратить в золотую розу для молодой Сюзанны, чтобы принести ей большую радость, а, может, и счастье. И вот какие слова звучат в конце этого рассказа: «Мы, литераторы, извлекаем их десятилетиями, эти миллионы песчинок, собираем незаметно для самих себя, превращаем в сплав и потом выковываем из этого сплава свою «золотую розу» – повесть, роман или поэму».
В послевоенные годы Константин Георгиевич оставался верен себе, то есть много ездил и плодотворно работал как писатель. Он побывал в Болгарии, Чехословакии, Польше, Турции, Греции, Швеции, Италии, жил на острове Капри. Его книги тоже путешествовали, будучи переведены на многие европейские языки. Неслучайно в 1965 году он наряду с Михаилом Шолоховым был выдвинут на Нобелевскую премию. Вот что рассказывала по этому поводу Лидия Делекторская, спутница жизни Анри Матисса: «В момент выборов К.Г. был в Риме на конгрессе писателей. Приехала туда и я… В Риме накануне присуждения Нобелевской премии по литературе вся пресса и телевидение приготовились интервьюировать Паустовского… Лишь сам он был настроен скептически. С глазу на глаз он сказал мне: – Поймите, Лидия Николаевна, что «старики», – он имел в виду жюри Нобелевского комитета, – не смогут себе этого позволить. Сохраняя отношения с Союзом, второй раз подряд дать премию советскому писателю – не верноподданному – не посмеют». (Напомню, что в 1958 это был Пастернак. – В.К.)
Так и случилось. Хотя в Италии и Швеции уже были изданы в «нобелевской» серии однотомники Паустовского, премию дали классику Шолохову за его «творчество в целом».
Однако популярность Паустовского – не модная, как это привычно в наши дни, а истинная – была более чем весомой в Советском Союзе. Человечность, тепло и красота его писательского языка, глубина и образность повествования –непосредственно шли от сердца автора к сердцу читателя. Тронули они и Марлен Дитрих, которая приехала в СССР в 1963 году. На вопрос сопровождающего, что бы она хотела посмотреть в Москве, актриса ответила: «Я бы хотела увидеть советского писателя Константина Паустовского. Это моя мечта много лет!». Паустовского нашли в больнице – долго уговаривали, и почти против воли доставили на сцену Центрального дома литераторов, где выступала Дитрих. Через минуту к очень немолодому прозаику вышла она, упала перед ним на колени и, схватив его руку, начала её целовать, не скрывая слёз. «И весь большой зал беззвучно застонал и замер, как в параличе…» – вспоминал сценарист и режиссёр Олег Осетинский. Потом, когда все пришли в себя, она рассказала, что среди других прочитала в переводе рассказ Паустовского «Телеграмма». «С тех пор я чувствовала как бы некий долг – поцеловать руку писателя, который это написал. И вот – сбылось! Я счастлива, что успела это сделать»…
Таких благодарных читателей у Константина Паустовского оказалось немало. Неслучайно его похороны летом 1968 года приняли неожиданно массовый характер, как позднее проводы Шукшина или Высоцкого.
Фото с сайтов www.lit.1september.ru и www.diary.ru
Комментарии