Сказка истории

Глазами путешественника

Смиренным Калитой

воздвиженные стены…

Александр СУМАРОКОВ

Рисует Васнецов “Московский Кремль при Иване Калите”, воображает себя путешественником, прибывшим на торговом судне. Путешествие особое – из настоящего в прошлое.

Художник-путешественник знает: великий князь московский Иван Данилович, внук Александра Невского, был умен, хитер и дальновиден. Умел угодить ордынскому хану, собиравшему дань с русских князей. Правдами и неправдами присоединял княжества и земли и вошел в историю как первый собиратель Русской земли. Уважительно говорит летопись о времени Ивана Калиты.

“И бысть оттоле тишина великая по всей Русской земле на сорок лет, и пересташа татарове воевати Русскую землю”.

При этой мирной жизни начал Калита каменное строительство храмов. Храмы эти не просто украсили собой благочестивый город. Опустошительные пожары не могли теперь погубить Кремль.

Потому и отправился Васнецов в город Ивана Калиты.

По Москве-реке, а потом по Неглинной подплыл он на торговом судне поздней осенью к пристани у Боровицких ворот.

Чудное зрелище предстало перед ним. На холме серебрился припорошенный снежком город. Деревянный город.

Глухие, потемневшие от времени стены сложены из мощных поперечных бревен, прорезаны узкими щелями-бойницами. Кое-где башни-стрельницы умело развернуты углом для прицела во все стороны – и параллельно стенам, и наискось, и прямо. Проездная Боровицкая башня с набатным колоколом на макушке выглядит главным стражем. К стенам не подпускает острозубый частокол.

Внимание любознательного художника привлекает и многолюдная пристань с торговыми судами и плотами. Замечает он странный сруб на берегу – без крыши. Дым валит из щелей и даже из открытой двери. Это по-черному топится баня. Значит, сегодня суббота, банный день у русских. Из реки подают воду в банные желоба длинношеии журавцы, хитроумное народное изобретение.

Кремль изображен художником не менее подробно.

Княжеские хоромы стоят на том же месте, что и при Юрии Долгоруком. По-прежнему огорожены частоколом. Чтобы никакая шальная отравленная стрела воинственного кочевника не залетела случаем на княжеский двор. Частокол поставлен там, где были первые стены Москвы.

Разрослась Москва при Иване Калите. На холме – крыши, крыши, припорошенные снегом, – постройки бояр, служивых людей, ремесленного люда.

Отмечает глаз нашего путешественника деревянную церковку: составлена из трех срубов с двускатными кровлями. Это церковь Рождества Иоанна Предтечи.

“Глаголют же, яко та первая церковь на Москве бысть”.

Но не эта древняя-предревняя церковка, не устройство великокняжеского двора – главные кремлевские приметы, а белостенные одноглавые каменные храмы. Первым был построен каменный храм Успения Пресвятой Богородицы. Он виднеется слева из-за княжеского терема. А тот, что справа, в лесах, – Архангельский собор. В нем будет погребен Иван Калита.

Строился собор по тем временам невиданно долго – четыре года. Художник, пометив время 1336 годом, об’яснил: если бы изобразил Архангельский собор оконченным, пришлось бы весь Кремль представлять пепелищем с остовами потемневших от пожарища каменных церквей – в 1337 году “Москва вся погоре”.

Но не разоренную, не униженную, не сожженную Москву желает показывать художник, а ее расцвет. Следующий гордый взлет – Кремль при внуке Ивана Даниловича Калиты, великом князе Дмитрии Донском.

Град камен

Умудренней упорней

Строят вновь мастера

Кремль из камня…

Юрий ДЕНИСОВ

История почти не оставила свидетельств о том Кремле. Знал только художник, что шестнадцатилетний правитель, великий князь Дмитрий Иванович обратился в 1366 году к боярам с речью “ставити град Москву камен”.

Зимою по санному пути, по замерзшей реке повезли на четырех тысячах подвод белый камень из Мячковских каменоломен, тот самый, из которого ставил храмы Иван Калита. Весной заложили город; и в том же 1367 году каменные стены и башни были готовы. Обезопасили их рвом, в’ездные ворота – опускными решетками. Стал город настоящей средневековой крепостью.

И возглаголила летопись, что затмила та Москва собою и Владимир, и Тверь, и Ярославль, и Новгород. А стены ее были столь крепки, что выдержали нападения грозных полков литовского князя Ольгерда.

Осенью 1380 года Москва собрала в Кремль русских князей, под предводительством великого князя Дмитрия Ивановича двинулись они двумя колоннами через Фроловские и Константино-Еленинские ворота на битву с ханом Мамаем. Навеки приобрел московский князь Дмитрий имя Донского. Москва была ему надежной защитой – она внушала уверенность в победе.

Спустя два года воинственный хан Тохтамыш безуспешно осаждал Кремль, и только хитростью, гнусным обманом завладел городом. И надругался над ним. Черные головешки увидел вместо любимой Москвы вернувшийся из похода князь Дмитрий и заплакал горько. Повелел восстанавливать град точно так же.

