Шультес с нами. Российские премьеры XXX Московского международного кинофестиваля

Российская программа Московского международного кинофестиваля всегда жила своей собственной жизнью – де-юре вроде как при «большом брате», а де-факто – сама по себе. Она и географически обособлена – обосновалась не в лощеном мультиплексе «Октябрь», а в старом добром Доме кино, и содержательно живет своей жизнью, постоянно распадаясь на новые подпрограммы. Так, в этом году помимо традиционного блока отечественных премьер – полнометражных художественных, документальных и анимационных – в рамках российской программы презентовали абсолютно новый проект «Кинодебюты.RU», подготовленный совместно с Гильдией кинорежиссеров России. Улыбка судьбы в том, что большинство дебютантов – уже вполне состоявшиеся операторы, продюсеры и актеры. И теперь только публике решать, правы ли были, например, артисты Михаил Пореченков и Валерий Николаев, внезапно решившие пересесть в режиссерское кресло.

«Относительные дебютанты» встречались и среди участников основной российской программы. В разряд начинающих режиссеров перешел знаменитый оператор Сергей Мокрицкий, снявший более 30 фильмов, сериалов и телепроектов, начиная «мыльным» «Баязетом» и заканчивая обласканным международными наградами «Изображая жертву» Кирилла Серебренникова. Его «Четыре возраста любви» вскоре появятся в кинотеатрах всей страны, чтобы на свой лад, но в который уже раз, подтолкнуть к раздумьям на те самые вечные темы, что неразрешимыми загадками рано или поздно встают перед каждым из нас. Фильм состоит из четырех новелл, – «Осень», «Зима», «Весна» и «Лето» – не связанных между собой ничем, кроме отдельных персонажей, впрочем, никакого влияния друг на друга не оказывающих. Главный герой одной новеллы может просто секундно мелькнуть в массовке в следующем рассказе и исчезнуть уже навсегда. А ведь и в жизни так: у каждого своя дорога и свои жизненные зигзаги, частенько мы внезапно совпадаем с кем-то на отдельном отрезке, чтобы за очередным поворотом вновь разойтись в противоположные стороны без надежды и, что главное, желания когда-либо встретиться вновь. И в то же время с человеком можно жить годами и только в глубокой старости понять, что ваши пути, оказывается, уже целую вечность как разошлись. «Когда же ты разлюбил меня? Когда мы получили эту квартиру? Или когда тебя не назначили завотделом? Когда ты превратился в надутого индюка?» – вопрошает в новелле «Зима» героиня Лии Ахеджаковой в спину своего мужа. Вопрошает напрасно, ни муж (блистательная работа Игоря Ясуловича), ни тем более его спина ее все равно не слышат. И она не слышит, и изменить что-то способно лишь чудо, по крайней мере библейского масштаба. И чудо случается. Самое что ни на есть библейское, притчевое: если ветхозаветная Сарра могла родить Исаака в 90, то почему наша современница не может себе этого позволить в 70? Вон у нее и справка из поликлиники есть. Старушка истово размахивает ею перед носом ошарашенного мужа, а тот лишь вопит, себя не помня, мол, да что же люди скажут?! Так что, получается, чудеса не всегда помогают и, чтобы понять друг друга, надо, видимо, искать другие, более земные и естественные способы, чем роды в доме престарелых.

Библейскую аллюзию можно найти в каждой новелле. «Осень» – это, конечно же, история Адама и Евы, перевоплотившихся в двух современных подростков. Их райский сад – это предгорный лесок, по которому они, едва знакомые друг с другом, но уже плененные и очарованные, бодро вышагивают к железнодорожной станции. Все так светло, прозрачно, и первые чувства пробуждаются столь невинно, что сразу понятно: Змей-искуситель где-то рядом, не дремлет, и вот-вот сверкнет в пожелтевшей листве его зловонное жало. А когда он появляется, остается только поразиться фантазии драматурга: «Змей нашего времени» одет в камуфляж. Но если тот, мифический, оставлял Еве право выбора, то этот заставляет действовать и прозревать стремительно. Как удачно под рукой оказался пистолет, подаренный Адаму его папой-военным. Но вместе с боевиком в камуфляже гибнут и нежные ростки первой любви. Изгнание из рая состоялось: дети перестали быть детьми, а любовь – плата за жизнь.

