Сцена из сказки. Мы говорим: нужны люди, которые смогут адаптироваться к постоянным изменениям

​«На своем веку я много встречал разных серьезных людей. Я долго жил среди взрослых. Я видел их совсем близко. И от этого, признаться, не стал думать о них лучше» – так писал взрослый и успешный Антуан де Сент-Экзюпери.

Что на самом деле испытывают дети, общаясь с нами в каждый отдельный момент? Интерес? Скуку? Покорность неизбежному? Радость? Страх? Безразличие? Что-то, о чем я даже не догадываюсь?Всем известно, что диапазон чувств, вызываемых учителями у учеников, весьма широк: от лютой ненависти до безмерной любви. Также не вызывает сомнений тот факт, что именно отношение к учителю определяет отношение к изучаемому предмету школьной программы. И не только к предмету, а ко всему, что учитель транслирует: к социальным нормам, способам действий… То есть положительный эмоциональный контакт – он на пользу нашему учительскому делу? Несомненно. Почему же так часто не возникает этого контакта?Постараюсь сформулировать ответ на этот вопрос, подвергнув взрослому рефлексивному анализу собственный детский опыт. Кто были взрослые, у которых хотелось учиться? Это, безусловно, были те, которые позволяли иметь свое мнение, не ставили жестких границ, а если ставили, то пытались объяснить, зачем мне это нужно. То есть уважали мою свободу и мой выбор.Интересно, что все мы изучали классиков педагогической мысли, которые исповедовали гуманное, природосообразное отношение к ребенку. Почему же так часто учителя считают важным не научить, а уличить: проверить, поставить двойку? Думают, что воспитывать – это значит загонять в рамки? Почему хотят всех видеть одинаковыми?Мне больно видеть, как в московской школе в январе 2016 года проверяют наличие школьной формы, запрещают носить рубашки в клетку или полоску, проверяют ведение бумажных дневников, другие элементы репрессивной педагогики. Такие методы влекут за собой только отрицание и негативизм ко всему, чему мы хотим научить.И мне была бы понятна необходимость одинаковых людей в индустриальном обществе – для работы на конвейере, но в нашем, постиндустриальном, мы ставим другие образовательные цели. Мы говорим, нужны люди, которые смогут адаптироваться к постоянным изменениям в мире, смогут в течение жизни осваивать новые умения, ставить цели, прогнозировать результат своей деятельности. А также контролировать и корректировать этот результат. И… снижаем оценки за исправления в письменных работах.У нас есть закон об образовании, в котором прописана вариативность, и новые стандарты, которые целью и основным результатом образования провозглашают развитие личности. Но уважение к личности ученика и его выбору так и не стало базовой компетенцией учителя. Почему?Думаю, что уважать чужую свободу сможет только тот, кто сам свободен.Часто приходится слышать, что у современного учителя нет свободы: слишком жестким стал административный контроль. С этим нельзя не согласиться, и все-таки мне кажется, что свобода – это нечто большее.Свобода внутри каждого из нас состоит в том, можем ли мы сделать свой собственный выбор и взять за него ответственность.Ответственность учителя велика еще и потому, что он неизбежно становится примером подражания или отрицания для ученика. Тот, кто сегодня наблюдает за нашим выбором, завтра будет делать выбор сам. И этот выбор будет непростым, так как в современном мире масса возможностей, а чем больше возможностей, тем сложнее выбор.Ситуация выбора напоминает сцену из сказки, когда путник стоит перед волшебным камнем. На камне описаны последствия каждого варианта выбора. Так и в реальности, выбирая что-то одно, другое теряешь, иногда безвозвратно и необратимо. И, возможно, через какое-то время станет понятно, что выбор был неверным.Главный выбор современного учителя – ценностный. Станет ли личность ребенка главнейшей ценностью или нет. И сможем ли мы вырастить поколение, для которого в свою очередь уважение к другому станет главной ценностью.Очень надеюсь, что мы, современные учителя, не разочаруем наших учеников.Ирина ЧЕКМЫШЕВА,учитель начальных классов школы №1948