На чтение: ≈ 15 мин.Синего цвета тут и правда было много. Как же обойтись без него, говоря о небе и горах, о древних сказителях, о густом утреннем тумане, о бурной реке?! Экспозиция называлась «Аланское царство глазами детей». Это старинное царство увидели ребята изостудии Школьного центра Государственного Эрмитажа и Детской художественной школы имени С.Д.Тавасиева во Владикавказе. Проект приурочен к эрмитажной выставке «Сокровища Аланского царства», открытой к 1100‑летию крещения Алании.
Это первая временная выставка аланских древностей в Государственном Эрмитаже. Хотя здесь больше ста лет хранятся коллекции памятников духовной и материальной культуры аланов. На первом этаже Зимнего дворца давно открыта и совершенствуется их постоянная экспозиция. Детский проект как раз и был развернут в тех залах.
С изостудией Школьного центра, первой из музейных изостудий в стране, ей уже 66 лет, я дружу несколько десятилетий. Знаю всех ее замечательных руководителей, они помогают ста новым мальчикам и девочкам расти в уникальном музее. Им удается не просто научить ребят видеть прекрасное и воссоздавать его всеми возможными техниками, но и сохранить в себе глубинное зрение детства. Помните, как в книжке Памелы Трэверс о Мэри Поппинс мальчик, вырастая, перестает понимать песенку скворца, язык ветра, деревьев, солнечных лучей и звезд, он это попросту забывает. Ученикам изостудии такое не грозит. А став взрослыми, они приводят сюда своих детей и внуков, чтобы и те знали, как это важно – понимать и чувствовать красоту.
С Детской художественной школой имени С.Д.Тавасиева до сих пор я знакома не была, но творчество ее воспитанников поразило меня с первого взгляда. Понятно, что эти дети старше (юным «эрмитажникам» от 5 до 11 лет), что мудрость своих предков они впитали с молоком матери. Ясно, что у них поставлена рука, что в этой школе накоплен удивительный опыт, она одна из старейших и известных в России (существует с 1920 года). Но весь этот значимый перечень не объясняет детской гениальности, которая всегда чудо. Сейчас чудо было рядом с нами.
От рисунков и кукол (школьники Кавказа смастерили их в национальных костюмах) исходит такая сила, что невольно замираешь, стоишь и смотришь, смотришь…
В детских творениях живет правда, недоступная взрослым. Мы пытаемся ее постичь, иногда выходит, иногда – нет. Если в нашем взгляде проглядывает снисходительность: что, мол, сложного, чего тут разглядывать, скорее всего, мы ничего понять не сумели. Ребячья кажущаяся простота на самом деле многозначна.
Скифская богиня девятилетнего Севы Макарова от природы змеенога. Разве это может быть красивым? Однако богиня прекрасна. Тонка, изысканна, умна и на фоне гор выглядит надмирным явлением. А зеленый кустик рядом с ней и впрямь колышется. Впрочем, и весь рисунок разлился по зеленому фону как часть природы.
Очень интересно слушать юных художников, когда они рассказывают о своих шедеврах. Школьный центр Эрмитажа записал лаконичные и емкие ролики. Волшебными колокольчиками звучит мелодия Михаила Цховребова. И ребенок девяти лет, словно входя в ее искрящуюся тональность, элегантно объясняет: «У меня было много идей, связанных с аланами и скифами. Мне очень близка мифологичность. То, что у египетских богов часто головы животных, к этому я уже привык. Но когда вместо ног змеи – ну очень специфично. А миф гласит, что с этой богини начался род скифов. Мама дала мне несколько листков – серый и даже бордовый… Но я выбрал свой любимый зеленый. Использовал и ручки, и лайнеры, и масляную пастель. Начал с черного и белого цветов, они графичны. Добавил серебристый: некоторые точки надо было осветить. Блеск ведь не только в золоте. Кое-что стоило выдвинуть на передний план, мне удалось это посредством серебристого сияния… Самое трудное – горный пейзаж. Когда смотришь на горы, взгляд невольно скользит по небу…»
Интервью с Севой Макаровым, Тасей Ветчининовой, Соней Ивановой звучат на выставке с видео на маленьком экранчике. Когда на экране возникает Сонин «Всадник», сквозь музыку Михаила Цховребова прорезается цоканье копыт.
«Всадник скачет на ночную охоту. За ним видны горы, а над горами повисла туча. Всадник сосредоточен, он натягивает лук, а конь под ним матерый, прямо летит по воздуху. Я очень люблю лошадей. В них моя жизнь. Я даже занималась конным спортом. Сначала боялась сесть на коня, а как села… С тех пор все время хочется их рисовать. На моем рисунке из-под ног коня сыплются камешки, на тропинке веточка лежит, змейка вон ползет», – жизнь вокруг, поясняет юная художница.
Жизнь на детских картинах всегда бьет горным ключом. Сонин рисунок на темном фоне – сплошное движение. Оно не только в несущемся коне, но и в быстрых тучах, и в натянутом луке.
А грива у коня, сбруя и хвост в золотых украшениях. Впрочем, Славина «Скифская богиня» тоже красуется в подвесках, да и треугольная серебряная гривна на ней, и изящный головной убор. Не зря юные художники долго разглядывали сокровища Аланского царства. Аланы – прирожденные ювелиры. Золотые височные подвески, кольца, броши с зернью и многовитковые браслеты, на концах декорированные фигурками идущих друг за другом барашков, поистине верх совершенства. С этими изысками аукается «Скифский гребень» Миланы Щетининой. Гребень тоже излучает золотой блеск, а охотник с луком, присевший в высокой траве, необычайно грациозен.