«Весна» – пронзительная история двух женщин, делящих не существующего в природе мужчину. В своем одиночестве и безлюбовной тоске они доходят до того, что готовы разыгрывать друг перед другом спектакль, вся абсурдность которого изначально ясна обеим. Просто им хочется узреть свою значительность и нужность хотя бы в глазах мнимой конкурентки. Сестры Рахиль и Лия из Вечной Книги и в самом деле были соперницами. И Иаков был самый что ни на есть настоящий, из плоти и крови. Так что там хоть было за что бороться. А наши современницы, выходит, бьются за призрак. Как измельчали страсти…

Самая человечная новелла, конечно же, «Лето», выпукло и живо воплощенная на экране Юлией Рутберг, Алексеем Серебряковым и Вадимом Демчогом. Сумасшедший монах выхаживает контуженого солдата и начинает искать ему новых родителей. Ищет среди тех, кто потерял на войне сына. «Да поймите, не вы ему нужны, – уговаривает он беснующегося отца, обнаружившего подлог. – Он вам нужен!» Это ли не перепев притчи о блудном сыне. Только сегодняшний день и здесь все перевернул с ног на голову: не сын возвращается к родному очагу, а осиротевший очаг ищет нового сына. Потому что старого не вернуть: сгинул в не нужной никому горной войне.

Режиссеру Сергею Мокрицкому, оператору Алишеру Хамидходжаеву и драматургу Алексею Головченко (говорят, завершив работу над сценарием, он постригся в монахи) удалось то, что нынче мало у кого получается, – снять очень народное и вместе с тем очень глубокое кино, где каждый снимет свой, лишь ему необходимый слой. Кино без риторических вопросов и без заранее готовых, промышленно-клишированных ответов. Кино во многом спорное: все-таки беременная старушка – испытание не для слабонервных, но все же кино, по всем пунктам достойное гордого титула «нас возвышающего обмана».

Еще один дебютант в списке основной российской программы – недавний ученик Марлена Хуциева Бакур Бакурадзе со своей картиной «Шультес». Минувшей осенью на фестивале «Киношок» он представлял 35-минутную драму «Москва», снятую в соавторстве с Дмитрием Мамулия. История семьи таджиков-гастарбайтеров, квартирующих в заброшенном доме в центре российской столицы, впечатляла своей документальной бессловесностью и трагической предопределенностью. Но в этом случае на авторов работал хронометраж: полчаса – идеальное время, чтобы и напряжение не спало, и интерес не угас. «Шультес» снят в той же практически «немой» стилистике. Алексей Шультес, бывший спортсмен-легкоатлет, а ныне вор-карманник, живет с больной матерью, ездит в метро, таская у зазевавшихся граждан кошельки и мобильные телефоны. Когда-то он попал в автокатастрофу – мы узнаем об этом уже в самом конце фильма – и теперь его единственная связь с миром – крошечная записная книжка, куда он заносит какие-то лишь ему ведомые имена, адреса, номера телефонов. Как и в «Москве» – тут Бакурадзе дублирует сам себя – город показан не «с витрины», а с «черного хода», с изнанки. Обойтись без Красной площади и храма Христа Спасителя – достаточно изящный ход, дескать, все это могло случиться и в Петербурге, и в Нью-Йорке, и в Саратове. На этом, впрочем, все изящество заканчивается, остается лишь нудная двухчасовая слежка за безмолвным главным героем: камера практически все время «дышит» ему в затылок, поэтому лицо персонажа – скорее, редкий подарок. И ровным счетом ничего не происходит, лишь кошелек за кошельком, ключи за ключами. Где-то между двумя очередными портмоне у героя умирает мать. Но это вовсе не событие и уж тем более не трагедия, так, незначительный нюанс, стоящий не дороже вышеозначенных портмоне. Мысль автора прозрачна: он с головой окунает нас в вязкое и тягучее существование героя, бессмысленное и ничем не окрашенное. Очень модный документальный прием, заслуживший для картины Гран-при на последнем фестивале «Кинотавр». Конечно, победителей не судят, и в жюри «Кинотавра» заседают лишь профессионалы самой высокой пробы, но все же очень любопытно, за какие такие заслуги они столь высоко оценили «Шультес»? За необычный киноязык или за абсолютное пренебрежение законами драматургии? Когда персонажи возникают ниоткуда и непонятно для чего, а потом так же бесшумно исчезают в никуда. Или за очередную высокохудожественную поэтизацию трудоемкого воровского дела? Так история знавала экземпляры куда более поэтичные, и что важно – куда более осмысленные.

Картина уже идет в кинотеатрах, а, значит, находит своего зрителя. Точно так же в течение года выйдет на экраны и большинство остальных фильмов российской программы. Плохи или хороши, но они – единственное доступное нам на сегодняшний день отражение нашей собственной жизни. И уже хотя бы поэтому достойны того, чтобы каждый из нас составил о них свое собственное мнение.