– сказал семилетний Антоша, уставший от издевательств отца-сектанта

Мать Антоши Екатерина поначалу надеялась, что увлеченность мужа Иеговой – явление временное, и даже пыталась как-то бороться за него. Посещала вместе с ним собрания, чтобы потом иметь возможность доказать Валерию несостоятельность и лживость этой религии. Однако достучаться до зациклившегося сознания ей так и не удалось. Когда же Валерию стало ясно, что жену невозможно заставить молиться иному Богу даже с помощью кулаков и угроз, он полностью переключился на “воспитание” сына.

Забитый, запуганный скорой смертью, которую обещал ему отец, если он не будет истово служить Иегове и посещать собрания взрослых “братьев” и “сестер”, мальчик зубрил молитвы и целые главы из детской Библии. Как огня боится Антоша своего “наставника” – отца, всегда готового жестоко наказать за малейшее неисполнение требований устава своей секты. Вот и ждал сын, как избавления от этого насилия, папиной смерти. И даже, оказывается (как это ни странно), готов был ее приблизить…

Никем и ничем не ограниченная свобода вероисповедания обретает все более крайнюю, ортодоксальную форму – воинственную непримиримость к любому инакомыслию. И то, что должно, казалось бы, рождать самые светлые и добрые чувства, разбивает семьи, коверкает сознание и психику детей.

Дети расплачиваются за религиозный фанатизм родителей своим психическим и физическим здоровьем, а то и самой жизнью. Ведь следуя той же иеговистской вере, все малыши, рожденные на закате столетия, – не что иное, как порождение дьявола, плод сатаны. Потому молодые “свидетельские” пары стараются сейчас не рожать детей. А те, у кого все-таки дети есть, прилагают все усилия, чтобы заставить своих чад во что бы то ни стало истово служить Иегове, даже за счет потери своего физического и психического здоровья. Эта цена мало что значит для уверовавших в своего “всемилостивейшего” Бога родителей: ребенок обязан искупать грех своего рождения.

Именно это более всего пугает сейчас Викторию М. Ее муж год назад тоже стал “свидетелем”. Их трехлетняя дочурка Кристина вместо обычных детских песенок уже мурлычет что-то про славного и доброго Иегову. Студентка вуза Виктория не надеется на благополучный исход своего брака и, чтобы спасти ребенка, готовится к разводу. А девочка между тем нуждается в квалифицированной помощи психиатра. Родительские конфликты, напряженность в семье, нервозность сказались на ее здоровье. Как обернется для ребенка развод родителей, неизвестно. Папа Кристины, говоря о возможном распаде семьи, вспоминает Конституцию, ссылаясь на свободу вероисповедания и свои отцовские права. Просто так дочь он не оставит матери.

Летом прошлого года в районный суд Краснофлотского района Хабаровска поступило исковое заявление о возврате ребенка. Истец – мама семилетней Тани К. Ответчик – бабушка Тани, похитившая у своей дочери внучку Таню, чтобы спасти ребенка от той страшной участи, которую уготовила ей мама, уверовавшая в очередного мессию – бывшего милиционера, а ныне Учителя Виссариона.

Тане было “всего ничего” – три с небольшим года, когда Ирина, закончив хабаровский вуз, откликнулась на “зов мессии” и подалась под Минусинск, забыв и думать о своем ребенке. Девочка осталась на руках у бабушки. Правда, были редкие наезды мамы домой. Девочка понимала, что ее бросили. Тогда-то и начались приступы безудержного детского страха: “Миленькая бабушка! Только ты меня не бросай, как мама, а то я умру!” Бабушка не собиралась отдавать внучку дочери. Но в феврале 1995 года Ирина все же выкрала Таню и увезла в сибирскую деревню Байдово, одну из деревушек, облюбованных виссарионовцами. Бабушка кинулась следом на поиски. Ни адреса, ни названия этой деревни она не знала. Однако все-таки нашла.

