Снежный мальчик. Зимняя сказка о горбушке, клубочке и дудочке

История эта началась в ту ночь, когда среброликая хозяйка неба покидала гостеприимное созвездие Весов и уже запрягала своих невидимых коней, чтобы тронуться в путь. Весы печалились, жалобно подрагивая всеми восемьюдесятью тремя звездами. Заждавшись знатную гостью, метался в своих покоях ненасытный Скорпион. А сама Луна, побледневшая и заметно одряхлевшая в последние дни, устало щурилась и тяжело вздыхала. И мечтала лишь о том, как уже совсем скоро окажется под защитой сурового друга Козерога, и время поворотится вспять. И тогда она начнет расти и шириться, расцветать, наливаясь призрачным светом. Чтобы однажды вновь воссиять, неповторимо и величаво, как и положено ей, королеве ночного свода. Темные зимние тучи набегали на ее изборожденное морщинами чело, туманили взор, и не было ей никакого дела до того, что в эти мгновения творится в подвластных ей земных пределах.

Он возвращался домой. Как водится, усталый и осунувшийся. Это для простых смертных Новый год – праздник, а для него – самая страда, труд тяжкий. И так из года в год, из века в век. Трещат от мороза северные корабельные сосны, хрустит снег под парадными, запылившимися на городских мостовых валенками. Растекаются по лесным тропинкам шорохи таинственные – в кого другого страх вселяют, а ему, лесному Деду, покой и утешение даруют. Это ведь он только с виду такой шумный да веселый, разухабистый не по летам, а на самом-то деле на душе уже давно кошки скребут. Тоскливо возвращаться в пустой дом, где никто не ждет. Вот его дальний родственник Санта Клаус живет в своей Лапландии и горя не знает: поработал в Рождество, покидал подарки в дымоходы – и домой, к жене под крылышко, в гущу большой семьи. А он, Дед Мороз, один как перст. Была внучка Снегурочка, и та в город подалась, поближе к цивилизации: ты, говорит, дед, несовременный, темный, прогрессу не ведаешь, кондиционер в избу да стиральную машину – и тех поставить не можешь. И сдался ей этот кондиционер, жили ведь без него как-то – и ладно. Вон старуха Вьюга придет пол мести, так никакого кондиционера не надобно. А стиральная машина – ну, что за блажь! Белка хвостом поведет и лучше всякой машины любые пятна и с шубы, и с рукавиц рабочих сводит. Много он ей, Снегурке, воли в детстве давал, потакал во всем, вот и вырастил на свою голову девчонку прогрессивную да неблагодарную. Эх, запустить бы маховик времени в обратную сторону, воротить былое, совсем бы другую воспитательную методу избрал бы.

От волнения Дед Мороз даже споткнулся, остановился, запыхавшись, и только тут понял, что, погрузившись в свои невеселые думы, свернул с пути и вновь вышел к большому тракту, который с недавних пор люди отчего-то стали называть невесть откуда взявшимся словом «трасса». И внезапно за гулом даже ночью не затихающей дороги различил загадочный звук – стон – не стон, плач – не плач. Близоруко щурясь, заозирался по сторонам – эх, ничего не разглядеть, луна-то нынче бледная, старая, подернутая тяжелыми, набухшими от снега тучами. Когда луна такая равнодушная, впору всяческим лиходействам приключаться. Никто не увидит, никто не спросит. Вот и сейчас, как пить дать, какая-нибудь тварь беззащитная – заяц или бельчонок – в недобрый капкан попала. Дед Мороз, неловко подоткнув полы тулупа, опустился на колени, прислушиваясь – звук шел будто снизу. Пошарил руками по снегу. И в следующий миг нащупал что-то мягкое и теплое. Пригляделся и ахнул: то был не заяц и не бельчонок. А младенец, дитя человеческое…

* * *

– Дед, а дед, ну расскажи еще раз, как ты меня когда-то в новогоднюю ночь в придорожном овраге нашел, – зеленые глаза цвета молодой еловой хвои умоляюще блеснули из-под соломенной челки. – А я тебе пока чаю с брусникой заварю, а то кашель у тебя никак не пройдет.

Дед Мороз лежал на широкой резной кровати, натянув одеяло до самого носа. Это ж надо такому случиться: вечером ему в путь отправляться, подарки детям разносить, а тут такая напасть! Впервые за многие века – простуда, удел простых смертных, да еще такая ядреная. Если б не Ванька, совсем бы туго пришлось. Но малец не подвел: по сугробам до старой Вьюги добежал, мешочки с пахучими травами да кореньями принес. Теперь вот заваривает, бормоча что-то себе под нос. Как самая настоящая мамка-нянька с ним, стариком, возится. И как он жил без него раньше? И какой великий чародей, силой и могуществом превосходящий его, Деда Мороза, свел их – царя лесного и погибающее дитя человеческое – пятнадцать лет назад в студеном январском лесу?

– Да я уж сотню раз тебе об том сказывал, – посмеиваясь в усы, крикнул Дед Мороз. – Шел я из города. Гляжу – ты лежишь. Вот и вся история!

– Дед, ну ты все пропустил, – Ваня появился в дверях спальни, осторожно, чтобы не расплескать, неся перед собой огромную глиняную кружку с дымящимся чаем. – Ты ведь не просто шел, а пробивался сквозь метель и лютую стужу. И меня ты не просто нашел, а отбил у стаи волков, вырвал из когтей хищных ястребов.

Дед Мороз поперхнулся горячим чаем и закашлялся, на этот раз просто от смущения: ну, что поделать, приукрашивать и домысливать, добавлять событиям остроты и красок – это, как сказала бы Снегурочка, у него «профессиональное», не на кого тут пенять. Не переучиваться же на старости лет!

– Ой, дед, тут Снегурочка записку прислала, – будто прочитав его мысли, всполошился Ваня. – Говорит, дескать, травы – оно, конечно, хорошо, но не современно. В городе все уже давно другими чудо-средствами лечатся. Вот, погляди, что прислала: «Аспирин-попса» – последнее достижение человеческих знахарей.

Дед Мороз снова захлебнулся – на этот раз от возмущения.

– Ишь чего выдумала, негодная! А ну-ка брось эту скверну! Да не в печку, малохольный, задохнемся ведь от яду аспиринного, тьфу ты, аспидного. В угол брось – Вьюга выметет. И руки не забудь снегом омыть и очищающее заклинание над ними прочитать, а Снегурке так и передай: коли решила меня извести, пусть иной способ ищет, а людскими глупостями меня не пичкает. Так, что она там еще пишет?

– Пишет, что раз тебе нездоровится, то и в дорогу отправляться нельзя, – Ваня покосился на деда и, ожидая неминуемой бури, тяжело вздохнул. Ждать, как водится, пришлось недолго.

– Что-о-о? Эта пигалица еще меня учить будет? Меня, Деда Мороза? Меня, великого лесного царя Малой, Белой и прочей Руси? – старик в изнеможении откинулся на подушку, перевел дыхание и уже куда спокойнее, но не без театрального сарказма, поинтересовался, – а что она, собственно, предлагает? Кто детям подарки понесет? Может, она сама? Или из-за какой-то пустячной хвори старого дурака дети должны под Новый год остаться без кукол, книжек, конфет и хлопушек?

– Да нет же, дедушка, ты все не так понял, – виновато глядя на него сверху вниз, прошептал Ваня. – Вместо тебя я пойду. Я ведь уже взрослый. Справлюсь. Ты не бойся…

И тут Дед Мороз произнес длинную, торжественную и прочувствованную речь. В ней, в частности, говорилось о том, что Иван еще молод и неопытен, частушек, поговорок, шуток-прибауток, игр и песен знает недостаточно, и нет у него охранной грамоты, говоря Снегуркиным языком – «лицензии». А потому к детям его пускать нельзя. И вообще, если он, Ваня, мыслит это развлечением, то сильно заблуждается: общение с детьми – это труд и ответственность. И, кроме того, не для того он, Дед Мороз, все эти годы холил его и лелеял, ночей не спал, всего себя отдавал, чтобы теперь вот так просто отпустить на все четыре стороны.

– И вот оно тебе мое последнее отеческое слово: нет, нет и еще раз нет. Иди лучше с домовым крестословицу поразгадывай, а я вздремну часок и буду в путь собираться, – и уже через мгновение избу сотряс могучий храп, преисполненный чувства выполненного долга.

Стоило Деду Морозу заснуть, Ваня, сам еще не понимая, что творит, стрелой бросился в чулан. Там хранился заветный мешок с детскими подарками, в шкафу висела парадная парчовая шуба, бережно присыпанная от моли сушеной лавандой, а в углу стояли расшитые валенки, которые дед надевал только раз в году. Шуба, правда, оказалась коротковата да в плечах узковата: уж на что Дед Мороз был высок и плечист, а Ваня перерос его аж на целую голову. Загвоздка вышла и с бородой. Своя щетина у Вани уже наметилась, чем он, кстати, гордился необычайно, но на полноценную бороду эта растительность пока еще, конечно же, не тянула. Помощь пришла, откуда не ждали: Домовой, мужичонка вздорный и в другое время, в общем-то, абсолютно никчемный, внезапно проявил чудеса изобретательности и притащил откуда-то целый ком новенькой пакли. Когда Ваня уже стоял на пороге, готовый шагнуть в метель, Домовой вдруг всплеснул руками, стукнул себя по морщинистому, как дубовая кора, лбу, кинулся в подпол, а через мгновение вернулся, держа в руках посеревший от времени холщовый мешочек.

– Ох, горе-горе, старость – не радость, склероз – красный нос, чуть о главном-то не забыл: в этом мешочке – вся дедова сила, все его волшебство. Без него ты до города не доберешься и обратно не воротишься. Вот ржаная горбушка… Ты не гляди, что сухая да черствая – от нее сколько не отъешь, меньше не станет. А, значит, и ты всегда сыт будешь! Еще клубочек: заблудишься – брось на землю, он тебя в нужную сторону и выведет. И, наконец, главное сокровище – тростниковая дудочка: кто на ней играет, от того беды и печали прочь бегут, а все вокруг радуются и веселятся. Только смотри – береги сокровища как зеницу ока. Потеряешь – худо будет. Исчезнет новогодняя сказка, а Дед Мороз уже никогда и никому не сможет подарить ни одного подарка. Помни об этом, Ваня…

Как только дверь за Иваном захлопнулась, заскрипела притворенная калитка и стихли шаги, из спальни Деда Мороза раздался громкий шепот:

– Ну что, старый, проводил?

– Проводил, дедушка, проводил!

– Все сделал, как я велел?

– Все в точности исполнил…

– Мешочек заветный вручил?

– Вручил, дедушка, вручил.

– Ну что ж, значит, так тому и быть…

Ваня шагал сквозь стремительно темнеющий лес, стараясь не думать о том, что натворил. Деда обманул – что может быть хуже? Но не век же ему на печи сидеть! И что бы там дедушка не говорил, не для того он спасал его когда-то из стылого оврага, чтобы потом к ограде, как цепного пса, приковать. Поднял глаза к небу: в верхушках сосен серебрилась полная луна, роскошная, как древняя княжна, какую видел на картинке в одной из дедовых книжек. Казалось, луна улыбается ему и благосклонно кивает: иди мальчик, не бойся…

У ворот города мы с вами оставим Ваню. Ненадолго. На время. Только чтобы не смущать. Пусть делает свои первые, «профессиональные», как сказала бы вездесущая Снегурочка, шаги сам, не стесняясь посторонних глаз. Ну, зачем, скажите на милость, нам знать, что в первом же доме, куда он понес свои дары, пятилетняя Саша в порыве нежной страсти оторвала ему лже-бороду? А живущая этажом выше трехлетняя Аня вежливо предложила ему переобуться в тапочки? А потом он не смог отгадать загадку, которую загадал ему шестилетний Гоша. А семилетняя Света, важно надув губы, заявила, что никакой он не Дед Мороз, а переодетый сосед дядя Витя. Потому что Дедов Морозов не бывает вовсе, их взрослые выдумали, чтобы заставлять детей целый год руки мыть и уроки учить. Так вот, разве все это так уж важно? Главное, наш Иван ничего не перепутал и вручил детям как раз те подарки, о которых они и мечтали. Саше и Ане – куклу, а Гоше и Свете – сборник логических задач для самых маленьких. А еще конфеты в золотой фольге, желтобокие мандарины и разноцветные бенгальские огни. Итак, оставим же его, чтобы вновь присоединиться уже в тот момент, когда с двенадцатым ударом городских часов усталый и счастливый, он двинулся в обратный путь. По пустынной улице шел, приплясывая, размахивал опустевшим мешком, предвкушая, как будет рассказывать деду о своих подвигах. И как дед его непременно похвалит. И простит. А ворчать не будет вовсе. И старая Вьюга ласково погладит по голове. А Домовой – мужичонка вздорный, но, в общем-то, неплохой – крепко пожмет ему руку. И тут мечты его пустились в пляс: дед непременно помирится со Снегурочкой, и она начнет им не только записки со снегирями посылать, но и сама вновь станет наведываться. И они все вместе будут праздновать его боевое крещение – пить чай с клюквой и медовыми пряниками. При мысли о медовых пряниках Ваня вспомнил, что с утра ничего не ел. Полез за пазуху, достал оттуда волшебную горбушку, отломил кусочек – хлеб оказался горячим и ароматным, будто старая Вьюга его только из печи вынула. Хлеб таял во рту, разливая по телу силу невиданную. И в этот самый миг Ваня услышал… стон – не стон, плач – не плач. Радужные мечты вспыхнули в последний раз и мгновенно потухли, осыпавшись на тротуар белесыми снежными хлопьями. Ваня резко обернулся и в нескольких шагах от себя, под стеной одного из домов, скорее почувствовал, чем различил в сгустке темноты крохотную сгорбленную фигурку. Девочка лет восьми сидела на корточках и, тихо поскуливая, дышала на свои окоченевшие, побелевшие от холода пальцы.

