Семен ЗЛОТНИКОВ: Через творчество я осознаю реальность, в которой существую

Семен Злотников – сценарист, писатель, режиссер, автор, известный в Европе, Америке, на Японских островах и даже на австралийском континенте. Его пьесой «Пришел мужчина к женщине» в 1989 году Иосиф Райхельгауз открыл московский театр «Школа современной пьесы». А в конце прошлого года афишу театра пополнило еще одно название – «Вальс одиноких» – в собственной постановке автора, Семена Злотникова. Мы встретились в кафе театра на Неглинной, и тема разговора определилась сама: любовь на фоне трагифарса. Тема любви как луч света пронизывает все пьесы драматурга, начиная с его знаковой для российской действительности эпохи девяностых постановки Иосифа Райхельгауза «Пришел мужчина к женщине». Без любви, уверен Семен Злотников, родятся уроды, это касается и людей, и пьес.

– В театре «Школа современной пьесы» было поставлено несколько ваших вещей: «Пришел мужчина к женщине», «Все будет хорошо, как вы хотели», «Уходил старик от старухи», «Прекрасное лекарство от тоски». И вот сейчас пятая – «Вальс одиноких». И трудно уловить, что вас интересует более: счастье людей или их несчастье?- Безуспешно ищу, к слову – вместе со зрителем, ответа на главный вопрос: что мешает нам быть счастливыми? Моя первая премьера «Все будет хорошо» состоялась аж в прошлом тысячелетии, в далеком 1977 году на Невском проспекте, в театре комедии. И моим первым режиссером был величайший мастер всех времен и народов Петр Наумович Фоменко. Без преувеличения, он заразил меня СВОИМ ТЕАТРОМ – умным, добрым, непременно смешным и грустным одновременно, глубоко сочувствующим людям и ждущим от них же ответа. Можно сказать, что суперидея Петра Наумовича «достать зрителя» застряла во мне и проросла буйным цветом. Собственно, величайшая мечта любого художника – не оставить человека равнодушным. Что-то обязательно должно произойти с ним по прочтении книги или просмотра спектакля. Невероятная, скажете, невыполнимая задача, но… какая благородная!Великий Лев Николаевич Толстой называл сей благородный порыв художника – порыв переделать мир, очистить от скверны и сделать добрее – энергией заблуждения. Не знаю, как это происходит у других писателей и режиссеров, но я без этого самого «заблуждения» не приступаю к работе. Как человек поживший, я могу быть скептиком и понимаю, что мир наш таков, каков есть, и нам остается его принимать или не принимать. Но в том-то и фокус, что художник ни в каком возрасте и ни при каких обстоятельствах не может быть скептиком и соглашаться с этой вялотекущей реальностью. В любом случае делай что можешь и во что веришь, настаивай на своем – а там еще увидим, может, не все так уж безнадежно… Годы и десятилетия писания пьес для меня были поиском путей и средств, как мне достучаться до моего зрителя. Как мне понять, чего он ждет от меня, и как мне поведать, чего я хочу от него? Как ощутить боль ближнего? Как нам вместе заплакать или засмеяться? О чем говорить и как? Однажды, набив синяков, вдруг понимаешь простую вещь: кратчайший путь к сердцам людей пролегает… через твое сердце.- Но сколько людей – столько сердец, и где оно, то общее, что может нас объединить? Семья? Школа? Родина? Природа? Мир во всем мире?- Мир во всем мире, природа, Родина, школа, семья могут превратиться в непрекращающийся кошмар, когда нет совсем малого – любви. Без нее нет радости, нет жизни! Сколько помню себя, с самого детства пытался понять: и чего это людям не живется? Солнце, звезды, земля, горы, моря, бескрайние просторы, мир! Казалось бы, живи и получай удовольствие! А вот не получается! Грыземся, воюем, мучаемся, страдаем! Не добившись ответа в жизни, я принялся за писание драматических произведений. От пьесы к пьесе я придумывал разных мужчин и женщин и помещал их во всевозможные житейские ситуации. Так возникли многонаселенные пьесы: «Мутанты», «Команда», «Сцены у фонтана», «На четвертые сутки после исчезновения». Но гармонии как-то не получалось. И в искусстве, как в жизни, меня догоняли все те же черные всадники: ложь, эгоизм, душевная глухота, боль и тоска. Наконец, отчаявшись добиться гармонии среди многих, я, как говорится, сузил масштаб своих драматических притязаний до двух персонажей – мужчины и женщины. Так появились пьесы «Пришел мужчина к женщине», «Уходил старик от старухи», «Триптих для двоих», «Иван и Сара», «Инцест»…- А что для вас в этом ряду «Вальс одиноких»?