Снеговик, Гамалей и девочка Илонка

Странный все-таки народ эти взрослые. Думают, если уложили в кровать, пожелали спокойной ночи и потушили свет, значит, все – ребенок спит, будто из него, как из электрического фонарика, вынули батарейку. Ваня сбросил одеяло на пол, резко сел в кровати и прислушался. Из гостиной доносились голоса, веселый смех и звон посуды: мама, папа и их гости встречали Новый год. С одной стороны, конечно, жаловаться не на что. Может быть, впервые в жизни и ему на этот раз позволили вместе со всеми задержаться до полуночи за праздничным столом. Позволили чокаться яблочным соком, слушать таинственный бой часов и кричать «ура!», глазея в ночное небо, поминутно светлеющее от нестерпимо яркого разноцветного салюта. И даже не слишком торопили, когда он, усевшись по-турецки под елкой и дрожа от сладкого предвкушения, распутывал тонкие тесемки на тщательно упакованных мамой свертках. Конечно, перед этим, как всегда, пришлось отвечать на дурацкие вопросы: хорошо ли он вел себя в уходящем году, слушался ли родителей и всегда ли мыл руки перед едой, шею перед сном и уши перед походом в гости. Как будто взрослые сами всегда ведут себя хорошо и никогда не забывают помыть уши… Но ради игрушечной железной дороги, по которой отныне с ветерком будут сновать туда-сюда маленькие золотистые вагончики, ради нового конструктора – Ваня точно знал, что все эти сокровища ждут его под елкой, – можно и не такое стерпеть.

Всем маленьким мальчикам посвящается

– Ну-ка, малыш, покажи, что тебе Дед Мороз приготовил, – папа потрепал его по макушке и, устроившись рядышком, принялся вместе с ним распаковывать подарки.

– Папа, я ведь уже не маленький. Никакого Деда Мороза нет, зачем ты меня обманываешь? А железную дорогу вы с мамой мне сами купили, – в конце концов, он уже действительно совсем взрослый, скоро в школу, а ему все продолжают сказки рассказывать. Обидно!

Папа сделал вид, что пропустил эти слова мимо ушей, но по всему было видно, что он отчего-то расстроился.

– Ну, раз ты такой взрослый, значит, сам понимаешь, что тебе давно уже пора спать.

Вот и все, двери в сказку захлопнулись. Они там сейчас наверняка уже едят мороженое, а он сидит тут в темноте, один-одинешенек, всеми позабытый. Вот если бы вовремя догадаться захватить с собой новую железную дорогу, сейчас было бы чем заняться. Но нет, она так и осталась лежать под елкой, такая же одинокая, как и ее новый хозяин. Ваня тяжело вздохнул и спустил босые ноги на пол. И зачем он только сказал папе, что больше не верит в Деда Мороза? Просто подумал, что раз папа настоящий друг, ему можно все говорить. Друзей у Вани было совсем немного, поэтому он умел их ценить и старался без крайней нужды не огорчать. С папой, например, Ваню связывала крепкая мужская дружба. Ее омрачало лишь то, что папа очень рано уходил на работу и всегда очень поздно возвращался. Другом, правда, вечно занятым другом, была и мама. Ее тоже почти никогда не было дома, няня Галя объясняла, что мама «опять уехала в командировку». Ваня как ни пытался, никак не мог понять, что это за место такое, «командировка», где находится и чем уж так замечательно, что маму оттуда калачом не выманишь. Может, там всем желающим бесплатно раздают шоколад? Тогда понятно, почему мама ни разу не взяла его с собой: у него ведь «аллергия». Еще одно таинственное слово, значения которого он за все свои пять лет так и не понял. Если же мама по какой-то удивительной случайности оказывалась дома, у нее все равно почти никогда не было времени. Целыми днями она сидела у компьютера, громко тарабанила по кнопкам, а стоило Ване приблизиться к ней хоть на десять шагов, тут же начинала отчаянно причитать: «Сынок, миленький, мне надо срочно-срочно доделать одно маленькое дельце. Если я не успею, дядя-начальник будет меня сильно-сильно ругать и поставит в угол». Ваня маму страшно жалел, потому что в глубине души подозревал, что сердитый дядя-начальник – это и есть тот самый ужасный Гамалей, который, по рассказам Гали, живет в их темном подвале и носит в своем огромном грязном мешке непослушных детей. Ваня сам, конечно, Гамалея никогда не видел, но в самых смелых своих мечтах представлял иногда, что однажды вырастет, изловит Гамалея и отомстит ему за все его, Гамалеевы, злодеяния: будет кормить исключительно овсяной кашей без соли, а когда разбойник попросит пощады и кусочек шоколада, он громко рассмеется ему в лицо: «Тебе нельзя, у тебя АЛЛЕРГИЯ!»

Стараясь ступать как можно тише – кто этих взрослых разберет, может, они и вправду заняты поеданием мороженого, а может, лишь делают вид, а на самом деле только и ждут, как бы поймать какого-нибудь маленького мальчика прямо на месте преступления, – Ваня подошел к окну. Вдалеке продолжал греметь салют, но в их дворе, освещенном одиноким фонарем, было тихо и безлюдно. Ведь нельзя же считать за компанию притулившегося под их окном снеговика, которого они с Галей сегодня утром сами же и слепили. При мысли о Гале на душе как-то сразу потеплело – вот уж кто-кто, а она ему действительно настоящий друг. У нее не было никаких начальников, она никогда никуда не торопилась и ни разу в жизни на него даже не прикрикнула. Только с ней можно было часами пропадать на улице и знакомиться со всеми окрестными собаками. Если бы не Галя, ему так никогда и не удалось бы прокатиться в кабине самого настоящего огромного, рычащего, как людоед, мусоровоза. Она о чем-то пошепталась с водителем и через пару мгновений уже радостно махала Ване откуда-то снизу, а он ехал в машине своей мечты, чуть не лопаясь от гордости и восторга. Галя, не заставляя себя долго упрашивать, пекла расчудесные душистые янтарно-желтые блины. Они таяли во рту, растекались горячим маслом по пальцам, и жизнь становилась такой же теплой и душистой. Конечно, свои недостатки были и у Гали. За много лет она, к примеру, так и не поняла, чем «Вольво» отличается от «Жигулей», и не научилась включать видеомагнитофон. Каждый раз, решив посмотреть историю про Карлсона или кота Леопольда, Ване приходилось заново объяснять ей, куда приладить кассету и на какие кнопки при этом нажимать. Девчонка, что с нее возьмешь, даже сердиться глупо… А вот снеговиков она лепила просто замечательно. Вон какой красавец стоит – глазки-пуговки, ручки-веточки. Ой! Ваня протер глаза и что есть силы прижался носом к стеклу. Ему показалось, или снеговик и вправду пошевелился?

– Ваня, открой окно, у меня важные новости, – Снеговик не просто шевелился, он размахивал руками и даже пританцовывал на месте.

– Мне нельзя, я простудюсь, то есть простужусь, – от неожиданности и волнения Ванин низкий вполне мальчиковый голос внезапно превратился в тонкий девчоночий писк.

– Не простудишься, открывай быстрее, времени нет. – Снеговик нетерпеливо топнул маленькой белой ножкой, сжался в комок и в следующую секунду мягко спружинил прямо на подоконник. – Вот уж никогда бы не подумал, что ты такой неженка, не понимаю, почему Дед Мороз меня именно к тебе за помощью отрядил?!

– Никакого Деда Мороза нет, его взрослые придумали, чтобы детей обманывать, – прошептал Ваня.

– Да ну, а кто же тебе конструктор и железную дорогу подарил, интересно мне знать? Баба Яга, может быть? – насмешливо прищурился Снеговик. – Или ты мне сейчас скажешь, что Гамалея и девочки Илонки, по-твоему, тоже нет?