– Привет, – Ваня опустился рядом с ней на снег. – С Новым годом! А почему ты одна? Где твои мама и папа?

Девочка ничего не ответила и только заплакала пуще прежнего.

– А я Дед Мороз, правда, подарки у меня уже кончились, но я могу тебе что-нибудь спеть. Или загадку загадать, – выдавить из себя что-нибудь поумнее он в этот момент просто не смог.

– Ну, так спой, – вдруг прошептала девочка. И наконец-то посмотрела на него. – Мне ведь никогда никто не поет.

И, доверчиво положив голову на плечо Деду Морозу, грея озябшие пальцы в его пушистых рукавицах, она рассказала ему всю свою немудреную жизнь. Рассказала сбивчиво, глотая слова вперемешку со слезами, так что половины он все равно не расслышал. Понял лишь, что у девочки есть мама и папа, но они все время ссорятся. И тогда забывают ее, девочку, покормить. А так как ссорятся они беспрестанно, то и об ужине вспоминают редко. Вот и сегодня, несмотря на праздник, они опять поссорились. Поссорились так отчаянно, что мама даже не стала накрывать на стол. Что уж там говорить про подарки – о них родители даже не вспомнили. И девочка, чтобы не слышать их криков, ушла из дому. Шла, шла, а вот теперь заблудилась. И как ей вернуться обратно, она не знает. И если Дедушка Мороз не поможет – не вернет ее домой, а главное – не помирит маму и папу, то она останется здесь, на этой улице навсегда. И превратится в ледяную девочку. И ее будут показывать в парке аттракционов за деньги. И, может, хоть тогда мама и папа поймут, что они натворили. И перестанут наконец-то кричать друг на друга.

И тогда Ваня вновь достал из-за пазухи заветный холщовый мешочек. И, не раздумывая, подарил его девочке. Он подарил ей волшебную горбушку хлеба, которую можно есть всю жизнь, да так и не съесть. Он подарил ей волшебный клубок, чтобы она смогла вернуться домой. И, наконец, он подарил ей волшебную дудочку, заслышав которую, люди начинают петь, танцевать, смеяться и веселиться. Чтобы она сама помирила своих маму и папу… Потому что так не должно быть, чтобы у одних – новогодняя сказка и фейерверки, а у других – ну совсем-совсем ничего. И даже хуже, чем совсем ничего! И если теперь настоящий Дед Мороз спросит с него за пропавший мешочек, в котором вся его сила, что ж – он готов ответить. Ваня поднял глаза к небу: красавица-луна глядела на него задумчиво и вопросительно.

– Да, ты все правильно поняла, – крикнул он во весь голос. – И знай, если бы мне вдруг предложили перерешать эту крестословицу, я бы вновь решил ее точно так же!

Ему показалось, или луна ему действительно подмигнула?..

Он вернулся домой под утро, когда небо уже подрумянил нежный рассвет. Дед стоял у калитки и курил трубку, присланную ему из Лапландии дальним родственником Санта Клаусом.

– Ну как, все в порядке? – только и спросил он.

Ваня остановился рядом и молча кивнул.

– Я в тебе не сомневался, – Дед Мороз добродушно похлопал его по плечу. – Ты же мой внук, ты не мог не справиться. Спасибо, что подарил мне этот первый в моей жизни новогодний выходной.

Развернулся и медленно, как ни в чем ни бывало, пошел к крыльцу.

– Дед, постой, я… это… ну, в общем… горбушка, клубок и дудочка… у меня их больше нет.

– Я знаю, – старик повернулся и вдруг весело рассмеялся. – Потому и говорю, что не сомневался в тебе. Ты – настоящий волшебник, уж поверь мне… И настоящий Дед Мороз, которому, что бы ни случилось, никогда и в голову не придет сокрушаться о своих дарах. Даже если они у него – последние. И самому нужны… И, между нами, не принимай близко к сердцу все, что говорит тебе наш Домовой. Сам знаешь: у него ведь этот… ну… как его… забыл… ах да – авитаминоз, то есть, я хотел сказать – склероз. Если хочешь знать, у меня этих горбушек, клубочков и дудочек – целый сундук…