Шоу должно продолжаться. Илья АВЕРБУХ

Илья Авербух вспоминает: «Моя мама вставала спозаранку и везла меня на тренировку из Перово, где мы тогда жили, на автобусе до метро «Измайловский парк», потом до станции «Спортивная», от нее еще двадцать минут пешком – и так дважды в день». В 13 лет Илья подрос за один летний месяц на двенадцать сантиметров. Из-за этого временно потерял координацию, и на тренировках начались проблемы. Ему посоветовали перейти из «одиночников» в танцы. Согласился. Думал, вдвоем легче будет кататься. Оказалось – наоборот. Потом захотел вернуться в одиночное катание, но его уже не отпустили. Сегодня Илья Авербух переживает второй «ледниковый период». Первый закончился в 2003 году. Второй – в самом разгаре. И трудно сказать, в каком своем занятии знаменитый фигурист оказался более подвержен соблазнам успеха – в спортивных танцах, где он достиг звания чемпиона мира, или в организации популярных ледовых шоу.

– Почему вы так рано закончили спортивную карьеру – в 28 лет? Для фигуриста это еще не критический возраст.

– Почему так рано? Потому что, когда ты выступаешь, с каждым выступлением накапливается какая-то доля усталости. Она накапливается, накапливается, и ты перестаешь адекватно оценивать свои возможности. Тебе уже кажется: все, сил больше нет, желаний нет. Да, я ушел со льда в 28 лет, но к тому времени мы с Ириной (Лобачевой, в ту пору партнершей и женой. – В.В.) стали чемпионами мира. Впереди был олимпийский цикл. И выходило так, что на Олимпиаде мне будет 32 года, а Ирине и того больше. Мы трезво оценили свои силы и решили уйти.

– Это было обоюдное решение?

– Абсолютно. Да, у меня нет и уже не будет титула олимпийского чемпиона. Но у меня есть титул серебряного призера Олимпиады, и этот титул меня устраивает.

– За годы участия в турнирах вы не устали от специфического судейства, свойственного фигурному катанию?

– Я отношусь к этому как к данности. С этим ничего поделать невозможно. Это в легкой атлетике результат совершенно нагляден, его можно измерить в сантиметрах, секундах… А в фигурном катании ты в достаточной мере зависишь от судейства. И судейские побудительные мотивы тут абсолютно не поддаются никакой логике и никакому прогнозу. К примеру, может оказаться, что музыка, под которую вы танцевали, вызвала у судьи какие-то приятные воспоминания. Под эту музыку у него в молодости, положим, случился роман. И он выставит тебе максимальный балл, потому что твое выступление ему на душу легло. А другая композиция ему противна, у него с ней связаны негативные ассоциации. И под этим настроением он будет воспринимать всю твою программу. Кто-то судей пытается одаривать, кто-то стремится оказать на них давление. Было несколько громких скандалов в фигурном катании, когда удалось доказать, что имел место судейский сговор. Не хочу это комментировать. Вообще, скажу вам, судейство в этом виде спорта нравится тем, кто победил, и не нравится тем, кто проиграл. Тут всегда будут недовольные и всегда будут счастливые.

– В 1995 году вы с Ириной Лобачевой переехали в США. Восемь лет тренировались там, могли бы, наверное, там же и остаться. Но вы вернулись в Россию. Почему?

– Я не хотел прозябать в Америке.

– Это было прозябание?

– Ну как вам сказать… Да, все там было благоустроено. Да, был свой дом с лужайкой. Но в плане творчества, какого-то движения, устремленности к чему-то я себя чувствовал прозябающим. Я начал понимать, что именно в России я смогу большего добиться и ярче проявить себя, нежели в сытой и благополучной, но достаточно скучной для меня стране. Поэтому было принято решение вернуться. Я хотел начать в России свое дело.

– Ледовое шоу?

– Да.

– Такие попытки, оставив спорт, предпринимали многие фигуристы. Ничего хорошего из этого, как правило, не выходило.