Девочка Илонка, к сожалению, была. Ее Ваня боялся даже больше, чем Гамалея. Давным-давно крестная Таня по секрету рассказала, что если он будет шалить и безобразничать, то обязательно превратится в капризную и очень противную девочку Илонку, которая только и делает, что ноет и канючит.

– Каждый раз, когда ты начинаешь хныкать, – шептала Таня, – я вижу на твоем плече безобразную девочку Илонку с двумя тонкими крысиными косичками. А сам ты начинаешь уменьшаться, и твое лицо медленно превращается в ее лицо. И однажды ты уже не сможешь стать прежним Ваней, а так и останешься навсегда страшной и всеми нелюбимой девочкой Илонкой.

– И-и-илонка есть, – заикаясь, пробормотал Ваня.

– Вот видишь, кстати, пора переходить к делу, – Снеговик по-хозяйски уселся в Ванино деревянное креслице, важно поправил пластмассовое ведерко, заменяющее ему шляпу и, откашлявшись, поведал совершенно невозможную историю.

Его действительно прислал к Ване самый главный Дед Мороз, у которого Гамалей и девочка Илонка по традиции перед самым Новым годом похитили мешок с подарками для детей Бразилии, Аргентины, Мексики и Перу. Ведь там Новый год наступает на восемь часов позже, чем у нас, а значит, южноамериканские Деды Морозы еще не успели забрать с общего дедморозовского склада заказанные их подопечными книжки, игрушки и конфеты. Так было и год, и сто лет назад, но каждый раз находился храбрый маленький мальчик, которому удавалось победить злодеев и вызволить подарки. На этот раз выбор коллегии Дедов Морозов пал на Ваню.

– Ты победил в тайном голосовании! – Снеговик многозначительно помахал перед Ваниным носом пальцем-веточкой. – Представляешь? Ты обошел самого Гарри Поттера и Эмиля из Ленниберги!

– В чем победил? Я такой игры что-то не припомню. Гарри Поттера знаю, Эмиля из Ленниберги знаю, прятки знаю, футбол знаю, но вот в голосование не играл никогда. А сложно в него играть?

– Ну непросто, конечно, – с каждой секундой голос Снеговика становился все торжественнее.

– Коллегия учла, что ты смелый, добрый, знаешь все буквы, даже мягкий и твердый знаки, строишь кормушки для птиц и всегда ко всем праздникам учишь с Галей стихи. Именно поэтому на этот раз сражаться с Гамалеем и девочкой Илонкой будешь ты!

– Только не с Илонкой, – взвизгнул Ваня, но было поздно.

Окно со звоном распахнулось, ночник над кроватью, жалобно моргнув, погас, и в наступившей темноте в комнату стремительно ворвался ледяной снежный вихрь. Ваня в ужасе зажмурился, а когда открыл глаза, то в ровном свете вновь вспыхнувшей лампы увидел ИХ: бородатого Гамалея в красном платке и черной пиратской повязке на глазу и крошечную препротивную девчонку с тоненькими крысиными косичками. Точно такую, как в рассказах Тани. Илонка сидела у Гамалея на плече и болтала ножками в рваных колготках.

– Вы мамин начальник? – ничего умнее Ваня в этот момент просто не мог придумать. Больше всего на свете ему хотелось разрыдаться и броситься вон. Хотелось оказаться сейчас рядом с мамой, уткнуться лицом ей в колени. Пусть она сама сражается с Гамалеем, он, Ваня, маленький, ему не справиться. Но, во-первых, в гостиной внезапно наступила подозрительная тишина, как будто в тот момент, как в их доме появился Гамалей, мама, папа и их гости благоразумно решили покончить с мороженым и исчезнуть в неизвестном направлении. Во-вторых, даже если ему и удастся добраться до мамы, она наверняка напомнит, что он рыцарь Айвенго, а значит, со своими проблемами должен разбираться сам. Кто такой рыцарь Айвенго Ваня тоже не знал, но подозревал, что это человек, который точно не тревожит свою маму по всяким мелочам и уж, конечно же, не зарывается лицом ей в колени при малейшей опасности. И наконец, в-третьих, маму нельзя звать уже хотя бы потому, что не ей коллегия Дедов Морозов поручила сразиться с Гамалеем.

