Школа и церковь объединяться не будут. На вопросы «Учительской газеты» отвечает министр образования и науки РФ Андрей Фурсенко

– Андрей Александрович, какой же наконец будет структура министерства? Или это секрет?

– Нет в этом никакого секрета. Приказ еще не подписан. Но я думаю, министерство будет состоять из 6 структурных единиц: три вспомогательных департамента – экономики и финансов, управления делами, международных связей и информационного обеспечения, и три «сутевых» департамента – воспитания, молодежной политики, социальной защиты; государственной политики в области образования; государственной политики в области науки, инноваций и интеллектуальной собственности.

– Оба ваших заместителя – Фридлянов и Свинаренко – из бывшего Министерства промышленности, науки и технологий, люди, далекие от проблем образования. Почему вы выбрали их? Потому что привыкли работать вместе или потому, что не доверяете бывшим заместителям министра образования?

– Вы знаете, они так же из науки, как и из образования. Например, Андрей Геннадьевич Свинаренко – заместитель председателя совета Национального фонда подготовки кадров, он создавал этот фонд, так что он-то даже больше из образования, чем из науки.

– Что станет с бывшими заместителями Филиппова?

– Будем разбираться. Мы, например, уже переговорили с бывшим первым заместителем – Александром Федотовичем Киселевым. Есть решение, которое устроит и его, и нас. Что касается остальных, то они будут по возможности трудоустроены. Однако нужно рассматривать судьбу не только заместителей: есть полтора министерства, в которых 1300 работников. Во-первых, произойдет существенное сокращение. Во-вторых, придут абсолютно новые люди (этот процесс нужно воспринимать правильно), так что кому-то придется искать работу.

– Почему Владимир Михайлович Филиппов не стал вашим заместителем?

– Об этом нужно спрашивать у самого Владимира Михайловича. Но в той новой структуре, которая сейчас есть – это моя принципиальная позиция, – они должны вести организационную работу, не будучи отраслевиками, не имея прямого отношения ни к науке, ни к образованию. Реальные функциональные задачи будут решать руководители агентств и служб (тут нужны профессионалы) и руководители соответствующих департаментов. Я думаю, что вообще Владимиру Михайловичу, как бывшему министру, оказываться в позиции руководителя службы или агентства трудно – он сам предложил Болотова и Балыхина в руководители этих структур. Руководителем департамента его назначать, с моей точки зрения, было бы неправильно. Вообще вопрос ухода из министров в заместители на самом деле непростой.

– Вы будете продолжать модернизацию образования, в частности, введение ЕГЭ и ГИФО?

– Я неоднократно говорил о том, что для меня привлекательна схема предоставления образовательных кредитов, хотя возможны и другие схемы, в том числе и ГИФО. Что касается ЕГЭ, то мне дали прочитать тестовые задания по физике. Могу сказать, что это не чисто тестовая система. Вообще система письменного экзамена в какой-то заданной форме, имеет право на существование. Важно, чтобы это не стало единственной формой оценки знаний, чтобы у человека были и другие возможности. Самое страшное, если вдруг будет митинг и все скажут: «Долой ЕГЭ!». Результат сдачи ЕГЭ как оценка деятельности школьной системы образования возможен, ЕГЭ можно использовать как базу для поступления в вуз. Необходима ли при этом досдача каких-то экзаменов – вопрос для дискуссий.

– Как вы оцениваете свою встречу с ректорами вузов в Ярославле?

– Не было никакой конфронтации. Речь шла о том, что нельзя абсолютизировать никакую форму сдачи экзаменов, в том числе ЕГЭ. Я сказал ректорам, что, к сожалению, за неприятием этого слова из трех букв стоит непонимание: что это такое. На самом деле сама форма ЕГЭ и сам экзамен дают много больше возможностей, чем есть у нас сейчас. Подходить к этому вопросу нужно с разных сторон, не говоря однозначно «да» или «нет».

– Как вам кажется, почему было отменено централизованное тестирование, против которого никто не возражал и результаты которого вузы засчитывали на приемных экзаменах? Кто, на ваш взгляд, имел заинтересованность в том, чтобы прежнюю систему разрушить и вводить новую, отвергаемую вузами?

– Мне тоже хотелось бы это узнать.

– На сегодняшний день нет закона о приеме в вузы без экзаменов и вне конкурса победителей олимпиад, но некоторые вузы такой прием проведут. Вы их не накажете?

– Как вам такая мысль в голову пришла? Могу ли я наказывать ректоров, которые имеют право на самостоятельное решение вопроса?

– За что, на ваш взгляд, государство должно брать ответственность в образовании?

– Во-первых, за оплату образования по тем специальностям, которые нужны обществу. Скажем, обществу нужны учителя, врачи, профессионалы для социальной сферы, для обороны страны, для обеспечения ее безопасности. Во-вторых, государство должно, видимо, нести ответственность за обеспечение социального равенства. Это означает, что даже по тем специальностям, в которых, скажем, государство напрямую не заинтересовано, нужен особый вид социальной поддержки тех, кто демонстрирует хорошую успеваемость, отличные способности, но при этом не имеет средств, чтобы продолжать обучение в вузе. То есть государству придется взять на себя две функции: обеспечения социального выравнивания и выполнения экономического заказа на те специальности, которые нужны самому государству.

– Сегодня много говорят о том, что большой бизнес должен помогать государству поддерживать развитие системы образования. Почему, на ваш взгляд, этого пока не происходит в необходимых масштабах?

– Потому, что пока нет таких прогнозов развития, которые могли бы заинтересовать бизнес. Например, десять лет назад начался бурный рост интернета, но тогда мало кто из представителей российского бизнеса видел, насколько это для них перспективное дело. В принципе, если бы эта информация была опубликована, обоснована, не исключено, что уже десять лет назад, условно говоря, конкурс на специальности по информационным технологиям был бы больше. Соответственно бизнес мог бы спонсировать и поддерживать материально развитие образования.

– О вас говорят как о приверженце американской системы образования. Вы в самом деле считаете, что это образование самое лучшее в мире?

– Оно не столько лучше, сколько экономически востребованное. Это две разные вещи. Есть бренд Гарварда, и 200 миллионов человек в мире хотят получить диплом Гарварда, потому что считают это экономически целесообразным. Получив такой диплом, они резко повысят свою стоимость для работодателей. Экспорт образования в США оценивается в 10 миллиардов долларов в год. Я считаю, что мы должны двигаться в этом направлении и превратить образование в экономическую субстанцию.

– Русская школа всегда была не столько экономической, сколько духовной. Скажите, верно ли то, что вы поддерживаете введение религии как предмета, а не факультативного курса в школьную программу?

– Я говорил и говорю, что мы ведем речь о преподавании истории религий, а не о преподавании православия. Но в России в преподавании истории религий православие, конечно, будет играть особую роль в соответствии с тем вкладом, который оно внесло и в создание государства, и в создание культуры. Основные конфессии будут также представлены, и вообще человек должен понимать, что религия в огромной степени – культурологическая и историческая база для создания и развития государства. В этом плане речь должна идти не о факультативе, а именно об обязательных занятиях.

– А как быть с тем, что школа отделена от церкви?

Никто не ставит вопрос об объединении. Речь идет о том что русскую литературу нельзя понять, не зная и не понимая православия. Точно так же невозможно отделить историю России от истории православия. Только не надо в рамках истории или литературы рассказывать об особенностях церковной службы, и все будет нормально.

– Почему с самых первых шагов ваше министерство практически закрыто для прессы?

– Я с такой оценкой не согласен. Тот, кто меня знает, знает и то, что я всегда отвечаю на вопросы журналистов.