- Пьесы «Вальс одиноких» и «Инцест», на мой взгляд, являют собой пример чувственной, как я это для себя обозначил, драматургии. Я намеренно поместил героев в идеальную ситуацию, вне бытовых или социальных коллизий. Они абсолютно здоровы, не нуждаются в деньгах, жилье, они даже внешне красивы и вообще, кажется, созданы для счастья, как птица для полета. Один польский критик, разбираясь со мной, провел параллель с Чеховым, у которого во всех пьесах сюжеты движутся на разрыв устоявшихся связей, в то время как у Злотникова (то есть, пардон, у меня!) явно прослеживается попытка соединить людей. Другое дело – что из этого получается…- Пьесе «Вальс одиноких» без малого двадцать лет. А тема одиночества вполне успешной женщины сегодня звучит куда злободневнее. Вы знаете ответ на вопрос: почему? Вам, как автору спектакля, удается сказать что-то определенное в финале, как вам кажется?- Эта пьеса для меня полна загадок, как никакая другая. Не в смысле построения. На главные вопросы, которые в ней звучат, мне кажется, не существует ответа. К примеру, я, автор, до сих пор не могу с уверенностью сказать, умерли ее бывшие мужья, сбежали или она их придумала. В ряду моих пьес «Вальс…» пьеса особая, мистическая. Над ней интересно думать.- Вам, как исследователю, понятнее женщины или мужчины? И когда вы пишете о любви, вы берете что-то из реальной жизни, «списываете» с нее? Или придумываете?- Как-то на репетиции Татьяна Веденеева заметила полушутя: «И все-то, Семен, вы про женщин знаете!» И я тоже отшутился: мол, возможно, что в прошлой жизни я был женщиной. Шутки шутками, но о том, что откуда берется, можно только догадываться. Психология творчества – вещь малопонятная. Недавно участвовал в программе Андрея Максимова. Без преувеличения, выдающийся телеведущий. Первый на моей памяти, кто не тратит драгоценное время на выяснение скучных биографических подробностей, а сразу и в лоб задает сущностные вопросы: а любовь существует? А верность? А дружба? А как надо жить? Не ожидаешь такого. И вот с непривычки я сразу признался (благо за примером далеко не надо было ходить), что уже почти 30 лет верно люблю одну женщину – мою жену… Возвращаясь к вопросу о том, откуда берутся сюжеты и персонажи: все пьесы, конечно же, мною придуманы. В то же время поверьте, что я ничего не придумывал. Господь и Судьба посылают шифры, которые мне интересно прочесть…- А что вообще вынуждает людей заниматься творчеством?- Могу говорить о себе. Через творчество я осознаю реальность, в которой существую. Лично меня профессия писателя развивает. И работа с хорошим артистом обогащает! С годами, иногда кажется, понимаешь все больше. Но иногда ощущение – вообще ничего не понимаешь! Сейчас произнесу абракадабру, полную скрытого смысла, во всяком случае для меня: чем больше знаешь и понимаешь, тем меньше знаешь и понимаешь. Жизнь, по сути, трагична, а жить – интересно!- Драматурги никогда не бывают довольны количеством и качеством постановок по своим пьесам. Вы один из популярных российских авторов. Как складываются отношения с театрами – русскими и зарубежными?