СИЗОфрения. Из тюремного дневника Татьяны Михайловой

Во время судебного рассмотрения дела в августе неожиданно заболел и был помещен в больницу двухлетний Степа, находящийся у Михайловой под опекой. С маленьким мальчиком Татьяна Борисовна легла и сама, судья это расценила как попытку скрыться. Вот тут и началось самое интересное.

18.08.11. Четверг, утроС раннего утра меня потащили в кабинет главного врача. Я еле успела накормить Степу завтраком. Оказалось, меня там уже с час ожидают судебные приставы. Они специально явились пораньше, чтобы избежать встречи с моим адвокатом. День назад он «отбил» меня от первой бригады, и нынешняя смена – было видно – подготовилась к захвату основательней. По крайней мере, эти приставы по сравнению со вчерашними были «позверюгистей».Судебное заседание назначено на 14.00, а на часах нет и девяти. Я попросила паузу – сводить ребенка на процедуры, собраться, переодеться.- Не выводите меня из себя! – рявкнул пристав, внешне похожий на Траволту в квадрате.Я стояла перед ним в тапочках и в пижаме.- Можно сходить в отделение?- Нельзя.- Передать ребенка медсестре?- Нельзя.- А переодеться?- Так сойдет.- Но я в тапочках.- Ничего. На улице тепло.- Мне нужно взять документы.- Обойдетесь. Вас и так все знают.Я перестала пререкаться и присела.«Я спокойна, я ветер, я вода, я земля, я существую, я спокойна». Представить себе свою цель и думать о ней, а моя цель была – дойти до палаты и оставить дежурной медсестре напутствия про Степика.У них, приставов, я заметила, существуют устойчивые словосочетания, с помощью которых они, как им кажется, воздействуют на жертву. Например, они говорят: «Все мы взрослые люди…» – этим они как бы показывают, что ты на самом деле маленький, но можешь вырасти, если правильно будешь себя вести. Наверняка есть случаи, когда эти приемы оправданны, но не со мной, это точно.- Кому сказано – встать, выйти из помещения! – грянул «Траволта». Я чуть со стула не свалилась – такие децибелы!- Не кричите. Я вас хорошо слышу.- Советую не вступать в дискуссии, а молча делать то, что вам говорят.- А в туалет можно?- Нет.- Хорошо, тогда я тут.- Что «тут»?- Подожду.Зверский вид «Траволты» меня не пугал, а смешил (несмотря на всю серьезность моего положения). Он вел себя со мной как альфа-самец с незаконнорожденной мутанткой. Я знаю: когда кричат, надо отвечать так тихо, как только можно. Когда хамят, выражаться так вежливо, как только получится. В основе благоприятного конфликта всегда лежит обострение контрастов. И я откликнулась на пожелание «Траволты» – перестала вступать в дискуссии.Приходили-выходили какие-то люди. Суетились секретари, вдоль стены прохаживалась туда-сюда, нервно ломая руки, старшая медсестра, в дверь вошел запыхавшийся адвокат. Действие переместилось в вестибюль.«Траволта», набычившись, стоял напротив адвоката и орал, как вепрь. Он был восхитителен. Такая страсть! Еще немного, и он проглотит всех присутствующих, после чего мы с ним останемся в вестибюле один на один и мне ничего не останется, как сложить руки за спину и побрести к машине. В пижаме и тапочках.Мне позвонила медсестра из отделения:- За малыша не беспокойтесь, держитесь!Легко сказать «не беспокойтесь». Но сам факт, что мне позвонили, стал для меня успокоительной пилюлей. Значит, Степик под присмотром. Спасибо тебе, добрая женщина. Я держусь. Я буду держаться.«Траволта», положив руки на автомат, возвышался посреди вестибюля, как Кинг-Конг среди пустыни. Несколько посетителей застыли подле меня на диванчике. Какая-то тетенька, скосив глаза на «Траволту», поинтересовалась:- А стрелять не будут?- Нет, что вы, не будут.Приставы оказались – как бы это сказать – в кольце укоризненных взглядов. Все окружающие – и медперсонал, и охрана, и гардеробщица, и ремонтирующие окна пролетарии, и несколько посетителей, и даже полиция, которую приставы притащили за собой, – молча были за меня.Все это время шла ярчайшая словесная дуэль между моим адвокатом и «Траволтой». Это надо было видеть! Стены и потолки сотрясались от громового голоса «Траволты». Каждые пять минут охранник выскакивал из своей будки и напоминал про звуковой режим: «Вы не в лесу, а в лечебном учреждении!»Я поражаюсь способности моего адвоката Трегубова целенаправленно бить в одну точку одним и тем же способом. На его месте я бы давно уже сдалась, а он в десятый раз вежливейшим тоном объяснял громокипящему «Траволте» (причем с каждым разом трегубовский голос становился ласковее и ласковее, а оппонент его все больше и больше наливался яростью), что здесь нарушаются права маленького ребенка, по закону я не должна никуда ехать, что я не матерый преступник, а уважаемый человек, почетный работник образования, мать четверых детей. Будто он не обо мне говорил. Я настолько не привыкла называть себя матерью четверых детей, что слова Трегубова резанули мне слух. А собственно почему? Ведь это правда. У меня есть и эти, как их, права. Вспоминаются они почему-то только если кто-то со стороны мне про них напомнит – как Трегубов сейчас. Мне и в голову не приходило их отстаивать, потому что не приходило в голову сомневаться, что кто-то может на них посягнуть. Не отстаиваем же мы право на дыхание.Продолжение следует