Шамиль ИДИАТУЛЛИН:

Нынешние ребята – они немножко… «цветочки»

Шамиль Идиатуллин – современный российский писатель, чье творчество не может не поражать разнообразием. Среди опубликованных книг автора и технотриллеры, и мистические триллеры, и детские фантастические повести, и проблемные романы о современности… Из общего – яркие, выразительные названия. А также то, что автор с одинаковой степенью ответственности погружает читателя и в прошлое, и в настоящее, и в вымышленное, заставляет смотреть на мир глазами советского подростка и сам ступает на зыбкую почву миллениалов. Насколько сильна разница между всеми этими ракурсами, отличаются ли современные подростки от своих предшественников из 80‑х и какой воспитательный резерв есть у современной школы, писатель рассказал в эксклюзивном интервью «Учительской газете».

– Шамиль, год только начался, а у вас уже вышел рассказ «Дедовский способ». Чего еще ждать читателям от вас как от писателя в будущем году?
– Я практически не пишу рассказы по своей воле. Ведь я начал публиковать книги в зрелом возрасте, после 30 лет, и сразу романы. Рассказы для меня остались такой юношеской формой. Какое-то время у меня была смешная библиография: на пять романов два рассказа. Сейчас их количество уравнялось, потому что мои приятели часто подбивают написать рассказ ради сборника или спецвыпуска. В прошлом году у меня так были созданы три рассказа: один из них вышел в номере журнала Esquiere, в котором в качестве приглашенного редактора выступила Галина Юзефович. В январе – в русском издании L’Officiel Voyage. Третий увидит свет в сборнике, который готовит Редакция Елены Шубиной, с большой гордостью в нем поучаствовал.

Сам же я упорно и усердно работаю над давно обещанным отдельному, узкому кругу моих поклонников-читателей этническим романом-фэнтези. Изначально я собирался писать его одновременно с романом «Бывшая Ленина». Но оказалось, что писать два текста совершенно невозможно. Поэтому «Бывшую Ленина» сдал, немножко из себя выдохнул и сейчас со страшной силой, спасибо новогодним каникулам, ночам и праздникам, пытаюсь над этим текстом работать. Не уверен, что мне удастся соблюсти сроки, которые я себе поставил. Но, если все срастется, можно каким-то чудом ждать выхода книги, может быть, даже в этом году. Если нет, то в следующем, надеюсь.

– О современности писать сложнее, чем о прошлом?
– Ответственно писать тяжело все. Когда залезаешь в героя, еще ничего не знаешь, приходится придумывать, выдавливать и рожать его из себя. А потом в него заползать, примерять его шкуру, кости, нервную реакцию, телесные привычки, манеру говорить… А в каждой книге таких героев не один и не два, а больше. Естественно, те незнакомые моменты, в которых герои находятся, тоже надо придумывать заново. Даже если все эти обстоятельства и действия ты давно крутишь в голове, все равно начинаешь это насаживать на какое-то единое сюжетное целое. Поэтому особой разницы между современностью, прошлым или фантастикой нет, если писать всерьез. Мне как читателю очень не нравятся книжки, в которых герои – Картоны Картоновичи, а действие банально и происходит на плоской картинке, держится на кривеньком сюжетном гвозде. Зачем я это буду читать? И писать, соответственно, стараюсь не таким образом. А это тяжело.

Единственное, на первых порах тяжелее писать о современности, чем придумывать обстоятельства или восстанавливать в памяти историю. В мире города Брежнева, который входит в круг моих воспоминаний, я чувствовал себя увереннее, чем в текущей современности. То же самое с фантастической реальностью: если я ее придумал, то я полный хозяин в ней. Правда, только на первых порах, в первых главах. А потом уже, когда ты этот мир для себя додумал, он сковывает тебя своими правилами, рамками ровно так же, как и реальность. От этого не отпрыгнуть: невозможно уже в 5-6‑й главе включить для себя функцию бога и переделать декорации под себя. Дальше надо бежать по этим рельсам, а не пытаться их раздвинуть, превратить в канатную дорогу.