- Полагаю, я сделал предложение театру, которое пока мало услышано. Пока могу скромно заметить: у меня еще все впереди. Сегодня, увы, как это ни грустно, в России среди режиссеров у меня нет единомышленников. Когда-то давно мы были близки с режиссером Иосифом Райхельгаузом, но сегодня он пьес не ставит. Его право. В Санкт-Петербурге живут прекрасные профессионалы Геннадий Руденко и Геннадий Май, с которыми я бы с удовольствием сотрудничал, но у них нет своих коллективов. Мне очень нравились спектакли по моим пьесам в постановках замечательного польского режиссера Томаша Зыгадло, но он, к сожалению, недавно ушел из жизни. Где-то что-то, разумеется, происходит, но знаковых спектаклей давно не случалось. С одной стороны, меня знают. С другой – побаиваются. За 35 лет в профессии, благодарение Господу, я ни разу не слышал упреков в глупости, пошлости или примитивности моих пьес. Главным «ругательством» было: они, мол, очень непростые.У меня даже хранится письмо Анатолия Васильевича Эфроса, где он сетует, что никак не подберет ключи к «Сценам у фонтана», которые ему очень нравятся. Я в результате дошел до того, что езжу по миру и сам ставлю свои пьесы. Совсем недавно совершил постановку по пьесе «Пришел мужчина к женщине» в замечательном, высокопрофессиональном театре города Оренбурга (главный режиссер Рифкат Исрафилов). На фестивале в Ростове актриса получила приз имени Фаины Раневской за лучшую женскую роль, а актер – приз имени Игоря Ильинского за лучшую мужскую роль. Сейчас вот в Москве… Мне очень нравится, как в «Вальсе…» работают актеры «Школы современной пьесы». Талантливейшие артисты – Татьяна Веденеева, Анжелика Волчкова, Юрий Чернов, Владимир Шульга, Алексей Гнилицкий, Александр Овчинников… Бесконечно рад встрече с ними.- Как вы ладите с собственным материалом, выступая и как драматург, и как режиссер? И в режиссуре какими принципами руководствуетесь?- Обвиняйте меня в шаманстве, но по моему давнему, стойкому ощущению – идеи и образы являются свыше. Вообще-то над пьесой тружусь подолгу, выращиваю, как дерево. В ипостаси же режиссера – искренне – не понимаю, как я все это написал. Начисто забываю о своем авторстве, засучиваю рукава и превращаюсь в хирурга. Безжалостно отсекаю все, что мешает. В свое время я многому научился у Сергея Юрского, Петра Фоменко, Юрия Любимова, Геннадия Руденко, Иосифа Райхельгауза. Да и сейчас жадно ловлю любые уроки. Учиться никогда не поздно…- Я читала, в Иерусалиме вы еще руководите авторским театром «Ковчег»?- Уже не руковожу. Авторский театр мне был нужен, пока я писал пьесы. А я их уже не пишу. Во-первых, как я уже говорил, не для кого. Во-вторых, последние лет шесть или семь пишу только прозу. Говорят, получается. Да я и сам про себя все знаю. Главное – мне интересно! Пока завершаю третий роман…- Опишите свой обычный день писателя.- Просыпаюсь часа в четыре утра и пишу, пока сил достает. Никогда не писал по заказу, потому никто меня, слава богу, не торопит. Работаю тщательно. Я отвечаю за то, что делаю. Театр приучил. В театре ведь нет мелочей… Ну и семья, конечно: жена, дочь, сын, которых я очень люблю и для которых никогда не жалею времени…- Вы верите в то, что писатель или драматург может быть учителем жизни?- Каким-то косвенным образом мы все друг друга обучаем. По большому счету история наш учитель. Уже давно моя настольная книга – Библия. Прошлое человечества вдруг оживает – что может быть интереснее?! От того, с кем провел ночь император или полководец и с какой ноги встал, могла зависеть судьба государства. Такие же люди, как мы, творили историю… В семидесятых годах много писали о том, чем чреват век сверхскоростного обмена информацией. Но смысл тех предупреждений я понял только сейчас. Человек, получив какие-то сведения, впадает в заблуждение по поводу своей осведомленности. Внешне-то мы информированы, однако, по сути, пусты и невежественны. Знаем по поверхности и существуем по горизонтали. То же о любви. Мы сейчас отстоим так же далеко от понимания чувственной стороны жизни, как дикари от понимания виртуальной реальности. Писатели прежних эпох, конечно, могли быть учителями – благодаря своей истинной образованности, близости к природе и сути вещей и явлений. Я же на это звание никогда не претендовал. Сам пытаюсь что-то понять.