Тася Ветчининова, поведавшая нам о скифской красавице, произнесла:
– У нее лицо не то что строгое и не то что веселое, а такое… то есть характер у нее! Ведь скифские красавицы были не только женственны, но и тверды, если что, и за оружие могли взяться, на защиту встать.
Тасе восемь лет, в этом возрасте не всегда найдешь нужные слова, но мысли девочки читаются в рисунке и без слов. Ее красавица обладает чувством собственного достоинства. Оно проглядывает и в горделивой осанке, и в повороте точеной головы, даже в мягкости, льющейся из миндалевидных глаз, в неотразимости, которая может обернуться непокорностью…
Тасин рисунок – словно исток портрета «Задалеская Нана», исполненный пятнадцатилетней Аней Туаевой из Владикавказа. Вроде бы ничем не связаны между собой их героини, а национальный характер у них один и тот же – цельный и жертвенный.
Время не сохранило имя великой женщины Алании, она вошла в легенду по названию аула, в котором жила. В конце XIV века страна подверглась нашествию Тамерлана, стремившегося ее уничтожить. Были утрачены письменность, государственные институты, церковная организация. Но уцелевшее население, укрывшееся в горных ущельях, сохранило язык, религию и древнюю культуру. Нана Задалеская собирала вокруг себя детей-сирот и сберегла 16 старинных родов. На рисунке Ани Туаевой Нана стоит как скала. И, как мать-природа, укрывает своим зеленым плащом девочек и мальчиков с глазами птенцов. Но спины у этих птенцов такие же прямые, как у нее, ставшей им матерью. И правая рука у каждого лежит на сердце. Это символ любви. К матери и к Родине. А на гребне скалы горят факелы – огонь свободы. Независимость и верность, доброта и отвага читаются во взгляде Наны.
Около портрета постоянно толпится народ.
Я стояла и думала о том, что взрослому художнику наверняка понадобилось бы гораздо больше выразительных средств, деталей, красок, чтобы передать то, что удалось пятнадцатилетней девочке в этом искреннем и лаконичном портрете.
Невероятна пластичность детской органики. Как они чувствуют друг друга, говоря на разных языках, как ухватывают истину! И как пронзительна их мечта о добре! Рисунок воспитанника эрмитажной изостудии Никиты Елифтерьева называется «Горный аул». Домики, подобно облачкам, лепятся к горам, все круче, все ближе к главной, самой высокой башне. Ночь кромешная, а огоньки в домах мерцают, как звезды. И отсветы ложатся на горы, пронзая тьму. Горы величественны, их вершин достигает лишь туман. И вот он, этот туман, только уже утренний, в работе «Сказитель». Ее автор – пятнадцатилетний Даниэль Кумаритов. Этот портрет словно продолжение «Горного аула». Сказитель – магическая личность. За спиной его высятся вершины, хотя, может, это он сам парит над ними под звуки своего струнно-смычкового инструмента хъисынфандыр. У осетин 12 исконных музыкальных инструментов. Играют на них обычно мужчины – осетинские богатыри нарты.
Туман вокруг богатыря клубится синими кольцами. Такие же завитки и в его бороде, развевающейся под горным ветром, и в затейливых узорах на его фандыре, и на старинных сапогах ручной работы. Возникает ощущение, что и ты тоже паришь вместе со Сказителем. И что нарт непонятным образом растворится сейчас в тумане. Лишь музыка, гортанная и торжественная, останется звучать в воздухе.
Перед «Сказителем» замерла взрослая гостья из Владикавказа.
– Необыкновенное что-то, – нечаянно обронила я, разрываясь между «Сказителем» и «Наной».
Гостья, озарившись улыбкой, воскликнула:
– Это мои, мои дети, мои ученики! Это они нарисовали!
В ее голосе радость и восхищение. Искренность Тамары Юрьевны Джанайты подкупала. В Эрмитаж для участия в этом проекте они приехали с Азой Владимировной Бытдаевой, директором школы. Ребят не могли с собой привезти, доставили их работы во всех жанрах и осетинские пироги.
Говорить с этими людьми было так же легко, как с моими любимыми музейщиками из Школьного центра Эрмитажа. У них те же приоритеты – дети и Искусство с большой буквы.
В каждом музее, каждой художественной студии сокрыта своя особая формула судьбы. Когда я попыталась вывести эту формулу применительно к ним, у меня получилась цепочка, уходящая в бесконечность: учитель – ученик – учитель… Ученик благодаря учителю сам становится им.
Когда гости начали расспрашивать эрмитажных изостудийцев про то, что те сумели познать в искусстве Северного Кавказа, я диву далась. Дети мгновенно отвечали на вопросы про мифы, историю, гербы, картины, даже про сложные головные уборы.
В голове у меня вдруг встала картина шестилетнего Алеши Евстифеева, который занимался в эрмитажной изостудии у Бориса Константиновича Кравчунаса, легендарного педагога и моего друга. В той знаковой картине сфокусировалась детская философия жизни. Полотно называлось «Мир добра и зла». Зло, обрамленное черной краской, одиноко восседало на троне в фиолетовой комнате. А по другой стороне листа расплескалось добро. У добра были лето, речка, деревья, цветы, смеющиеся дети, которые играли в мяч, солнце, брызгавшее разноцветными искрами салюта… А комната зла оставалась пустой и печальной. Туда заглянул ребенок и от изумления присел. На его лице читался вопрос: почему зло не хочет подобреть, ведь тогда бы оно вышло в прекрасный мир, где все хотят сделать хорошее друг для друга?!
Сегодняшняя выставка представляла собой абсолютное добро.
Татьяна КУДРЯВЦЕВА, Санкт-Петербург
Выбор читателей
Комментарии