– В успех нашего начинания тоже мало кто верил. Действительно, до нас некоторые ребята пробовали свои силы в этом бизнесе, но, получив плохие финансовые результаты, сворачивали дело.

– А вы почему преуспели? Вам просто больше повезло?

– Отчасти было и везение. Но главное не в этом. Главное – мы избрали другую тактику. Создав компанию «Ледовая симфония», мы не стремились сразу покорить Москву и Санкт-Петербург. Мы начали с тура по четырем городам российской провинции. Не скажу, что финансовый результат оказался внушительным, но я учился на ошибках, приобретал опыт работы со спонсорами. Вот так потихонечку, мало-помалу шоу встало на ноги. Через два года я рискнул показать его в Москве. Успех был грандиозный. Сегодня «Ледовая симфония», на мой взгляд, является бесспорным лидером в этой индустрии.

– А «Ледовое шоу Евгения Плющенко»? Оно вам не составляет конкуренции?

– Мы, конечно, в одном сегменте рынка работаем, но большой конкуренции я здесь не вижу. У Жени свое шоу, у меня – свое. Его шоу более персонифицировано. В нем главный персонаж – сам Евгений, а остальные служат как бы его обрамлением. Мое же шоу строится на привлечении большого количества звезд, каждый из которых самодостаточен, и все равнозначны. Пожалуй, в этом главное отличие.

– Говорят, вы конфликтуете с Плющенко.

– Никакого конфликта с Женей у меня нет. Это все пресса раздула. Какую-то легкую конфронтацию вели с нами люди из его окружения, но от самого Жени я никогда не слышал никаких резких заявлений в мой адрес. Он от меня тоже не слышал ничего подобного. Я его очень уважаю и как спортсмена, и как начинающего бизнесмена. Никаких трений, а тем более конфликтов между нами нет. Каждый из нас в своем бизнесе старается показать хороший результат. Вот и все.

– Проект «Звезды на льду», осуществленный вами в 2006 году, стал хитом телесезона. Затем зрители получили «Ледниковый период». Шоу должно продолжаться?

– Если оно собирает огромную аудиторию, почему бы и нет.

– Повторить успех – вечный соблазн. В данном случае это был ваш соблазн или Первого канала?

– Продолжения захотел Первый канал, и мне в радость, что такая мысль у его руководства возникла. Я только сразу решил, что проект не должен называться «Звезды на льду-2». Мне представлялось необходимым изменить не только название, но и формат, и Константин Эрнст, гендиректор Первого канала, меня в этом желании поддержал. Он сказал: «Придумайте что-то новое, не надо полностью копировать прежнее». В итоге появились две команды. Одну тренирую я, другую – Александр Жулин. И эти команды состязаются между собой. Прибавилось азарта, возник дух соперничества, зрители превратились в болельщиков. Рейтинг «Ледникового периода» оказался даже выше рейтинга «Звезд на льду».

– Вы с Александром Жулиным сами придумываете номера вашим подопечным?

– Во многом это совместное творчество. Хотя желания звезд тут тоже имеют значение. Но звезды могут только что-то предлагать, а решение – берем эту музыку или не берем, используем этот образ или нет – остается за тренерами.

– Вы принимаете решения, исходя из спортивных возможностей участников шоу, ровно половина которых впервые встала на фигурные коньки, или из эстетических соображений?

– Невозможно, конечно, за два месяца научить людей кататься на коньках. Поэтому я не делаю акцент на спортивной составляющей. Стараюсь выстроить номер так, чтобы максимально скрыть недостатки участников и максимально показать их достоинства. Мне хочется, чтобы ребята открылись в разных образах. Иногда это у них получается, иногда они проваливаются. Но, так или иначе, они пробуют себя в разных образах, а это очень важно.

– В какой мере, работая в паре, звезды театра и кино становятся фигуристами, а фигуристы артистами?

– Происходит творческое взаимообогащение. Главное, что приносят на лед артисты, – это свобода самовыражения. Ну и, конечно, они делают приличные шаги в приобретении умения кататься на коньках. И зрители не могут этого не оценить. Они видят за этим настоящий труд, упорное желание научиться чему-то новому.

