Севастопольский миндаль. Незабываемое

Почти год назад отшумели события Крымской весны. Мы праздновали двухлетие присоединения Крыма к России. По всей стране проходили концерты, шествия, в газетах было много публикаций…

А у меня есть своя история, связанная с Крымом, с  Севастополем. История не про знаменитых адмиралов, не про бесстрашную 35-ю бронебашенную батарею и не про Сапун-гору… Моя история о дереве, которое видело войну, и о писателе Астафьеве.«При чем здесь Астафьев?» – недоуменно спросят многие. Да, уже 15 лет молчит перо Виктора Петровича Астафьева. Но своими давно написанными строками он может говорить с будущими поколениями….Летом 2015 года мы всей семьей ездили в Крым. Сначала отдыхали в Алуште. Почти каждый день ездили на экскурсии. Побывали в Ялте, Гурзуфе. Но мне хотелось в Севастополь.  Символ этого города – памятник затопленным кораблям – сколько помню себя, стоял у нас дома в витрине книжного шкафа. И памятник этот мне хотелось увидеть своими глазами.Муж сначала сопротивлялся: «Как ты себе это представляешь? С тремя детьми ехать в незнакомое место. Где мы остановимся?» После долгих уговоров я  все-таки убедила его поехать в  Севастополь.  Я ожидала увидеть яркий город, торжественный строй моряков, большие белые корабли. Думала, что город будет блестеть, как начищенный самовар. Но как выглядел город русской славы?В первый же день экскурсии по бухтам нашему взору предстали старые подводные лодки и корабли. «А где наша военная мощь? Где наши военные корабли?» – недоумевали мы. Экскурсовод объяснил, что все корабли в походе.Светло-серые и темно-серые здания.  Почти через каждые 7 шагов – памятник истории. Какая-то тихая торжественность и суровая гордость этого города потрясли меня. А памятник затопленным кораблям оказался меньше, чем я представляла. На первой же экскурсии нам рассказали, что во время войны Севастополь был разрушен на 80%. В городе осталось несколько деревьев, которые пережили войну. Мне очень хотелось увидеть хотя бы одно дерево. Севастопольцы  – доброжелательные люди, они очень радушно встречают гостей и с гордостью рассказывают о своем городе. Пожилой мужчина сказал мне, что на Малаховом кургане сохранилось такое дерево.  В один из дней мы поехали на Малахов курган.  Ознакомившись со многими памятниками, пошли по главной аллее к выходу. И тут в центре аллеи  мы увидели какое-то дерево, огороженное витым забором. «Мама, это и есть тот миндаль, который пережил войну!» – закричала старшая дочь. Подошли ближе. Совсем небольшое дерево с жалкой листвой словно просило у нас прощения за то,  что не оправдало наших ожиданий.  Как будто говорило всем: «Смотрите на меня и помните войну!»«А почему оно такое маленькое? Ведь ему больше 70 лет, почему оно не выросло, как другие деревья?» – спрашивали дочери. «Потому что оно помнит ужас войны», – ответила я. Тогда я не нашла других слов, чтобы объяснить детям такую, казалось бы, простую вещь – почему не выросло дерево. И только полгода спустя, выбирая из «Последнего поклона» В.Астафьева  отрывок на конкурс «Живая классика», я нашла ответ на вопрос, почему  не выросло дерево. «Дерево  – это целый мир! В стволе его дырки, продолбленные дятлами,  в каждой дырке кто-нибудь живет, трекает: то жук какой, то  птичка, то ящерка, а выше  – и  летучие мыши. В травке, в сплетении корней позапрятаны гнезда.Мышиные, сусликовые норки  уходят  под дерево. Муравейник привален к стволу. Есть тут шипица  колючая,  заморенная елочка, круглая зеленая  полянка возле лиственницы  есть.  Видно по обнаженным, соскобленным  корням,  как  полянку хотели свести, запластать, но  корни  дерева сопротивлялись плугу, не отдали полянку на растерзание.  Сама  лиственница внутри полая. Кто-то давным-давно развел под небо огонь,  и ствол  выгорел. Чудится  –  жалуется оно мне деревянным, нескончаемо длинным плачем, идущим по корням из земли. Я полез из черного дупла и притронулся  к стволу дерева, покрытого кремнистой корой, наплывами серы, шрамами и надрубами, зажившими и незаживающими, теми, которые залечить  у поврежденного  дерева нет уже сил и соков.«Ой, сажа! Ну  и растяпа!» Но гарь  выветрилась, и дупло  не  марается, чуть  только на локте одном да  на штанине припачкано черным.  Я поплевал на ладошку, стер пятно со штанов и медленно побрел к дороге.Долго  еще  звучал  во  мне деревянный  стон,  слышный только  в  дупле лиственницы.  Теперь я  знаю, дерево тоже  умеет стонать и плакать нутряным, безутешным голосом».Астафьев своими пронзительными строками рассказал людям о том, как дерево может чувствовать боль, понимать время. И не важно,  сибирская это лиственница или севастопольский миндаль. Дерево способно переживать те же чувства, которые испытывает человек. Как и человек, оно способно хранить память. Как жаль, что очередную Крымскую весну мы встретили без Астафьева! Вспоминаются слова, сказанные им однажды: «Больше всего хочу, чтобы эта страна, народ остались в спокойствии. …Какая-то постоянная, давящая тревога за будущее, за ребятишек, за все, так сказать. Чтоб тревога эта оставила народ. Тогда он скорее и к добру придет. Все-таки не красота, а доброта спасет мир, если спасет». Просто, умно, от сердца. Как любое астафьевское слово. Как наказ и как великий знак памяти.  Разве мы могли отдать памятник русской истории и культуры величиной с полуостров? Разве справедливо было бы предать русские  знаки памяти: великих полководцев Ушакова, Нахимова, бесстрашных воинов-освободителей Севастополя, Херсонес, где Владимир крестил Русь? Разве могли мы забыть про миндаль на Малаховом кургане?​Любовь НОВОСЕЛОВА, учитель английского языка средней школы №2, с. Богучаны, Красноярский край