Скоро наступит бессмертие

На русском языке появилась книга Элизабет Вуртцель «Нация прозака», которая была издана в Америке почти 30 лет назад. В своем дебютном романе писательница рассказывает о декаде борьбы с диагностированной у нее атипичной депрессией. Ее главным помощником на долгое время стал прозак (у нас он больше известен под торговым названием «флуоксетин»), однако это случилось не сразу. Элизабет была в числе тех, кто принимал таблетки в качестве эксперимента.

Русскому читателю текст презентует издательство Inspiria, которое вот уже несколько лет понемногу заполняет лакуны на отечественном книжном рынке. Так у нас появились нобелиаты Петр Хандке и Ольга Токарчук, готовится к изданию книга Луизы Глик. Переложением «Нации прозака» на русский язык занималась Ольга Брейнингер, которая в каком-то смысле позаимствовала прием Вуртцель, вынеся название препарата в заглавие своего романа «В СССР не было аддерола».

В центре текста история взросления Элизабет, с детства осознающей свою инаковость, отгороженность от мира жизнелюбивых и здоровых. Ее болезнь – центр ее мира. Никакая не она сама и не первые детские влюбленности. Перед нами не ловля бабочек, не мультики по ТВ, а воспитание в строгой еврейской семье.

Элизабет сравнивает любовь матери и отца и приходит к выводу, что, говоря о тех же вещах, например, признаваясь в любви, один уходит из семьи, а другая – пытается доказать свои чувства, насколько получается. Для родительницы важно, чтобы слова имели цену. На какое-то время героиня верит, что у ее невзгод появился реальный повод в виде покинувшего семью папы. Но она еще далека от понимания, что ей делают хуже любые жизненные перипетии.

Саму Элизабет интересует слово. Как Священное Писание, которое она сдает в школе куда лучше, чем более истово верующие ребята. Слово интересует ее также как инструмент, которым ты можешь зафиксировать свою болезнь, как-то ее охарактеризовать, расфасовать по формочкам и попытаться отмежеваться. Слова – плохой переводчик с языка грусти. Но люди все равно пробуют сначала не убить себя, а сублимировать этот опыт в письмо, надеясь однажды так хорошо про это сочинить, что беда оставит их навсегда.

И все же творчество дает лишь временную панацею. Слова по большому счету мало избывают. Однако Элизабет завороженно вслушивается в строчки других. Ей нравится Боб Дилан, а из поэтов ей близки Энн Секстон и Сильвия Плат, которые наверняка повлияли на нарратив ее письма, сделав его более исповедальным. Они многое в ней приоткрыли и показали. Поэтому нам достается биография-рефлексия, каких раньше старались не делать. Тогда в литературе еще не вошло в моду говорить о себе, не скрываясь за маской персонажа.

Вуртцель на самом деле никакая не писательница. Она человек, который не может забыть свою боль и для которого боль становится питательной. Девочка, благодаря своей напористости поступившая в Гарвард. А ввиду своей очарованности гибельным она понравилась Дэвиду Фостеру Уоллесу, воспевшему горе в «Бесконечной шутке».

Элизабет не выбирала этот путь. Ведь она сама по себе не выдумщик и не криэйтор, для нее невозможно что-то вытянуть из себя, если это не было пережито. Она бы с радостью и довольством прожила спокойную тихую жизнь. Написанные в 27 лет мемуары считали дикой наглостью, а критики в унисон как бы увещевали: «Пиши про тех, кого не существует, тогда не наврешь». Будто бы набраться опыта у существования можно лишь за определенный срок. Но автор шла от обратного, документируя все подряд с упоением нарцисса, с безотчетной саморазоблаченностью.

Многим рецензентам роман не показался важным, однако они мало в чем могли упрекнуть писательницу, она во всем себя обвинила сама, расписавшись во всех бедах и признавшись, что сама не верит, будто депрессия может оправдывать ее необычное поведение. Она рассказала, что не ощущает свою ментальную проблему как значимую. В сознании людей того поколения болеть в психическом смысле было слабой позицией. Американцы 90‑х годов известны показной идеализацией жизни.

И в этом смысле «Нация прозака» подарила голос многим современным книгам о депрессии. Например, архипопулярным «Маленькой жизни» Ханьи Янагихары и «Щеглу» Донны Тартт. Безусловно, не только она сделала этот разговор возможным, но она внесла свою лепту в то, чтобы он мог быть публичным. Из маргинальной области существования депрессия сделалась частью поп-культуры.

И Вуртцель это отчасти испугало, ведь то, что досталось ей через десятилетие борьбы, многие получили сразу. Поэтому психические отклонения вновь стали модными, как когда-то чахоточность, меланхолия, которой грезили декаденты. Эта сторона жизни стала романтизироваться и в книгах, и в кино.

Люди, воодушевленные идеями биохакинга, думают, что любая таблетка может вылечить их от желания смерти. А прозак дал им надежду и вовсе на бессмертие, вечную жизнь. Может быть, скоро изобретут и философский камень. Но непонятно, доживем ли мы до этого.

Стоит, конечно, сказать и о том, что прозак не был тем, что помогло писательнице навсегда. Написав свой первый текст, она на время заземлилась и сосредоточилась на литературной карьере. Но ее зависимое поведение, ее сформированность в этом ключе переросли в кокаиновую наркоманию. И в 2020 году ее не стало.

Однако ее книга может сослужить добрую службу в том числе переживающим депрессию иначе, чем Вуртцель, чтобы показать, каким разным бывает это состояние (у писательницы оно, по-видимому, не было низкофункциональным), но, кроме того, книга адресована и тем, кто проходит через похожее, но сомневается по поводу того, нужны ли таблетки и есть ли шанс вернуться в прошлую жизнь, до пилюль.

Элизабет Вуртцель. Нация прозака. – М. : Inspiria, 2023. Серия «Loft. Женский голос». – 368 с.