– По какому принципу вы подбираете пары? Что тут учитывается? Физические данные партнеров? Их психологическая совместимость?

– И то и другое. Для Тани Навки, например, а она девушка достаточно высокая, нужен высокий и статный партнер. Психологическая совместимость тоже важна. Некоторые пары у нас не сложились. Люди попробовали тренироваться вместе – не получилось, возникло взаимное отторжение, и это чувствовалось. Я не стал настаивать, подобрал им других партнеров. И от этого все только выиграли.

– У кого-нибудь доходило до конфликтов?

– Серьезных конфликтов не было, все относились друг к другу уважительно. Хотя в кулуарах, конечно, витало напряжение.

– А возникали в каких-то парах отношения… ну, скажем так, не только творческие?

– Когда люди вместе тренируются, достаточно тесно общаются, вполне возможны проявления чувств. Не хочу подтверждать или опровергать слухи, но если между кем-то возникала взаимная симпатия, выступления этой пары становились только интереснее и ярче.

– Почему для участия в проекте фигуристы должны испрашивать разрешение Федерации фигурного катания России?

– Потому что к таким проектам весьма ревниво относится Международный союз конькобежцев. Ведь телевизионные ледовые шоу по охвату аудитории составляют конкуренцию чемпионатам мира и Европы.

– Какая же тут конкуренция? «Ледниковый период» – не спортивное состязание.

– Безусловно. Но, неделя за неделей наблюдая по телевизору за выступлениями какого-то фигуриста в «Ледниковом периоде», зрители отчасти теряют к нему интерес как к спортсмену. Станут ли они потом болеть за него на чемпионатах мира и Европы – большой вопрос. Поэтому Международный союз конькобежцев демонстрирует прохладное отношение к подобным проектам. Время от времени даже требует, чтобы спортсмены не принимали в них участия.

– В среде фигуристов вы слывете «серым кардиналом», слышны разговоры о вашем теневом влиянии на Федерацию фигурного катания. Врут злые языки?

– Да врут, конечно. Никакого влияния на федерацию у меня нет, мне это просто неинтересно. Разумеется, любой человек, который добился чего-то в фигурном катании, имеет определенный вес, к его мнению прислушиваются. Но я, упаси меня бог, не претендую ни на руководящие места, ни на какую-то особую роль в этой сфере.

– Зачем вы снялись в сериале «Время жестоких»? Захотелось еще и актерской славы?

– Кто же из нас не хочет сняться в кино. Проведя всю жизнь на льду, начинаешь испытывать желание еще в чем-то себя попробовать, еще в чем-то раскрыться. Вот я и попробовал.

– И что поняли?

– Понял, что это не совсем мое. Но я благодарен режиссеру Всеволоду Плоткину. Он свел меня на съемках с Ольгой Кабо, Игорем Верником, мы подружились.

– Вам трудно дались эти съемки?

– Нет, абсолютно легко. Репетиция занимает десять минут, потом быстро – в кадр, произнес свой текст и отдыхай до следующего эпизода. Такие съемки… ну как бы машинальные, что ли. Нет полного актерского перевоплощения.

– Вы не хотели бы повторить этот опыт?

– Я бы хотел. Но только если бы это была не сериальная работа, а настоящее кино. Какая-нибудь историческая картина, в которой мне не пришлось бы играть самого себя, как у Плоткина. Актерское перевоплощение – да, это меня занимает. А просто помелькать еще раз в сериале мне неинтересно.

– Вы считаете себя успешным человеком?

– Да, безусловно. Но лучше сказать так: я успешный человек, которому повезло. Вот приходишь ты в примитивный Макдоналдс и стукаешь себя по лбу: господи, ну почему мне не пришла идея делать такие бутерброды?! Ведь это же так просто. Приди мне это в голову, я мог бы стать одним из самых богатых людей планеты. Так вот, мне повезло: я первым в России схватился за идею ледового шоу, первым ее по-настоящему осуществил. И теперь кто-то может в сердцах корить себя: ну почему это сделал не я?!