Семен ПЕГОВ: Страну захлестнула волна унылого нытья

Военкор, побывавший во многих горячих точках, поэт, автор интернет-проекта WarGonzo Семен Пегов в интервью «Учительской газете» рассказал о том, как в нем сочетаются поэтическое творчество и военная журналистика. Поведал о пути трусов, чувстве справедливости и миролюбивой спячке России, о герое нашего времени и беспросветном мещанстве, а также о том, чем, на его взгляд, является для всех нас Донбасс.

– Семен, расскажи о себе. Как выпускника филфака, участника форумов молодых писателей в Липках, поэта занесло на военкоровскую стезю? Соскочить с нее не планируешь?

– Я зарабатывал на жизнь, как вы понимаете, не стихами, а репортерством лет с 18. Журналистика в России вообще специфическое занятие, и я сразу же начал искать какой-то наиболее честный вариант, наиболее честное пространство для самореализации. Таким пространством оказалась поначалу Абхазия, будем так говорить: хоть и не горячая, но тлеющая точка. Особенно в 2008‑м, когда я решил туда переехать. Это было очень плодотворное время для получения репортерского и параллельно глубокого поэтического опыта. Вообще, в моем понимании, человек, который всерьез занимается поэзией, должен быть от природы экстремалом, потому что поэзия крайне экстремальное занятие. На грани жизни и смерти по идее. Помните, как у Высоцкого? «Режут в кровь свои босые души».

– Что для тебя горячие точки? В этом есть элемент правдоискательства, поиск справедливости, желание поадреналинить или уже зависимость?

– Адреналиновая зависимость, безусловно, присутствует, нечестно исключать данный фактор. Но и сводить все к нему, конечно, не стоит. Для меня горячие точки – это колоссальный жизненный опыт, пронзительные и глубокие истории, дружба с людьми, которые саму историю строят, и быть к этому причастным, на мой взгляд, абсолютно традиционно для русской литературы. Я не припомню, чтобы Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Толстой, Гумилев, Маяковский, Ахматова, Пастернак, Булгаков, Тарковский, да тот же Бродский, как-то пытались отстраниться от исторических процессов, происходящих на нашей Родине и у ее берегов. Это сейчас основная поэтическая тенденция – жить какими-то собственными узкими мирками и выдавать это за верх экзистенции. Ерунда какая-то. Если уж ты поэт и так себя называешь, езжай тогда на войну либо уходи в лес жить, либо в тюрьму садись за покушение на царя.

– Вообще какую правду нужно нести о войне? Понятно, что это трагедии, боль, смерти, а что еще? Сам ты кто больше – милитарист или пацифист? Чему тебя научила война и можно ли от нее чему-нибудь научиться?

– Я безусловный милитарист, потому что отрицать войну – это лицемерие. Вся история нашего человеческого племени состоит из войн. Потому что мы так устроены – человек грешен, а грехи порождают противоречие и несправедливость, которые касаются не только какого-то отдельно взятого индивидуума, а всех вокруг. Да, я прекрасно понимаю, что войны – это следствие борьбы тех или иных элит за ресурсы. Но вот очень важно понимать то, как ты воюешь за эти ресурсы, какие инструменты для этого используешь. Вот я, к примеру, не обвиняю те же американские элиты за то, что они воюют. Это понятно. Некоторые из них действительно озабочены добычей новых ресурсов для своих сограждан. Но вот честно ли использовать для достижения своих целей искусственно созданный радикальный ислам, который впоследствии может превратиться в некое абсолютное зло, нацеленное на поглощение нашей цивилизации? По-моему, это путь трусов, и это вызывает у меня отторжение.

– Ты побывал на нескольких ключевых для нашего времени войнах в разных точках мира. Видишь ли ты какую-то разницу в поведении людей в столь экстремальных ситуациях?

