Слушай беззвучие

ФИЛИППОВА Ирина Владимировна, родилась в 1963 году в городе Ухта Коми АССР. Закончила Сыктывкарский государственный университет. С 1991 года работает учителем русского языка и литературы в Ухтинском техническом лицее. Педагогический стаж 12 лет.

Яркая личность с огромными творческими возможностями. Большое место в ее деятельности уделено воспитательной работе. Обладает прекрасными организаторскими способностями. Руководит командой КВН Технического университета “Ухтинские говоруны”.

Учитель года-99 Республики Коми.

Это сочинение – не учебник. Поэтому в нем ни в коем случае не надо искать последовательного и обстоятельного изложения педагогической концепции и изложенных по пунктам педагогических принципов.

Это сочинение – исповедь. Иногда человеку нужно бывает выплакаться, чтоб облегчить свое горе. Но ведь порой так необходимо высказаться от полноты душевной, и, наверное, именно это желание высказаться, выговориться о своих впечатлениях и чувствах побудило меня взяться за перо.

* * *

Итак, мы можем себя поздравить – мы вошли в последний год ХХ века! Звучит впечатляюще и эффектно, не правда ли? Так значит мы – счастливчики, которым скорее всего придется жить и работать в двадцать первом веке?! В веке, когда человек, уже давно научившийся аккумулировать знания при помощи средств их фиксации и трансляции (бумага, компьютер, масс-медиа), вступит, по прогнозам ученых, в новую стадию своего развития – самоконтролируемой эволюции (проще говоря, клонирования). И самое удивительное, что слова эти не кажутся пришедшими со страниц научно-фантастических романов и мысль о том, что лет через двадцать за парты в школах сядут клонированные дети, уже не кажется такой невероятной. И тогда чему и как мы будем их учить, дорогие мои коллеги?

Вероятно, вы задаетесь вопросом, к чему заглядывать в наше педагогическое будущее, ведь и сегодня проблем насущных – переизбыток. Да, это, к сожалению, так. Но самой главной и мучительной проблемой и для филологов, и для учителей вообще, а возможно, и нашего общества в целом, считаю, дикое, какое-то фатальное, необузданное нивелирование понятия “Слово”. Вспомните ветхозаветное: “В начале было СЛОВО”. Если вообще позволительна такая аналогия, разве не с этого великого принципа Ветхого Завета начинается всякий настоящий Урок?

Когда я думаю о будущем. О жизни в этом пресловутом ХХI веке, мне представляется сумасшедшее мелькание линий, огней, всполохов – нечто в духе полного абстракционизма. Ни одного четкого лица, четкого силуэта. Все движется в бешеном ритме, на бешеной скорости. И порой мне кажется, что этот неистовый вихрь космических скоростей из виртуального ХХI века врывается в мой класс, на мой урок и уносит СЛОВО, которое я говорю своим детям.

Нельзя не признать: идет ускорение процесса жизни, и одновременно с этим (а иначе и быть не могло!) происходит ускорение процесса восприятия. Современный ребенок, увы, как ни прискорбно, это факт, вырос не на книгах, а на телевидении, если позволительно так выразиться. Напрягаться он не привык – все входит в него через подкорку. Произошла некая подмена ценностей: слово заменено на образ. Кем заменено? Да вот незадача: замену произвело Его Величество Время, и решение его апелляции не подлежит. От учителя все чаще требуется ускорение изложения материала. Абстракционизм, информационная перенасыщенность, быстрый монтаж комиксов, смазанное изображение в окне мчащегося автомобиля или летящего самолета – так современный ребенок видит мир. Когда мне говорят о каких-то идеальных детях, которые целыми классами дружно сидят на берегу озера и долго-долго любуются закатом, я отношусь к этому, простите, с недоверием. Когда я слышу, что у такого-то учителя все двадцать четыре ученика взахлеб прочитали “Войну и мир” и с наслаждением произносят на уроке пространные монологи о безнравственности Элен Курагиной и красоте внутреннего мира Наташи Ростовой, это вызывает у меня – как бы поделикатнее выразиться – сомнение. Причина моего скепсиса проста: не читают они сейчас, дети-то наши. Хотим мы того или нет, время сейчас нечитабельное. И тяжелее всего в такое время приходится именно нашему брату – учителю-словеснику.

Но работать надо, ведь программа по литературе, особенно в старших классах, огромна. И тогда ты либо находишь аргументы, чтобы вызвать в ребенке интеллектуальную или эмоциональную потребность в прочтении пусть не всей книги, хотя бы выборочных глав (согласитесь, что это сверхзадача и успех далеко не гарантирован), либо даже (наверное, сейчас грянет гром!) пересказываешь что-то сам.

Кстати, еще один аргумент в доказательство печальной истины: видеоряд заменил ряд словесный. Замечаю иногда, что, когда читаю ученикам отрывок из произведения сама или интерпретирую его, дети начинают слушать намного внимательнее, чем когда читают сами. Почему? Разумеется, я не Комиссаржевская, но, очевидно, когда читаю им я, восторг, печаль или удивление отражаются на моем лице, в моей позе, моем голосе, и эти-то внешние проявления помогают им сконцентрировать свое внимание, смею надеяться, даже увлечься.

Чем же удержу я своих мальчиков и девочек в веке грядущем? Поживем – увидим…