Семиотическая контрацепция

Все мы знаем, что в каждой шутке есть доля правды (другие говорят – доля шутки), но мало кто отдает себе отчет в том, какая правда кроется в выборе круга тем для шуток. О чем, например, говорит то, что мужчина, наносящий побои жене, – это фигура серьезная, требующая решительного осуждения лет на десять, а вот женщина, бьющая мужа скалкой или сковородкой, – героиня карикатур, анекдотов и интернет-мемов?

Около десяти лет назад я придумал шутки ради явление семиотической контрацепции. Люди общаются, общение может породить в каждом из них новые смыслы и даже новую правду, но ведь так, от переосмысления, можно и работу бросить, и запить, и в петлю полезть. Надо предохраняться от смысла и даже от правды. Ну, как при сексе, когда зачатие нежелательно. Спустя десять лет эта же шутка пришла в голову моему редактору. Содержит ли она какую-нибудь долю правды? И какая правда содержится в том, что больше никто на эту тему не шутит?

Вопросы не праздные. Педагогическое воздействие – это общение, формирующее ученика, и если ученик способен предохранить себя от такого формирования (а о чем, как не об этом, пословицы вроде «Ему хоть кол на голове теши» или «В одно ухо влетело, в другое вылетело»?), работа учителя начинает играть совсем другими, довольно зловещими, красками.

Давайте, однако, по порядку. У секса и общения есть общая ключевая черта – в процессе того и другого происходит передача информации. В случае с сексом это наследственная информация, и в школьном курсе биологии передачу наследственной информации объявляют единственной целью секса (если о нем вообще говорят).

Между тем предохранение как блокировка передачи без запрета на сам секс возникло, видимо, задолго до появления человека, во всяком случае независимо от его побуждений. Например, самки жука мучного хрущака в условиях скученности выделяют в половые пути этилбензохинон, убивающий сперматозоиды. Никакой генной инженерии – это коренится в природе жука. Заблокировать размножение иногда оказывается куда проще, чем секс.

А какую информацию передает общение? В самом широком смысле – знаковую информацию. Мы общаемся с помощью знаков (фонем, букв, слов, фраз, пословиц и поговорок, цифр, смайликов, а иногда и денежных знаков). Правда, информация, передаваемая с помощью ДНК, тоже знаковая, но об этом пришлось бы писать отдельную статью. И еще одну большую статью о том, что информация – любая! – вся состоит из знаков.

Наука, изучающая знаки, называется семиотикой. За сто с небольшим лет своего существования семиотика породила несколько важных моделей, одна из которых пригодится нам, чтобы понять, как работает общение. Модель называется треугольником Фреге.
Готлоб Фреге, как сказали бы сейчас, был мерзким старикашкой.

Консерватор и националист по убеждениям, к концу жизни (умер в 1925 г.) он стал фашистом и антисемитом. Свой путь в науке он начал с критики всех существовавших авторитетов и выдвижения теорий, ни на каких авторитетных источниках не основанных, и это всех раздражало. К тому же логические основания математики, которыми он занимался, считались непрестижной областью науки.

Так о работах Фреге никто бы и не узнал, но в 1902 году Бертран Рассел прочел их и сообщил автору об ошибке в его математической теории. А затем стал рассказывать всем о прекрасных математических моделях этого нехорошего немца.

Модель треугольника была прекрасна и весьма правдоподобна – истина не выбирает, хорош ли тот, кто ее видит, и доброе может прийти даже из Галилеи. А увидел Фреге разницу между смыслом и значением. Значение общепринято, о нем договариваются и пишут толковые словари. А смысл – это личная реакция того, кто воспринимает знак.

Сам по себе материальный знак (например, черная закорючка или строчка таких закорючек на белом экране или бумаге), его значение как общепринятое толкование и его смысл как личная реакция и находятся в вершинах треугольника Фреге.
Почему важно это различие, заложенное в треугольнике? Потому что оно позволяет понять, что именно мы передаем, когда передаем информацию.