Как же выглядели стены и башни Кремля в то время? Мастера каменного дела были собраны отовсюду. Если работами руководили каменотесы с севера, псковские или новгородские, то их приемы известны. Далее – стены Старой Ладоги, что существуют с ХII века, могли служить образцом. В городе Серпухове сохранились древние полубашни-бастионы без кровель, стены со щелями-постенными боями, сплошными широкими зубцами и бойницами. Очень важный свидетель – древнерусские иконы. Иконописцы нередко изображали города. Так постепенно складывался у Васнецова образ Кремля при Дмитрии Донском. Когда же он закончил рисунок, назвал его “Вероятный вид на белокаменный Кремль”. Ибо не во всем был уверен.

Строгие, простые, белые стены и башни – “герои” этой картины. Они помещены в самый центр.

Мы видим Кремль от угловой Свибловой башни (имя боярина Федора Свибла, помогавшего в строительстве, дало ей название) до уже знакомых нам Боровицких ворот.

Свиблова башня – круглая, с верхними, средними и подошвенными “боями” (то есть щелями), амбразурами. Зубчатая верхушка обшивается деревянными заграждениями заборолами – защитой от стрел, при нашествии тучами пускаемых в осажденный город. Не преминул художник изобразить сам способ, каким поднимали бревна.

Боровицкая башня теперь каменная, белостенная, прямоугольная, с под’емным мостом через ров. Мост опущен, значит, в’езд в город свободен. Время мирное.

Белоснежные церкви на холме, белые паруса, уютные домики, зелень травы, синь воды – все говорит о мире, гостеприимстве. Но сам облик Кремля строг, суров, неприступен.

“Взято время перед нашествием Тохтамыша, – об’яснял Васнецов свой замысел. – Дело к вечеру, август. Кремль рисуется на фоне кучевых облаков, отдаленных гроз, как бы символизирующих для Москвы приближающуюся грозу кочевых полчищ”.

На рисунке – сила, твердость, неприступность белокаменного Кремля. Его молодость.

Каменный Кремль стал героем картины Васнецова.

А впереди ХV век, княжение Ивана III.

Новое чудесное превращение Москвы.

Под небом грозовым

Но как – взгляните – чуден этот вид!

Остановитесь тихо в день воскресный –

Ну не мираж ли сказочно-небесный

Возник пред вами, реет и горит?

Николай РУБЦОВ

На холме – стройные громады каменных дворцов и храмов. Как хороши Набережные палаты! Вместо глухого подклета легкие белые аркады, по-русски “кружала”. Округлые стены вновь отстроенных храмов – Благовещенского, пятиглавого Успенского, нарядного Архангельского собора – он снова в лесах.

Художник смотрит на Кремль с другого берега Москвы-реки, из Замоскворечья. Кремль как на ладони, Белый, золотистый, красный – вот теперь его цвета. Кирпичные стены и башни блещут новизной.

Об этом Кремле Васнецов знает, пожалуй, все. Заезжие иностранцы не раз рисовали виды поразившего их города, составляли подробнейшие планы. Он их все имеет в своей библиотеке. Да к тому же кремлевские храмы, стены и башни как были построены в ХV веке, так и стоят, на тех самых местах – великие памятники русской старины! Вот они. Круглая угловая – Беклемишевская башня, слева – три одинаковые Тайницкие. Вверху справа – проездная Спасская, а тогда Фроловская башня.

“Миновали к тому времени тяжкие испытания для Москвы, миновали годы всяческих бедствий, длившиеся целое столетие.

Был великий князь Иван III властолюбив, непримирим и грозен. Все подчинялось его воле. Свои владения он раскинул от Финского моря до Белого и до Уральских гор. А женитьба на греческой царевне Софье сделала русского правителя и его столицу известными всей Европе. Тогда-то православная Москва и назвалась “третьим Римом”.

Москвичам оказался по душе новый Кремль, сооруженный итальянскими мастерами. Все было в нем крепко построено и по-русски красиво отделано. А деревянным частоколом все-таки москвичи окружили каменную твердыню. Васнецов в своем рисунке не преминул это отметить.

Глаз художника зорок, цепок.

Дождь окропляет Кремль, белые облака осветляют холм. Черные предгрозовые тучи, набегая, тревожно оттеняют уверенную мощь исполина. Строительство в Кремле продолжается. Не потому ли небо в движении, в смене состояний, в грозах?

Аполлинарий Михайлович, как всегда, рисовал только то, в чем был уверен. Иногда замечал деликатно: “Так могло быть”. Или еще скромнее: “Я позволил себе предположить”. Безукоризненная правда и строгость вымысла, по его убеждению, – непременные качества художника-историка. Рисунок четок, ясен, выразителен. В линиях и красках рождался образ Кремля, всякий раз новый.

ХII век – золотое начало Москвы. ХIV – укрепление деревянного Кремля, строительство каменных храмов и молодость белокаменной крепости. ХV век – основательность, красота. Кремль волшебно менялся на наших глазах. Но самый его пышный расцвет впереди – в ХVI-ХVII веках.

Пойдем следом за художником.

Лидия КУДРЯВЦЕВА