Синим пламенем

Как спасти учителя от профессионального выгорания

Окончание. Начало в №30

Для старта проекта «Земский учитель» есть одно ключевое и не зависящее от школы условие – должно появиться земство, обладающее полномочиями и ресурсами, а главное – готовностью поддержать «учащихъ лицъ», как когда-то называли обучающих грамоте земских учителей. Возможно, десяток-другой стоящих крепко на ногах сельских поселений сегодня и наберется, но говорить о достаточных условиях для возрождения земского образования в России нет оснований. Вот как оно начиналось в 1873 году в Костромской губернии, по описанию историка Николая Бунакова.

В заботе о материальном обеспечении учителей, в том числе на случай болезни, здесь была создана ссудо-сберегательная касса учителей, первая в России. Костромское земство внесло в кассу едино­временно 1500 рублей и ежегодно добавляло по 500. В зале дворянского собрания был устроен благотворительный концерт, билеты на который были нарасхват и пополнили кассу еще на 733 рубля. Квартиры, где проходили занятия, их отопление и освещение оплачивались местным сельским обществом, а земство снабжало учителя книгами, бумагой, учебными принадлежностями и вознаграждало его труд в размере 6-7 рублей в месяц. «Потому-то учительство здесь в те времена, – пишет Бунаков, – сознавало себя не толпой наемников, отбывающих урочную работу по найму, безгласных и подневольных исполнителей чужой воли, а некоторою организованною корпорацией, выполняющей всеми уважаемую общественную земскую службу. Здесь учителя и учительницы не смотрели вон, не убегали при первом соблазнительном случае к другому делу, а всею душой привязывались к учительству, редко и неохотно покидали не только это дело, но и то село, ту деревню, ту школу, где работали».

При растущей сегодня в России нехватке кадров в школах (в 2019 году уже 51%) такие проекты, как «Земский учитель», выглядят рыночной покупкой государством временной рабочей силы: у тебя, дорогой учитель, есть долг перед обществом – мы выкупим его за миллион. На него и обустраивайся, купи «Жигули» для бездорожья, компьютер – если будет Интернет, заводи семью и ни в чем себе не отказывай.

«Миллион не поможет», – верно замечает академик РАО Анатолий Цирульников. Так, хотелось бы поддержать его и в том, что в связи с проектом «Земский учитель» в стране «намечаются некоторые сдвиги». Но прошел уже год и где сдвиги? Если мы хотим спасти идею президента, пора вслух и громко говорить о провале проекта. И нужны не его корректировки, а принципиально иная государственная программа, первый раздел которой начинается не с указания сакральных целей школы – всестороннего образования и патриотического воспитания, а с раздела «Строительство теплых туалетов» для земской школы, число коих в последние десятилетия так и застыло на цифре, близкой к 3 тысячам. Только после выполнения этой совсем не смешной для сельского образования задачи туда не стыдно будет звать земского учителя. Решить ее, как и вытянуть весь проект, трудно, но можно, если развернуть одну газовую трубу, идущую ныне в закрома силовых министерств (с множеством ответвлений к границам Сирии, Ливана, Венесуэлы, далее по списку) в сторону «глубинного народа» России, его образования и медицины. Там еще газа и на культуру останется.

Эйфория по поводу застывшего на старте проекта «Земский учитель» рождает ложные надежды, как это было и при обсуждении не менее громкого проекта «Дальневосточный гектар». На его старте тоже все заговорили о великом переселении народа на восток. За прошедшие 4 года свои гектары застолбили почти 80 тысяч человек. Но есть одна деталь: 85% из них те, кто и так живет на Дальнем Востоке. Великое переселение не состоялось. Создается впечатление, что проекты «Земский учитель» и «Дальневосточный гектар» рождены в одном кабинете, где занимаются не программным проектированием, а пиар-акциями. Под аплодисменты общественности, которая никак не может привыкнуть к тому, что инновации надо вначале анализировать, а потом одобрять.

Возможно, потому сейчас набирает обороты дискуссия по принятию закона, условно называемого «Об учителе». Только в отличие от реализуемого в рамках нацпроекта «Образование» мечтательного проекта «Учитель будущего» его надо назвать «Учитель настоящего». И начинать разработку с нового взгляда на понятие «педагогика», обращаясь не к застывшим нормативам, а к его классическому смыслу. От этого будут зависеть определение статуса учителя в обществе, его права и обязанности, содержание педагогического образования.

Прежде всего требуется уточнить ставшие ныне беспредельными границы научной педагогики, которые пока определяются политическими мерками далекого и отвергнутого прошлого. «Во всякой школе самое важное – идейно-политическое направление», – дает установку вождь революции Владимир Ленин, и педагогика сразу объявляется теорией воспитания, а не обучения. Обрисовывая учительству контуры новой школы, первый советский нарком просвещения Анатолий Луначарский потребовал «насытить ее в области обществоведения и в воспитательной социалистическим духом». Тогда и состоялось превращение школы из обучающего института в учреждение по воспитательной работе, педагогики – из науки в идеологию, учителя – из носителя знаний в смотрителя нравственности.

Опасность расширения границ педагогики в том, что как только в нее проникает воспитание, за ним тут же протискивается и идеология. Сегодня от школы по-прежнему требуют воспроизводить функцию воспитания учащихся «как умышленное формирование людей по известным образцам» (Лев Толстой), в верности духовно-нравственным ценностям и традициям, даже если учащийся не вполне разделяет навязываемые ему идеологическое воззрение, на что ему дает право статья 13 Конституции РФ. Да и кто знает, как оценят потомки защищаемые нами сегодня ценности, где гарантия того, что они не будут ими отвергнуты, как отвергнуто советское прошлое? Или мы уже живем в золотом веке и развиваться больше некуда?

О свободе образования от политики нас предупреждали классики педагогики. «Определение чему и как учить в школах должно зависеть от школ и педагогов, а не от государства», – замечал Петр Каптерев. И разъяснял суть педагогики: «Существенная задача школы есть научное образование».

В теории образования существуют положения, с которыми мы свыклись и воспринимаем как не требующие доказательства аксиомы. К ним относится пришедшее к нам из прошлого положение статьи 2 действующего закона: «Образование – единый целенаправленный процесс воспитания и обучения». Именно это положение обременило школу идеологической функцией воспитания, на выполнение которой у нее нет сил и возможностей. Предложение изъять ее из образования как избыточную вызывает в лучшем случае непонимание, иногда и возмущение. Ситуацию не спасает и разъяснение, что речь идет не об отказе школы от воспитания, а о возвращении ответственности за воспитание на все общество, включая сюда и школу. И без того испытывающий космические перегрузки, унесенный реформами в беспредел административных обязанностей учитель уже не выдерживает. Синдром профессионального выгорания становится не медицинским, а педагогическим диагнозом, некой формой вирусной инфекции, избирательно поражающей работников сферы образования. Исследования показывают, что после 20 лет работы у большинства педагогов наступает эмоциональное сгорание, а к 40 годам «сгорают» все.

Нельзя с учителя спрашивать «за все», ему не устоять в одиночку. Несправедливо возлагать на него то, что является ответственностью общества в целом и от чего оно умышленно уходит. Вот почему, если обсуждаемый сегодня закон «Об учителе» пробьет себе дорогу, обязанности школы надо ограничить обучением. Учителя это поддержат. Не верите? Спросите у них самих. Лучше анонимно.

Игорь СМИРНОВ, доктор философских наук, член-корреспондент РАО