– В «Городе Брежневе» вы описывали подростка Артура Вафина, которого, как сами признавали в интервью, списывали во многом с себя. В романе «Бывшая Ленина» также показана молодежь, правда, в основном ребята постарше. Кто в этот раз стал для вас прототипами? Насколько трудно было создавать современные образы?
– Тут, с одной стороны, конечно, немного полегче, потому что я счастливый отец молодых людей. Многое я срисовывал с них и с их круга знакомых, а также в принципе с тех, кому сейчас до 30. Поэтому мне смешно читать в критике, что молодежь так не разговаривает или что она вышла у меня слишком нарочитой. Ведь все эти диалоги я слышал и пытался передать тот градус взаимного глумления, троллинга, который им свойственен. Я согласен с тем, что каждый читатель имеет право на любое умозаключение, читатель всегда прав. Но многие из тех, кто «не всосал», – это те люди, которые просто не разговаривали с молодежью. Это нормально, мы не можем говорить со всеми на свете. Кроме того, существует вопрос эмпатии и доверия: мы либо можем поставить себя на место героя и поверить рассказчику, либо нет. Если мы исходим из добросовестности автора, нужно исходить и из презумпции его невиновности. Если я читаю своих любимых писателей, которые ни разу меня не подвели, я исхожу из того, что даже если выстроенный ими диалог в книге кажется мне нестерпимо неправильным, я мирюсь с ним, покуда он отвечает предложенным героям и обстоятельствам. Но читатель может и должен вылавливать спорные моменты, открывать текст с той стороны, о которой автор и не подозревал. А что касается критиков, иногда проблема в том, что они слишком много читают, иногда в том, что они слишком быстро читают. Они ждут от автора чего-то одного, а получают другое, не свое, а авторское, и отключенная эмпатия не позволяет им с этим смириться. Почти каждая книга прочитывается не так, как задумал автор, и это нормально.

В любом случае каждая книга хоть и заваривается на жизненных ингредиентах, варится не таким образом, как это в жизни происходит. Все происходящее в ней становится более выразительным, терпким, резким, более приятным или мерзким, чем в жизни, иногда выводит на обобщения, которых в жизни не встретишь. Это и является таким литературным допуском, с другой стороны, в этом и состоит писательский вклад. Иначе книжка не была бы литературным произведением. Когда я читаю в отзывах, что, например, в «Городе Брежневе» я просто показал кусок жизни, мне приятно. Значит, я сымитировал сюжетную жизнь так, что люди решили, что так оно и было.

– А современные подростки отличаются от своих предшественников из 80‑х?
– Во-первых, они очень похожи на нас, во-вторых, сильно отличаются. Похожи тем, что живут теми же интересами – любовью, дружбой, успехом, мыслями «я такая толстая» или «я самый дрищ»… Ну все вот это вот. За всю человеческую историю это не меняется. Изменилось сильно то, что дети стали гораздо более открытыми. Трудно представить, чтобы в наше время мы спокойно выкладывали номера своих телефонов в открытый доступ или что-то рассказывали о себе. Это была такая сакральная информация, которую знали только свои. И вообще была такая четкая отбойная стеночка «свой – чужой». Сегодня эти стенки есть, но они гораздо более размытые, современный подросток более доверчив и наивен. В хозяйственно-бытовом смысле он слабее: не умеет помыть полы, отстоять очередь, купить то, за чем его послали в магазин. Но гораздо лучше развит интеллектуально, знает языки, умеет печатать 10 пальцами, что не умел никто из нас (к слову, в наше время за это умение платили немалые деньги). При этом он может не знать, кто стоит во главе какой-либо страны, столицу Никарагуа, состав Политбюро и все такое прочее, что назубок знали мы.

Другой стала и система необходимых в жизни знаний. А вот трудности взрослой жизни остались прежними, и наши дети стукаются лбами обо все, что преграждает им дорогу. Выясняется, что не все социальные лифты работают, не все образование для них, не вся работа для них, не в каждый уголок страны или мира они могут поехать. И вопрос не только в деньгах, а в чем-то еще. Столь ощутимая разница между тем, к чему их готовили, и тем, с чем они столкнулись на улице, в аудитории, в офисе, оказывается сильным ударом. Нормальный советский подросток был циничным, ни во что не верил, был готов драться и кусаться. Нынешние ребята… они немножко «цветочки». А что делать, если случится ураган? Срочно отращивать шипы.