Никто не может передать другому реакцию этого другого. Как говорят американцы, и один человек может подвести лошадь к водопою, но даже сорок не могут заставить ее пить. Все, что может передать один человек другому, – это сам материальный знак в контексте общепринятого словарного значения. И те, кто говорит, что интеллигенция производит и транслирует новые смыслы, глубоко заблуждаются: смыслы производит внутри себя адресат интеллигентских посланий. В любом обучении смысл производит ученик.

Ни в обучении, ни, шире, в общении смысл не обязан быть новым. Как раз наоборот: подавляющее большинство коммуникаций, в которые мы вступаем, раз за разом рождает в нас привычные реакции. Эти привычные реакции можно наблюдать на любом уровне коммуникации – от широко известных сегодня small talk, пятиминутных светских бесед ни о чем, до проигрывания жизненных сценариев, в рамках которых мы раз за разом заводим одинаковые отношения, вступаем в брак с одинаковыми людьми, одинаково себя с ними ведем и одинаково расстаемся. Производят ли участники small talk, или жизненных сценариев, смыслы внутри себя? Да – стандартные, повторяющиеся смыслы.

Но как еще можно остаться собой, если не повторять бесконечно себя са­мого?
С этой точки зрения любое успешное педагогическое воздействие делает человека не-собой, кем-то другим. Еще жестче выражался французский социолог Пьер Бурдье: он считал любое педагогическое воздействие насилием. В работе «Воспроизводство: элементы теории системы образования» Бурдье прямо говорит: «Педагогическое воздействие есть символическое насилие… объективно участвующее в процессе навязывания и внушения определенных значений… власть имеет свою долю в любой педагогике, даже когда речь идет о том, чтобы внушать самые всеобщие значения (наука или технология)».

Одна из любопытных особенностей педагогического воздействия, по мнению Бурдье, заключается в том, что его участники не понимают его насильственного характера, попросту запрещают себе думать об этом: «Неотъемлемой задачей полного определения силовых отношений, в которых объективно находятся агенты, является запрет на понимание этими агентами сути этого отношения».

Осознанное признание насильственного характера педагогики самими педагогами привело бы, по Бурдье, к парадоксу, напоминающему парадокс лжеца: 1) если вы верите, что я говорю правду о насильственной природе воспитания, то я в ваших глазах насильник, и верить мне нельзя; 2) если вы мне не верите и считаете, что я лгу, то я не насильник и мне вполне можно доверять, см. п. 1. «Признание никогда не бывает столь полным, как тогда, когда оно полностью неосознанно», – добавляет Бурдье. Странным образом это перекликается с тем, что над насилием, которое творят женщины над мужьями, в нашем обществе, как было сказано выше, принято только шутить.

Насильственный характер педагогического воздействия хорошо проявляется, по мнению Бурдье, в том, что его информативная составляющая может стремиться к минимуму: для осуществления властной функции не нужно быть компетентным (это только голь, сказал бы русский человек, на выдумки хитра). «Педагогический авторитет, гарантирующий коммуникацию, всегда стремится исключить постановку вопроса об информативной продуктивности коммуникации… отношение педагогической коммуникации может продолжаться как таковое, даже если передаваемая информация стремится к нулю».

Бурдье говорит о символическом насилии как внушении значений. Между тем мы помним, что помимо значения у знака есть еще и смысл как личная реакция на знак. И когда значение знака навязывают, смыслом этого знака (то есть реакцией на него) становится сопротивление ему.

Такое сопротивление может иметь различные формы. Кто-то из учеников игнорирует все, что пытается транслировать ему учитель. Кто-то действует по принципу «выучил – сдал – забыл», это труднее, но безопаснее. И даже если эти два метода семиотической контрацепции не сработают, всегда есть про запас то, что скажут лучшим ученикам после поступления в университет: «Забудьте все, чему вас учили в школе».

Идея семиотической контрацепции, рожденная как шутка, очень хорошо объясняет широкий круг явлений – от необучаемости в педагогике до принципов функционирования пустых светских бесед.

И если после прочтения этой статьи в вас ничего не поменялось – вот лучшее доказательство того, что семиотическая контрацепция существует и успешно работает.

Сергей АЛХУТОВ, практикующий психолог, педагог, соучредитель студии психологического консультирования «Каштаны»