– По национальному признаку если брать? Довольно любопытный вопрос, и так даже с ходу не знаю, что ответить. Конечно, у каждой страны есть свой колорит, который отражается в том числе и на том, как люди ведут себя во время войны или в процессе непосредственно боевых действий. Не хочется сейчас брать чисто организационные моменты, ведь понятно, что та же российская армия оснащена и подготовлена лучше, чем, например, сирийская, измотанная семилетним кровопролитным противостоянием с террористами. А вот что касается именно людей… Я вот что, например, заметил: у смельчаков гораздо больше общего, чем мы думаем. Люди бесстрашные, если сказать по-военному «отмороженные», гораздо ближе друг другу по неким ментальным характеристикам, чем люди, имеющие одну национальность. Мы как-то провели порядка недели в полностью блокированном террористами из ИГИЛ* Дейр-эз-Зоре. И было там два сирийских генерала, которые творили просто невероятные какие-то вещи в том, что касается беспросветного риска и геройства. Это Йсам Захруддин (друз) и Мухаммад Хадур (алавит). Оба были уже седые. Но тот же Йсам мог с пулеметом наперевес оббежать полфронта и даже не сбить дыхания. Я когда там бегал за ним, все думал: вот бы познакомить его с Моторолой, Гиви и Захарченко (все мои друзья на тот момент были живы). Уверен: они как будто одной крови были – братья по бесстрашию. В этом смысле отличий как будто бы и никаких. Но двух похожих войн я не видел, у меня не такой еще богатый опыт, конечно, как у многих моих коллег-военкоров. Но все же я убежден, что похожих войн не бывает. У каждого конфликта своя собственная жуть и свои скелеты в шкафу.

– Случалось ли, что ты был на волосок от гибели? Есть ли какие-то ритуалы, помогающие тебе верить в свою звезду?

– Наверняка я бывал на волосок от гибели, если иметь в виду попадание под интенсивные обстрелы, но просто очень сложно как-то сейчас их разделить – вот какой из них на волосок, а какой не на волосок. Как минимум два раза я попадал в окружение, в частности в Славянске. Тогда мы с товарищами действительно только чудом смогли выбраться какими-то полевыми тропинками в Краматорск и не нарваться на подразделения ВСУ, державшие Славянск в осаде. Что касается ритуалов, то они, конечно же, есть. Ну в этом смысле все более или менее стандартно: есть счастливые футболки, штаны и прочие атрибуты одежды, что называется «фартовые», которые таскаешь с собой во все командировки, хотя они уже истерлись до дыр. Ну и как-то сама собой выработалась здоровая привычка перекреститься на подъезде к передовой.

– Россию постоянно преследуют войны – от самых ужасных до локальных конфликтов и междоусобиц. Кто-то говорит, что страна беременна войной, кто-то считает, что это ее проклятие, ты как думаешь?

– Да весь мир беремен войной. Нас в этом смысле от многих других воинов отличает некое катастрофически абсолютное чувство справедливости просто каких-то невероятных масштабов. Да, мы тоже можем быть жестокими, но при этом, защищая всех подряд, мы сами будем терпеть до последнего, и только когда понимаем, что нам придет натуральный физический конец и враг уже сожрал часть нашей территории, только тогда мы выходим из нашей миролюбивой спячки и судорожно начинаем побеждать.

– Как я понимаю, из всех войн, к которым ты прикоснулся, больше всего зацепил Донбасс. Почему?

– Потому что Донбасс – это наш дом. Я из Смоленска сам, вырос в 60 километрах от Белоруссии, которую тоже считал своим домом. Тот же Витебск для смолян, как Донецк для Ростова. И все мы уж не настолько глупые, чтобы сориентироваться – сегодня война под Ростовом, завтра под Смоленском, послезавтра под Омском.

– В свое время лично у меня было ощущение, что распад страны, те же девяностые растоптали и унизили мужчину в России, и он не скоро сможет подняться. А потом произошли Донбасс, Сирия, и пришло понимание, что совершенно простые люди могут творить настоящие чудеса, в том числе героизма. Ты сам ведь много таких людей встречал, в их числе есть герои нашего времени?

– Конечно, есть, это и Захарченко, и Гиви, и ребята, вызывавшие на себя огонь под Пальмирой, и морпех Тимошенков (смолянин, кстати), бросившийся на заминированный автомобиль террористов, чтобы спасти товарищей. Однако один из самых ярких примеров – это, конечно, Арсен Павлов, Моторола. Он вот действительно, если проводить аналогию с американской мечтой капиталистического формата, есть своего рода воплощение русской мечты, но как раз не в капиталистическом эквиваленте. А в том смысле, что обычный парень с автомойки, когда случился исторический вызов, не побоялся его принять и встать во главе борьбы за справедливость. В нем как будто пробудились некие лидерские суперспособности. И у меня твердое чувство, что такой же Моторола живет в каждом нормальном русском парне.

– Сейчас многие «прогрессивные» деятели говорят о том, что Россию захлестнула волна милитаризма, агрессии, патриотического угара. Все это наблюдаешь или подмечаешь что-то другое, что происходит в стране?