– А система образования, на ваш взгляд, как-то принципиально перестроилась под них?
– Школа как таковая не изменилась. Она по-прежнему оторвана от жизни. Она осталась тем же конструктом, который создавался, формировался, был вполне себе продвинутым и прекрасным в 60-70‑е годы, в самый сытый и вегетарианский период советской власти. А проблема в том, что времена-то уже другие. Те смешные новации, связанные с программированием и кибернетикой, которые в школе появляются, они все равно не позволяют современному подростку выйти из школы полноценным членом общества. Я пару раз задумывался, какие бы предметы я ввел в школе. Точно ничего бы не убрал: разговоры о том, что физика и астрономия не нужны, попахивают серой, они от лукавого. Но мне кажется странным, что в школе не учат водить автомобиль или каким-то другим прикладным вещам, связанным с домашним хозяйством, например, тому, как поменять прокладку в кране, вывернуть пробки, установить розетку и прочее.

– Вы один из немногих авторов, которые пишут и для взрослой аудитории, и для детской. Какими должны быть книги для современных детей?
– Сегодня детский писатель – выживающая профессия. Это люди, которые по большей части являются бессребрениками, подвижниками, они пишут за копейки в свободное от основной работы время просто из огромной любви к своему делу. И кроме того, им приходится конкурировать не только с кучей медиаразвлечений – компьютерными играми, сериалами, социальными сетями, но и подвергаться ненужному, гнусному и заведомо проигрышному соревнованию с классиками и зарубежными коллегами. Если спросить у 100 человек имена детских писателей, 95 назовут Маршака, Пушкина, Чуковского, Стивенсона, Жюля Верна, в лучшем случае Крапивина или Сотника.

Детская литература, конечно, менее скоропортящаяся, чем взрослая. Но дети тонко чувствуют ложь. И если родители пытаются подсадить ребенка на книжки, в которых у героев на шее пионерские галстуки, нет айфона и аккаунта в Instagram, они видят в этом фальшь. Вслух они могут этого не сказать, но посчитают, что это не про них. Экстраполировать они еще не умеют. Чтобы ребенка завести в животворное болото литературы, надо ему дать то, что будет про него самого: про буллинг, непонимание с родителями, про папу, который сидит за экономическое преступление, или про маму, которая с папой разводится. И для этого нужно, чтобы книжка была написана сейчас. С этой миссией не справится классическая литература, хоть она и остается обязательным элементом, без которого мы все загнемся. Отчасти детских писателей еще поддерживают конкурсы: «Книгуру» и премия имени Крапивина, с оговорками конкурс имени Михалкова и «Новая детская книга». Замечательно работают издательства, которые специализируются на современной детской и подростковой литературе и все активнее выпускают наряду с современной заграничной прозой отечественные повести («Самокат», «КомпасГид», «Розовый жираф»), библиотеки, многие школы, отдельные люди, ответственные за чтение. Процесс идет, но медленновато, проблем в детской литературе по-прежнему существует множество. Задача читателя – не лениться, искать новое и читать, получать от этого удовольствие и наслаждение, примерять на себя чужие обстоятельства и уметь выживать за счет этого. Писатели же должны писать честно, про нас. Ведь и фантастика, действие которой происходит в ХХХV веке, и фэнтези, где в параллельном мире живут драконы и розовые единороги, все равно могут быть про нас.

Ирина КОРЕЦКАЯ

Досье «УГ»

Шамиль Шаукатович Идиатуллин родился в Ульяновске в 1971 году. Сегодня он живет в Москве, занимается журналистикой, пишет книги. В его библиографии 7 романов и примерно столько же повестей и рассказов. Дебютировал в 2004 году технотриллером «Татарский удар». Второй роман писателя «СССР™» получил премию Международной ассамблеи фантастики «Портал», третий – мистический триллер «Убыр» – Международную детскую литературную премию имени Владислава Крапивина и премию «Новые горизонты». В 2017 году писатель стал лауреатом премии «Большая книга» с романом «Город Брежнев». Роман 2019 года «Бывшая Ленина» также номинирован на ведущие литературные премии страны.