Пока все эти мысли, толкая и распихивая друг друга локтями, теснились в Ваниной голове, Гамалей и его спутница уже успели весьма бесцеремонно заглянуть во все шкафы, скинуть на пол все игрушки и, подняв крышку на пианино, беспорядочно побарабанить по клавишам.

– Может, пусть он сыграет нам «Собачий вальс»? – пропищала Илонка, тыча пальцем в Ванину сторону.

– Нет, это слишком просто, очень дешево ты ценишь подарки для детей Бразилии, Аргентины, Мексики и Перу, – пробасил Гамалей. – Мы ему сейчас задание посложнее придумаем.

– Фугу Баха? – с сомнением поинтересовалась Илонка.

– Не ругайся, – одернул ее Гамалей, – ты тут в конце концов с официальным визитом. Оставь свои штучки хоть на время.

И, повернувшись наконец к Ване, Гамалей продолжил уже совсем другим, сладко-официальным тоном:

– Молодой человек, полагаю тебе известно, зачем мы здесь, а этот многоуважаемый посланец, – кивок в сторону Снеговика, – уже передал тебе все наши условия. Я не мамин начальник, я страшный Гамалей, а это моя внучка – девочка Илонка. Но сегодня мы внезапно подобрели, поэтому в обмен на подарки для детей Бразилии, Аргентины, Мексики и Перу требуем всего-ничего: ты отдашь нам свою новую железную дорогу и золотистые вагончики, что лежат сейчас под елкой в соседней комнате. Но чтобы ты не подумал, что мы бессердечные злодеи, предложим тебе другой вариант: дорогу можешь оставить себе, нам же отдай своего щенка Рычарду, которого тебе давным-давно подарили на день рождения. Ну посмотри, какой он уже потертый, истрепанный, некрасивый. Ты каждую ночь берешь его с собой в постель и обнимаешь до утра – и шерсть его свалялась. Когда тебе грустно, ты целуешь его и вытираешь об него свои слезы – и он полинял. Он дорог тебе, он твой друг, но это ужасно – сердце настоящего мужчины должно быть каменным, в нем не может быть места ни друзьям, ни привязанностям, ни состраданию. Отдай нам Рычарду, и мы оставим тебе железную дорогу, ты ведь так долго мечтал о ней. Ты думаешь, это предательство? Ничего подобного – это коммерческая выгода. Это бизнес, если ты вообще понимаешь, о чем я.

Никогда в жизни Ваня не чувствовал такой безысходности. Отдать Рычарду, своего четвертого лучшего друга, – это ведь то же самое, что навсегда проститься с мамой, папой или Галей. Это невозможно. Но железная дорога… Он так ждал ее, что теперь просто не мог найти в себе силы выпустить мечту из рук. А может, сдаться? Признать свое поражение. Ничего не случится с детьми Бразилии, Аргентины, Мексики и Перу, переживут один праздник и без подарков. Нет, таинственный рыцарь Айвенго так никогда бы не поступил, он бы что-нибудь придумал, да и в коллегии Дедов Морозов его вряд ли за такое решение погладят по головке. Он почувствовал, как что-то мокрое и холодное ткнулось ему в ладонь: Рычарда, пытаясь встать на свои мягкие разъезжающиеся игрушечные лапы, жалобно скулил, прося защиты. За последний час Ваня уже насмотрелся и не таких чудес, поэтому оживший Рычарда его вовсе не удивил. Как же его спасти, такого беззащитного, такого родного?

– Стихи, прочитай им какие-нибудь стихи, – Снеговик, о котором все уже успели позабыть, вдруг схватил какую-то книжку и принялся размахивать ею, как полководец, ведущий свое войско в бой, размахивает саблей.