– По-моему, все ровным счетом наоборот. Страну захлестнула волна унылого нытья как раз по поводу милитаризма, патриотизма и по поводу того, как всем это мешает жить богато и счастливо. Какое-то беспросветное убогое мещанство.

– В интервью Захару Прилепину ты сказал, что одно время был окололиберальных взглядов. А в какую сторону движешься сейчас? Не задумывался, как тебя воспринимают те же условные «лидеры общественного мнения»? Как прокаженного, маргинала, больного на всю голову?

– Я считаю, что «лидеры общественного мнения» глубоко завидуют моей болезни. Я не являюсь чьим-либо слугой, моя жизнь не зависит от каких-либо спонсоров. У меня есть уникальная возможность служить своей стране, и только ей, исходя из тех жизненных принципов, которые в меня вложили родители, мои учителя и книжки, которые я люблю. Контент, который произвожу, интересен даже тем, кто придерживается иных принципов. А вот свободны ли они настолько, насколько свободен я? Большой вопрос.

– В 2014 году ты был признан журналистом года по версии NewsMedia (Lifenews и др.) и получил сертификат на квартиру в Москве. Как воспринял это событие?

– С благодарностью воспринял. Я, в общем-то, с большим внутренним уважением отношусь к руководству Life (в те времена Lifenews), к Араму Габрелянову прежде всего и его команде, потому что именно они не просто дали мне возможность состояться в профессии военкора, но и доверяли в самые напряженные моменты моему чутью. Это большая редкость и удача – работать со своей редакцией в командировках так, как это было в моем случае. Я всегда ощущал невероятную моральную поддержку и буду благодарен за это всегда.

– У тебя вышла книга воспоминаний про Моторолу, продолжаешь писать стихи, но как-то далек от литературной среды. Не пускают или самому там неинтересно?

– Я бы не сказал, что я так уж сильно далек от нее. Я дружу с Захаром Прилепиным, регулярно заглядываю в гости к Лимонову, близко общаюсь с одним из лучших поэтов моего поколения (признанным, между прочим, этой самой средой) Гришей Медведевым, переписываюсь иногда с легендарной и замечательной Ольгой Ермолаевой, очень ценю общение с невероятным поэтом Сергеем Арутюновым, пытаюсь как-то вытаскивать в Москву своих друзей-поэтов из Смоленска. Иной раз посылаю свои стихи на суд Леониду Костюкову, которого тоже считаю абсолютно замечательным. Вот с тобой, Андрей, мы познакомились не так давно, что тоже для меня счастье. Разве я далек от литературной среды?

– Все-таки чего в тебе больше – военкора или поэта или эти ипостаси существуют в тебе слитно и нераздельно?

– Они переплетены, сложно действительно одно отделить от другого. Не будь я поэтом, я вряд ли бы оказался на войне, по крайней мере, не в тех обстоятельствах, что сейчас. С другой стороны, не будь я военкором, мне бы не удалось нащупать в себе тех слов, которые мне теперь самому кажутся наиболее близкими к той поэзии, к которой я стремлюсь.

– Когда ждать сборник твоих стихов? Чем лично для тебя является поэтическое творчество?

– Сборник стихов вышел. Его издала смоленская литературная студия «Персона». Называется он, как и одноименная детская игра, «Чай-чай выручай». Я пишу о людях, которые оказались в водовороте истории и не побоялись этого.

– Есть ли журналистская задача, которую ты пока еще для себя не решил? К чему стремишься, быть может, попробовать себя в прозе?

– Задач, не решенных в профессии, просто миллион. Хочется действительно попробовать себя в более масштабных жанрах, а не только в классическом репортаже, я имею в виду полноценную документалистику с полным погружением в тему без новостной спешки, в которой обычно мы работаем. Хочется делать большие мультимедийные истории – лонгриды, насыщенные не только текстовым повествованием, но и визуальным оформлением высокого уровня. Хочется делать собственное околоновостное и аналитическое шоу как раз по военной тематике. О прозе, естественно, тоже постоянно идет речь. Одну книжку я уже написал – «Я и Рыжий Сепар» – про Моторолу. Планирую написать и про других командиров. Одним словом, планов очень много, останавливаться я не собираюсь.

– Семен, твоя жизнь со стороны воспринимается как отрезок от одной командировки к другой. Заглядываешь ли на перспективу, строишь ли планы, строишь ли свой образ будущего и вообще, на твой взгляд, что нас ждет впереди?

– Уверен: нас ждет еще не одна ­война.

____________________________________

*ИГИЛ – террористическая организация, запрещенная на территории России.