Давным-давно случилось побывать в гостях у отставного танкиста. Внимание привлекли фотографии на стене. Хозяин, Петр Иванович в испанском комбинезоне «моно» с боевыми товарищами. Подпись: «Теруэль, 1937 г.» Война в Испании! Схватка с фашизмом. Рядом фоторепродукция портрета – суровый генерал в старинном мундире.
– Что за личность? – полюбопытствовал я.
Хозяин усмехнулся:
– Ну, ты и дремуч! Это ж генерал от артиллерии Аракчеев. Неужто не учил?
Конечно, учил! Поклонник прусских порядков, противник суворовской школы. При его участии из армии уволили великого А.В. Суворова, других военачальников. Аракчеевщина, «палочная» дисциплина, шпицрутены, муштра, военные поселения…
Но с чего вдруг у ветерана-танкиста портрет столь одиозной личности?
Петр Иванович объяснил: он один из «крестных отцов» кадетского корпуса – прародителя альма-матер наших танкистов.
Вот это новость! Наверное, вид у меня был глупый, потому что ветеран перешел на «вы»:
– Закройте рот, юноша. Ежели запасетесь терпением, кое-что расскажу…
Термин «аракчеевщина» вошел в обиход задолго до 1917 г. Тон задали «прогрессисты» времен Александровских реформ. Предвидя нечистоплотность будущих обличителей, поэт Петр Андреевич Вяземский (человек по-настоящему благородный) сказал тогда: «Считаю, что Аракчеева должно… без пристрастия судить, а не так, чтобы прямо начинать с его четвертования».
Но посмертный суд над Аракчеевым начали именно с четвертования. Что вменялось в вину? Решительно все. Назначение Аракчеева инспектором артиллерии расценивалось не иначе, как «наказание» и даже «бедствие» для этого рода войск, что не соответствовало действительности. Полвека спустя, когда улеглись конъюнктурные страсти, написано: «Время управления Аракчеевым русской артиллерией составляет одну из блестящих страниц ея истории. При нем совершились те важные преобразования, благодаря которым наша артиллерия стяжала в последующих войнах восхищение и похвалы всей Европы».
И недоброй памяти военные поселения связаны с именем Аракчеева, причем, образцом их считают новгородское село Грузино, дарованное графу Павлом I. В тех поселениях мужиков называли «пахотными солдатами», детей – «кантонистами», девицам велено было «содержать себя в чистоте нравственной», бабам – ежегодно рожать. На тех, кои уклонялись от этой обязанности, налагался денежный штраф. Дома были строены по единому типу, крыши выкрашены в одинаковый цвет, улицы мощены твердым покрытием, а свиньи, вид коих противоречил «общему благолепию», истреблены. В общем, «аракчеевщина» в чистом виде!.. Правда, все военные поселяне пользовались бесплатной медицинской помощью. Для солдат-ветеранов были специальные приюты. Нищенства там отродясь не знали. Детей поселян в обязательном порядке обучали грамоте. Пьянство и всяческие «непотребства» строжайше карались. Для офицеров устроили специальные «ресторации», где горячительных напитков не подавали. Зато были отличные залы для танцев и весьма недурственные библиотеки.
В целом, «крутизны» в жизни Аракчеева хватало. На свет он появился в 1769 г. в семье мелкопоместного отставного поручика в Бежецком уезде Тверской губернии. Отец определил сына в Артиллерийский кадетский корпус в Петербурге.
Учили там хорошо, а секли – еще лучше. «Нас воспитывали, – вспоминал Аракчеев, – в страхе Божием и страже розог». Бывало, ротный командир поманит пальцем провинившегося кадета и скажет: «Больше ста «горячих» назначить не могу, потому как душа в тебе жива не будет. А меньше было бы не по совести. Вот, значит, и получается – ровно сто!»
Аракчеев быстро выдвинулся в лучшие, обнаружив, помимо прекрасной выправки «вкус и способности» к точным наукам. В 15 лет читал курс арифметики младшим кадетам. Спустя полтора года директор корпуса П.И. Мелиссино заявил ему:
– Молодой человек! По знанию точных наук вы давно превзошли не только товарищей, но и некоторых учителей. А посему даю вам полную свободу: хотите – посещайте классы, хотите – нет. Они вам теперь попросту не нужны.
В 1787 г. 18-летний Аракчеев получил офицерскую шпагу. Но Мелиссино не отпустил его. Несколько лет оставался «при корпусе», преподавал. Как-то корпус навестил наследник-цесаревич Павел. Вскоре по его приказу поручик Аракчеев был переведен в гатчинское «потешное войско», быстро стал полковником, а по восшествии Павла на престол совершил неимоверный взлет. 7 ноября 1796 г. сделался петербургским комендантом, 8-го – генералом, 9-го ему вверен в командование гвардейский батальон, 13-го украшен Анненской лентой. Спустя год император даровал ему богатое поместье Грузино (2000 душ) и назначил инспектором всей артиллерии. Аракчеев получил баронское достоинство, затем графский титул.
Но монаршая милость переменчива. Павел I дважды отправлял его в отставку – в 1798 и 1799 гг. Причем, вторично отстранил от службы с пометой в указе: «…чтобы впредь в оную не принимать». Аракчеев удалился в Грузино. Там узнал об убийстве Павла. После первых лет царствования император Александр I в 1803 г. вызвал Аракчеева в Петербург, «поздравил генерал-лейтенантом» и «вверил ему прежнюю должность инспектора всей артиллерии». О дальнейших годах аракчеевщины написаны сотни томов. Излагать их нет нужды. Вот лишь некоторые детали.
В 1808 г. Аракчеев стал военным министром. В том же году началась война со шведами, завершившаяся небывалым предприятием. В марте 1809 г. русские войска по льду форсировали Ботнический залив и внезапно появились у предместий Стокгольма, которому непременно бы пасть, если бы шведы вовремя не заключили мир. Идея «ледового марша» принадлежала императору Александру, но все знали, что главным ее «двигателем и неустанным проводником» был военный министр Аракчеев. Государь послал ему орден, снятый с собственного мундира, но граф награды не принял, сославшись на свое «слишком незначительное участие в сем подвиге».
Всю войну 1812 г. и Европейский поход Аракчеев был при Ставке. Император намеревался возвести его в чин фельдмаршала, но граф уговорил не оказывать ему «сей почести», поскольку «есть в армии персоны не в пример более достойные». Но портрет Аракчеева занял место в знаменитой «Галерее героев» в Зимнем дворце (Эрмитаже).
С 1815 г. он фактически руководил Госсоветом, Комитетом министров, обладая огромной властью, употреблял жестокие методы.
После кончины императора Александра подал прошение об отставке. Уединенно жил в Грузино. Соседи по названию села именовали его «грузинским отшельником». Но последний шаг его служения Отечеству был впереди.
В 1830 г. император Николай I подписал указ об учреждении обширной сети губернских кадетских корпусов. Узнав об этом, Аракчеев пожертвовал в Сохранную казну 300 тысяч рублей, чтобы «на проценты с этого капитала… в имеющем открыться Новгородском корпусе воспитывались дети бедных дворян Новгородской и Тверской губерний».
Открыли корпус 15 марта 1834 г. Был на торжестве и главный жертвователь. А 21 апреля Аракчеев умер. Распорядиться своим имуществом завещал государю, и вскоре вышел указ: «Отдать Грузинскую волость… навсегда в полное и нераздельное владение Новгородскому кадетскому корпусу, дабы доходы с нея шли на воспитание юношей; присоединить к наименованию корпуса имя графа Аракчеева и употреблять его герб».
Так в истории русского кадетства появилось звание – «аракчеевец». В 1863 г. корпус перевели в Нижний Новгород. Из-под аракчеевского герба вышли в армию 5 тысяч офицеров. Немало их геройски пали в сражениях, 25 стали Георгиевскими кавалерами. Кстати, великий русский летчик П.Н. Нестеров, который погиб в бою, совершив первый в истории воздушный таран, был урожденным аракчеевцем. Не только учился, но и родился в стенах корпуса, где преподавателем квартировал с семьей его отец.
После революции на базе корпуса аракчеевцев создали курсы пехотных командиров, затем Нижегородскую пехотную школу, позже – Горьковскую танковую. Танкист ее первого выпуска (1934 г.) отчаянный храбрец Георгий Склезнев зарублен в бою на Хараме (Испания), когда покидал горящий Т-26. Посмертно удостоен звания Героя. В том же выпуске был Сергей Соколов – впоследствии маршал, снятый с поста министра обороны Горбачевым за пролет Руста. И мой знакомец, названный условно Петром Ивановичем, – из того же первого выпуска танкистов, вступивших в схватку с гитлеровскими ордами в 41-м…
А как же аракчеевщина? Было! И мой собеседник отнюдь не пытался обелить ее. Монолог ветерана – вовсе не старческое брюзжание, он преподнес урок того, что историю надо не подменять набором примитивных штампов, а осмысливать во всей ее многомерной противоречивости.
Комментарии