Школа сквозь призму пушкинского пятистишия

В конце 1829 года Пушкин написал короткое поистине провидческое стихотворение:
О сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух,
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, бог изобретатель.

При жизни Пушкина это стихотворение напечатано не было. Впервые опубликовано в 1884 году. В собрании сочинений Пушкина выходит начиная с издания под редакцией Брюсова (1919 год). (В «Российской газете» от 11 февраля 2017 года я прочел цифры, которые меня ошеломили. Оказывается, что из написанного Пушкиным при жизни его не было опубликовано 77% стихотворений, 84% поэм, 82% сказок, 75% пьес, 76% прозаических и исторических сочинений.)
Стихи эти были поставлены эпиграфом к популярной телепередаче «Очевидное – невероятное», которую с 1973 по 2012 год вел Сергей Петрович Капица. Но в советские годы это стихотворение в телепередачах давалось без последней строчки.
Посмотрим на черновики стихотворения. А.С.Пушкин. Полное собрание сочинений. Том третий. 2. Стихотворения. 1826‑1836. Сказки. Другие редакции и варианты. – М., 1997.
Пять строк – и 30 строк вариантов. Вот некоторые: «О сколько ждут открытий чудных Ум и Труд», «О сколько ждем открытий чудных», «Готовит деятельный ум». Мы еще вернемся к этим вариантам. А пока позволю себе небольшое лирическое отступление. Да и не отступление это, потому что я пишу не только о стихотворении Пушкина, но и о том, как сквозь призму его открывается современная наша школа.
Пушкин (Пушкин!) ищет слово. Наш современный школьник на сочинение приходит с готовыми и чужими словами. Исключения нечасты. Для Пушкина стихи – «союз волшебных звуков, чувств и дум». В наших сочинениях чувства и думы – редкие гости. Повторю то, о чем уже говорил. Передо мной три книги, выпущенные ФИПИ. Это анализ проведенных итоговых сочинений. Вместе с тем это пособия для подготовки к итоговым сочинениям. На обложках разные цифры: 2016, 2017, 2018. Но во всех слово в слово повторяется один и тот же диагноз: «Лишь 5% про­анализированных сочинений обладают оригинальностью творческого замысла. Значительное число сочинений нельзя отнести к разряду успешных в силу существенных недостатков… Типичной особенностью проанализированных сочинений (а они были взяты из всех регионов страны. – Л.А.) является категоричность выводов, нарочитая прямолинейность суждений». А между тем в официальном релизе 2017 года было сказано, что 97% писавших успешно справились с заданием.
Но вернемся к стихотворению Пушкина. Ключевое, если так можно выразиться, отправное слово здесь – просвещенье. Мы встречаем его у Пушкина в поэме «Цыганы», написанной в 1824 году. «Презрев оковы просвещенья, Алеко волен, как они». Но почему «оковы просвещенья»? Разве просвещение и оковы не антиподы?
Но вот что об этом рассказывает сам Алеко:
О чем жалеть? Когда б ты знала,
Когда бы ты воображала
Неволю душных городов!
Там люди, в кучах за оградой,
Не дышат утренней прохладой,
Ни вешним запахом лугов;
Любви стыдятся, мысли гонят,
Торгуют волею своей,
Главы пред идолами клонят
И просят денег да цепей.
В том же году в стихотворении «К морю»:
Судьба людей повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран.
Казалось бы, просвещение и тиран антиподы. Но у Пушкина они стоят в одном ряду врагов малейшего блага. Комментируя эти строки, Д.Благой пишет: «Тезис Руссо, подхваченный романтиками, о том, что «просвещение» – собственническая европейская цивилизация – источник всех зол, и спасение в возврате к «природе».
Через два года, в 1826 году, Пушкина привозят из ссылки прямо в Москву, и там происходит его известная встреча с Николаем I. Через некоторое время шеф жандармов А.Х.Бенкендорф передал Пушкину пожелания императора, чтобы он написал записку о народном воспитании. Судя по многочисленным пометам на рукописи, Николай I внимательно прочел записку Пушкина. И на основании устного отзыва императора Бенкендорф в письме написал Пушкину: «Государь император с удовольствием изволил читать рассуждения ваши о народном воспитании и поручил мне изъяснить вам высочайшую свою признательность. Его величество при сем заметить изволил, что принятое вами правило, будто бы просвещение и гений служат исключительным основанием совершенству, есть правило опасное для общего спокойствия, завлекшее вас самих на край пропасти и повергшее в оную толикое число молодых людей. Нравственность, прилежное служение, усердие предпочесть должно просвещению неопытному, безнравственному и бесполезному. На сих началах должно быть основано благонаправленное воспитание. Впрочем, рассуждения ваши заключают в себе много полезных истин».
Уже давно было обращено внимание на то, как перекликаются с этими словами императора рассуждения учителя Павлуши Чичикова: «Способности и дарования? это все вздор, – говаривал он, – я смотрю только на поведенье. Я поставлю полные баллы во всех науках тому, кто ни аза не знает, да ведет себя похвально; а в ком я вижу дурной дух да насмешливость, я тому нуль, хоть он и Солона заткни за пояс!»
Мне в голову не пришла мысль обратиться в этом месте к написанному Пушкиным в следующем, 1827, году стихотворению «Друзьям». Это сделал Александр Минкин в своей работе о романе «Евгений Онегин», справедливо отметивший, что в стихотворении этом есть и ответ царю и генералу на их трактовку просвещения. Вот это стихотворение:

Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю:
Я смело чувства выражаю,
Языком сердца говорю.

Его я просто полюбил:
Он бодро, честно правит нами;
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждами, трудами.

О нет, хоть юность в нем кипит,
Но не жесток в нем дух державный:
Тому, кого карает явно,
Он втайне милости творит.

Текла в изгнаньи жизнь моя,
Влачил я с милыми разлуку,
Но он мне царственную руку
Простер – и с вами снова я.

Во мне почтил он вдохновенье,
Освободил он мысль мою,
И я ль, в сердечном умиленьи,
Ему хвалы не воспою?

Я льстец! Нет, братья, льстец лукав:
Он горе на царя накличет,
Он из его державных прав
Одну лишь милость ограничит.

Он скажет: презирай народ,
Глуши природы голос нежный,
Он скажет: просвещенья плод –
Разврат и некий дух мятежный!

Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу.