Семейная закалка. Будни инспектора по делам несовершеннолетних

Красавица в застегнутом кителе шагает впереди, твердо ступая каблуками по лужам и комьям грязи. Я волочусь сзади, надеясь, что она устанет. Напрасно – рабочий день инспектора по делам несовершеннолетних отделения полиции №6 старшего лейтенанта Ольги Дзебниаури только начинается.

Улицы безработных Вдоль грязных проулков кособочатся двухэтажные бараки, покрытые когда-то веселенькой розовой краской, посеревшей еще, похоже, до перестройки. Мы идем проведать подопечных Ольги. Из распахнувшейся двери подъезда вместе с запахом привокзального туалета, объединенного с дешевой столовой, выскакивают оживленные личности со следами многолетней усталости на лицах. Видать, насобирали средств на опохмелку. Окна подъезда забиты фанерой, со стен от стука наших шагов осыпается штукатурка. А мы всего-то метров на триста ушли в сторону от одной из главных магистралей Октябрьского округа – улицы Кирова. Кажется, это жилье, похожее на большую помойку, находится на улице Берко Цемента, знаменитого строителя, который, говорят, за свою трудовую жизнь уложил столько кирпича, что его хватило бы на квартиры для 10 тысяч человек. Похоже, для улицы имени себя качественного сырья не осталось. Ольга уже второй час таскает меня по адресам, они смешались в сознании. Возможно, это все же одна из Рабочих? Или улица Свободы? Вероятнее всего, судя по тому, что здесь живут граждане, практически свободные от общества – на работу им не надо, только в киоск да в гости друг к другу. – Бывают и более благополучные улицы, поближе к центру. Но участок, – смеется Ольга, – как Родину, не выбирают. Дзебниаури достались тупики и переулки, где обитают люди, потерявшие смысл жизни еще в 90-х. Бывшие заводчане, привыкшие пахать от звонка до звонка, чувствовавшие себя винтиками большого механизма, растерялись, когда маховик остановился. Одни ударились в торговлю, другие – в ее продукцию, жидкую, разумеется. Сейчас их судьбы повторяют подросшие дети, плодящие очередное потерянное поколение. Смысл жизни исчез, а способность к детопроизводству осталась. Более того – сильно улучшилась, после того как государство ввело материнский капитал на рождение очередного малыша. Правда, словосочетание слышали все, но лишь немногие понимают, что получить и пропить деньги тут же вряд ли получится. Так что дети, по пьянке зачатые, ради лучшей доли рожденные, оказываются лишними… Без мечтыДверь 30-летней Кати Семиной – молодой женщины, вполне способной стать матерью, героиней, правда, скорее печальной повести, – на фоне соседних «картонных» обнадеживает металлической массивностью. Отгородились от вонючего подъезда, от бессмысленного существования? – Вряд ли, – усмехается Ольга. – Видите, внизу вся ногами испинана? Ногами в дверь стучат друзья Кати – она порой не слышит, выпив баклажку пива, перемешанного с водкой. Пьянству нисколько не мешают двое детей – мальчик и еще мальчик одного года и трех лет, трущиеся рядом. Больше-то негде – в секции шесть 14-метровых комнаток, в двух из которых живут столь же веселые соседи, остальные помещения никто не хочет снимать даже за смешные деньги. Малосемейка, где существуют Семины, еле держится – пол прогнил, стены покосились, проводка бьет током, канализационные воды заливают комнаты. Несмотря на то что после работы (он таксует) законный супруг пытается вразумить Катю всеми подручными средствами, жена остается столь же добросердечной. Зато всех детей он записывает на себя. На старшего, впрочем, еще весной их лишили родительских прав, теперь Миша живет в приемной семье. А Катя восстанавливает разрушенный баланс доступным ей способом – ждет еще одного мальчика. Ольга по традиции – или для конспирации? – стучит ногой. Катя встречает со словами:- Живем не хуже других, – она машет рукой в сторону мешков с разной крупой, которую регулярно подкидывают малоимущим социальные и благотворительные службы. И заключает: – Лучше б жили, да все только проверяют, никто ничем помочь не хочет. – Расскажите, Катя, про своих детей, – наверное, не совсем к месту спрашиваю я, несколько растерявшись от такой логики. – Че про них говорить-то? Сыты, одеты, по улицам не шляются. Шлялся по улицам 10-летний старший, эти двое пока еще и по лестнице самостоятельно не спустятся. – Ну что они любят делать, что умеют? – Да все любят, что даю. А че они могут уметь делать, маленькие еще.- Ну все равно же думают о чем-то, хотят чего-то?- Хотеть они еще будут! Че им хотеть, все есть, – возмущается моя собеседница, переступая через щель в дощатом полу. Хотя, судя по бледному виду пацанов и взглядам, бросаемым в замызганное окно, прогуляться по крайней мере они бы не отказались. Разговор явно не клеится: – Но вы-то чего-то хотите для них, об их будущем мечтаете?- В каком смысле «мечтаете»? – не понимает мать-негероиня. – Че, мне делать нечего, как мечтать?Может быть, Катин старшенький, которым мама не интересуется, в тепле и любви когда-то чужих ему людей все-таки научится фантазировать. Прорвемся!Научились же девятиклассники Егор Ширенко и Андрей Хорев, с которыми Ольга столько беседовала, сколько с родным мужем не удается – он тоже полицейский. Раньше пацаны думали только об одном – как бы деньгами разжиться, чтобы выпить да покурить. Даже грабеж совершили – отобрали деньги у малыша. И совершенно напрасно надеялись, что никто не узнает, у Ольги их приметы давно в мозгу «отпечатаны», так что она моментально опознала их всего лишь по приблизительной ориентировке. В тех семьях, где обитают Егор и Андрей, дети не мечтают. Их не интересуют театры и музеи, а единственное мероприятие, в котором они принимают участие с удовольствием, – экскурсия в Морозовку, где находится колония для малолетних преступников. Это их будущее, которое Ольга всеми силами пытается изменить. Там ведь они не исправятся. Потому она так «обложила» мальчишек, взяв в союзники социального педагога и психолога школы №142, куда наведывается почти ежедневно, что у них открылись другие горизонты. Один собирается поступать в авиационный техникум, другой планирует стать автомехаником. И это уже много. Потому что уговорить трудных подростков работать, как предлагает Центр молодежной занятости, – сажать цветы или убирать улицы – невероятно тяжелый труд. Они просто не знают слова «работа». Им не нравится в лагерях отдыха, куда устраивает их инспекция по делам несовершеннолетних, потому что дисциплина им неведома. Они просто не умеют хотеть больше того, чего хотят родители, – набить желудок и залить глотку.Впрочем, есть еще одно детское желание, которого лучше бы не было. Однажды Ольга помогала коллеге изъять из семьи пятилетнюю Соню. Мама ее где-то сгинула, двоих старших от разных мужчин отдали опекунам, а младшая осталась у бабушки с дедушкой. Позвонили соседи: ребенок кричит, возможно, его истязают. Когда приехала полиция, пьяный дедушка, разрисованный наколками, кричал еще громче. Не потому что кровинку родную отнимают, а потому что опекунских в этом случае лишат. Малышка вцепилась Ольге в шею намертво и всю дорогу до отделения шептала одно: «Только не отдавайте!» Точно в цельИменно для того Ольга Дзебниаури и пришла работать в инспекцию по делам несовершеннолетних, чтобы у детей было будущее. Она человек ищущий. Во всех смыслах – так переводится ее фамилия с грузинского. Окончила педагогический университет по двум специальностям: «лингвист-переводчик английского и немецкого», «специалист по связям с общественностью». Преподавала в колледже менеджмент и экономику – студенты до сих пор ей пишут. Но ушла в полицию. В семье Дзебниаури четыре поколения военных, и жизнь по уставу для Ольги привычна. А первые же подопечные зацепили. – Я знала, что люди живут по-разному, – рассказывает она. – Но впервые видела 9-летних алкоголиков, 8-летних токсикоманов. И это при живых родителях. Мне-то благодаря моим маме и папе казалось правилом: родил ребенка – должен его воспитать.Энциклопедические знания, как ни странно, иногда помогают Ольге в общении с ее специфическим контингентом. Хотя, конечно, ее подшефные чаще изъясняются короткими и не очень литературными фразами независимо от возраста и образования. Однажды пришел мужчина жаловаться на дочь: опустилась, пьет, водит компании, совсем забросила внука-инвалида. Все, в общем-то, оказалось правдой. Кроме одного – молодая женщина с высшим педагогическим образованием, сломленная болезнью ребенка, испытывала… дефицит общения. А поговорить в своем новом кругу могла только под бутылку. Три часа, проведенные в компании со старшим лейтенантом, изменили ее жизнь. Пока Ольга договаривалась с наркологическим диспансером, ее новая знакомая сама сходила в клинику, закодировалась и начала искать работу. Впрочем, может, дело не в образовании, а в любви и уважении к людям, которые Ольге передались по наследству? Сама она на вопрос, стоило ли столько учиться, чтобы сейчас работать «на дне», отвечает уверенно: – Конечно! Знаете, что отличает людей с высшим образованием? Вовсе не знания. Дело в другом – эти люди способны выполнить огромный объем работы в сжатые сроки, не спать сутками, питаясь подножным кормом или еще хлеще – «Дошираком»… Эти люди сохраняют позитивный взгляд на жизнь при любых обстоятельствах и девиз «прорвемся!». С этим девизом, а вовсе не с пистолетом, который полагается инспекторам, Ольга бесстрашно входит в опасные квартиры: «Я же с людьми работаю, а не с волками!» Криком «прорвемся!» она отбилась от здоровенного разъяренного бугая. Пришла проведать подшефного ребенка, а его дяде это сильно не понравилось. Прижал госпожу полицейскую к поленнице, дыша перегаром и обещая страшные муки. Пришлось давить его психической атакой и элементарными приемами самбо, в коих преуспела в учебном центре. Вооружается Ольга только раз в месяц, чтобы потренироваться в тире. Стреляет мастерски, укладывая в яблочко восемь из десяти. Семейная закалка – в детстве играла не куклами, а деревянными пистолетами, на тренировках по туризму палила из мелкашки. Ставить четкие цели и добиваться их научил отец. Неудивительно, что меньше чем за год на участке Дзебниаури не осталось малышей от нуля до семи лет, ненужных родителям. Всех 15 устроила в добрые семьи. А значит, у детей появилось будущее. Наверное, не такое ясное, как хотелось бы Ольге, но свет в конце туннеля возник. Омск