– Эй, ты, температура минус тридцать шесть и шесть, жертва бракованного холодильника, а ну-ка закрой рот, пока жив, – тут же растеряв всю свою светскую любезность, зарычал Гамалей.

– Они этого просто не выносят, – не обращая внимания на угрозы, продолжал выкрикивать мужественный Снеговик.

Чтобы нейтрализовать врага, девочка Илонка спикировала Снеговику прямо на шляпу, ведро съехало храбрецу на лицо и закрыло ему рот. Но Ваня уже знал, что надо делать.

– Вот моя деревня, вот мой дом родной, – надрывая горло, начал выкрикивать он. – Вот качусь я в санках по горе крутой.

С каждой строчкой ужас отступал: главное – сосредоточиться, главное – не забыть, что же там с этими санками случилось дальше. Как он не хотел когда-то учить это стихотворение, как ссорился с Галей, как отлынивал и прятался под стол, только чтобы не учить. И как это знание спасает его теперь.

– Прекрати читать, немедленно остановись, – взвыл Гамалей и схватился за голову, корчась будто от невыносимой боли. – Забирай свою железную дорогу, оставь себе этого облезлого Рычарду, я верну детям Бразилии, Аргентины, Мексики и Перу их подарки, только прекрати эту пытку. Я ненавижу стихи, меня замучили ими в детстве, не мучь меня хоть ты.

Девочка Илонка, будто вторя ему, громко визжала и крутилась по полу маленьким злым волчком, пытаясь вцепиться Ване в босую пятку.

– Вот свернули санки, и я на бок – хлоп, – не унимался Ваня, чувствуя, что победа близка, – кубарем качуся под гору в сугроб, – будешь знать, как воровать у детей подарки!

– Я больше не буду-у-у, – прорыдал Гамалей и в следующую секунду со свистом вылетел в окно. Девочка Илонка, на прощание погрозив Ване кулаком, кинулась следом.

Безоговорочная победа! Вот только, что это? Посреди опустевшего поля боя лежал бездыханный Снеговик. Шляпа-ведро откатилась в угол, глазки-пуговицы закрыты, ручки-веточки безвольно повисли. Рядом с ним, пытаясь лизнуть его в помертвевший лоб, тихонько поскуливал только что спасенный Рычарда.

– Снеговичок, миленький, я сейчас, подожди, я помогу тебе, – Ваня хотел подойти, послушать, бьется ли снежное сердце, позвать на помощь, наконец. Но ноги его будто приросли к полу, веки налились свинцовой тяжестью, в голове стало пусто и гулко.

– Я сейчас, сейчас, – чуть слышно прошептал Ваня и, как подкошенный, рухнул на кровать?

… – С Новым годом, малыш, с новым счастьем, – яркое солнце, пробиваясь сквозь занавески, весело гладило Ваню по щекам. Нет, это было не солнце, а мама – веселая, родная и на удивление ничем не занятая. – Ты что-то совсем заспался, малыш, а ведь железная дорога ждет тебя.

– Мамочка, Гамалей, девочка Илонка, Снеговик? Ему надо помочь, – Ваня внезапно вспомнил все трагические события минувшей ночи, и его вновь охватило отчаяние.

– Что тебе приснилось, мой хороший, кто тебя так испугал? – мама засмеялась и попыталась его обнять.

Ваня вырвался – ну не рассказывать же ей, что всего несколько часов назад дети Бразилии, Аргентины, Мексики и Перу чуть не остались без подарков, и именно он, Ваня, спас все дело. И про Снеговика она тоже не поймет, разве ей приходилось когда-нибудь терять друзей в жестоком бою?

Ваня бросился к окну и замер… Нежась в ярких солнечных лучах, во дворе стоял снеговик. Тот самый, без всякого сомнения. Только шляпа-ведро чуть съехала на бок, да ручки-веточки уже не такие свежие и упругие, как вчера, когда они с Галей лепили его…