Об увиденном там Мария Ильинична без слез говорить не может. В домишке, где Ирина ютилась вместе с новым мужем-единоверцем, не было даже простой мебели. Только печь посреди комнаты, да и та топлена еле-еле. “Нет дров”, – был ответ супруга дочери. Отчего не пойти с топором в ближайший лесок, не потрудиться ради здоровья семьи? Так ведь кругом люди добрые, может, кто чем поможет: “Добрые люди” – братья по вере – и верно, иногда помогали этой семье, делились последним. Однако этого “последнего” на всех едоков и иждивенцев явно не хватало. Две недели до приезда бабушки Таня питалась только картошкой. А привезенные бабушкой фрукты, конфеты, печенье есть ей было не велено – по вере не положено. Как ни умоляла бабушка, внучку ей не отдали. Уезжала ни с чем. Спустя четыре месяца Ирина опять навестила родной когда-то дом в Хабаровске. С одной целью: забрать кое-какие документы. Привезла с собой дочь, видимо, не слишком доверяя своему мужу, истовому виссарионовцу. Еще недавно бойкого здорового ребенка дедушка с бабушкой узнали с трудом. Потухший взор, торчащие ребрышки, чесотка, страх съесть что-нибудь не то: не дай Бог мать увидит, проклятий не оберешься. Перед едой девочка чертила на столе какие-то непонятные знаки, что-то невнятно бормотала.

Ирина же гордо вещала о том, что показывала дочь самому “учителю”, и тот, к ее радости, установил: Танюша хорошо принимает ученье, а чесотка – это ерунда, с нею вся грязь с ребенка сойдет, и посему лечить эту болезнь не следует.

За день до отъезда в виссарионовскую деревню внучки Мария Ильинична не выдержала, расплакалась: “Хочешь ехать с мамой?” – спросила. “Нет, бабушка, там холодно, и есть всегда хочется, и мама меня совсем не любит”, – услышала в ответ.

Собрались за полчаса, благо своя машина у деда была на ходу. Уехали сначала к своим друзьям в Хабаровск, а оттуда – на поезде в Приморье… Выходит, и впрямь выкрала бабушка внучку. Против всех установлений Конституции РФ и прав на материнство своей впавшей в религиозный маразм дочери. Ирина, возненавидевшая свою мать, подала на нее в суд, требуя возвратить ей украденного ребенка. Суд, внимательно ознакомившись с материалами дела, в иске матери отказал.

В последний свой приезд домой Ирина пыталась заговорить о своих правах, даже прикрикнула на дочь: “Я, мол, перед Богом ответственна за твою жизнь!” И услышала в ответ совсем не детское: “А разве ты – мама? Мамы детей не мучают. Моя мама – бабушка!”

Таню, отказавшуюся от матери, любят бабушка и дедушка, любят в школе и во дворе. Милый, добрый ребенок. Я провел с ней целый вечер. Правда, Мария Ильинична жалуется на повышенную возбужденность девочки, нервозность, непроходящий страх, что ее могут украсть и увезти по велению Учителя в голодную сибирскую деревушку…

…Антоша, ненавидевший своего отца, общителен. В автобусе пытается с детской непосредственностью познакомить свою маму с каким-нибудь понравившимся ему мужчиной в надежде, что у него будет другой, “добрый, хороший папа”. Только вот при волнении он теперь чуть заикается и ручки у него сильно потеют. А маленькая Кристина часто просыпается ночью, все чаще и не – предсказуемо капризничает. И еще одна маленькая девочка, о которой я здесь не рассказывал, но которую тоже знаю, страдает с недавних пор аутизмом – заболеванием, не позволяющим человеку нормально общаться из-за развивающегося страха перед этим общением. Уже год пятилетнюю кроху прячет от родной матери ее отец: мама – “свидетельница”…

Примеров подобного рода множество. Искалеченные дети, чьи родители избрали для себя роль новоявленных святош, пополняют ряды юных алкоголиков, наркоманов, малолетних матерей-одиночек. Исковерканная психика детей сектантов, даже тех из них, кого лишь краешком коснулось это родительское умопомрачение, неизбежно скажется впоследствии на жизни общества увеличением нервных заболеваний, укреплением в их взрослом сознании крайней жестокости по отношению к родителям и окружающим. Тяжелый урожай нам предстоит пожинать…

Валерий СЕМЕНОВ