Счастливый чиновник Леонтьева, она же шаман африканского племени

Автобиография – скука: родился, учился, женился, дети, где и кем работал. В ней не напишешь, что любишь, а что ненавидишь, чего хочешь и о чем мечтаешь. Да и биографов у нас нет и не будет: мы простые смертные, не герои, не маршалы…

Лежит в отделе кадров в пыльном шкафу за занавесочкой, в личном деле написанный нами листок, в общем-то, никому не нужный “скелетик” нашей судьбы. Лежит рядом с пришпиленной фотографией, почти не похожей на нас самих. Возможно, какой-нибудь архивист через сотню лет, ища героя нашего времени, возьмет личное дело, посмотрит на фотографию, прочтет – это и есть портрет эпохи? Да. Из нас, негероев, и складывается история…

А история течет день за днем, и чего в ней только нет: и ситуация, похожая на смешной или грустный анекдот, и радости и беды, и маленькие победы, и горестные разочарования. Это история каждого из нас…

Когда после двух длинных интервью я спросил мою собеседницу, не гневается ли на свою чиновничью судьбу, она просто и твердо заявила: “Я счастливый чиновник, счастливая женщина и невероятно счастливая бабушка. В общем – я оптимист!”

Как-то великая императрица Екатерина II соизволила заметить своему фавориту: “Портрет счастливой женщины, голубчик, часто бывает следствием длинного ряда мер, верных и точных причин”. И все? Попробую усомниться в этом царственном постулате и набросать короткими штрихами, следуя канонам “личного дела”, портрет Маргариты Романовны Леонтьевой, руководителя Департамента общего среднего образования российского Министерства образования. Чиновника не типичного, которого, без преувеличения, уже не одно десятилетие знают практически все учителя России.

Шутка ли: Леонтьева пережила девять министров!

Думаю, этот факт ее биографии не требует комментариев.

Национальность

– В нашем роду столько намешано, что и сама не знаю, какой национальности, скажем, мои внуки: и русская кровь, и еврейская, и цыганская… И какое это имеет значение? Но если учительница спрашивает у ребенка, какой он национальности, будь я директором школы и узнав про это, попросила бы такого педагога немедленно за порог школы… Голову же надо иметь, ей-Богу! Ведь не издашь же министерский приказ на тему о национальности. Запрет в душе должен быть…

Еще давно, по молодости, нагадала Леонтьевой провидица, что была она в прошлой жизни шаманом в африканском племени. Представляете, какой путь надо было проделать, очевидно, не через одно поколение, чтобы от шаманства в Африке дойти до кандидата педнаук и сесть в кресло высокого министерского чиновника. Да еще не где-нибудь, а в России! Могу представить себе лицо чиновника в отделе кадров, если бы он получил автобиографию с подобной родословной.

Но все это шутка, родившаяся из моего разговора с Леонтьевой. А если всерьез, Маргарита Романовна вышла из учительской семьи: отец ее был в свое время директором сельской школы, потом проректором пединститута в Барнауле, ученым-секретарем в Академии педнаук и создателем Института национальных школ. Мама – учительница начальных классов. Дома разговоры были о школе. И никогда не звучало: он русский, еврей, украинец, армянин. Главное определение – мой ученик…

Мы беседовали с Маргаритой Романовной в те жуткие дни, когда Россия переживала трагедию на Пушкинской и не представляла еще, что предстоит ей трагедия с подводной лодкой “Курск”. Мы вместе с ней вспомнили увиденные в день трагедии на Пушкинской телевизионные кадры: парнишки, которых и не назовешь “соколами Жириновского”, просто горластые птенцы, буквально через час после случившегося стояли на окровавленном асфальте с плакатом: “Мочить до последнего чеченца!”

Маргарита Романовна говорила о том, что в школе необходимо сегодня ввести предмет, который бы дал возможность ребенку социально адаптироваться в нашей жизни. Это должен быть предмет, выросший на базе ОБЖ, который бы учил ребенка умению жить среди сверстников. Как, скажем, достойно выйти пацану из драки, как вести себя, когда рядом дерутся твои друзья. И многому тому, что не увидишь в бесконечных американских боевиках, основанных на крови, ненависти и насилии… На этих уроках, говорила Маргарита Романовна, надо учить компромиссу, учить жить в мире и вернуть, наконец, не слова, которых мы почему-то стесняемся, а саму основу понятия – интернациональное воспитание.

Нет, к огромному сожалению, в нынешней педагогической науке и практике конкретных разработок, методик, которые бы вооружили педагога умением передавать ученикам чувство толерантности. Религиозные проповеди здесь не помогут – слишком глубоко проникла в нас, взрослых, ржавчина национализма и шовинизма.

Мода

– Очень люблю серьги и кольца с большими каменьями. К синему костюму – темно-синий лабрадор. Он прямо светится изнутри. К белой одежде – дымчатый топаз. Не броско, но элегантно.

От Леонтьевой, как говорят женщины Минобразования, пошла мода на самоцветы, на большие кольца и серьги. Леонтьева – модница? А почему бы и нет! Что же, чиновнику ходить в черном костюме зимой и летом?

Маргарита Романовна невысокая, очень подвижная и эмоциональная. По телефону говорит громко, не мурлычит, не убаюкивает собеседника обещаниями. В кабинете за ее спиной – маленький плакатик: “Проси мало. Говори кратко. Уходи быстро”. Леонтьева от себя добавляет: “И не бойся правды”. Это замечание, как опять же говорят в министерстве, Леонтьева всегда неукоснительно исполняет. Кто-то из министерских острословов назвал это тоже модой, введенной Леонтьевой. На это Маргарита Романовна в беседе со мной заметила: “Неудачное сравнение, хотя, честно скажу, иной раз утром, дома, перед зеркалом внушаю себе: “Не умничай! Сиди и молчи”. Но вот как-то не получается. Иной раз на коллегии не удержусь и скажу то, невзирая на лица, что думаю. За это уже столько шишек набрала! Но не жалею”.

Есть на свете правдорубы, а есть правдолюбы. Правдорубов не люблю – они злы и бесстыжи. Леонтьева своей правотой не обижает, она просто предлагает подумать. Такая правда чаще всего побеждает.

Книги

– Люблю читать детективы. Правда, хорошие. Наши же – как мыльные сериалы: с самого начала почти все ясно, а они все жуют и жуют. Маринину – две страницы перед сном, как снотворное… Обожаю Фазиля Искандера: какой потрясающий русский язык, а ведь он абхазец. А юмор какой!.. Перечитываю не по разу Александра Николаевича Островского. В школе детей мучают “Грозой” – “протест подневольного человека”. И всякая другая ерундистика. Но “Гроза” – это всего маленькая страничка в творчестве великого писателя. Я бы посоветовала задуматься над этим учителей литературы… Не люблю Шолохова. Не люблю – и все! Почему? Даже не отвечу. А вот Куприна очень уважаю. Там совсем другая жизнь. Детям представить жизнь, о которой пишет Куприн, очень трудно, живя в нашей действительности. Крайне сложно… Может быть, ученики наши и не виноваты в том, что мало читают. Я полюбила книги после того, как в четвертом классе прочитала “Васек Трубачев и его товарищи”. Там для меня была жизнь совершенно понятной. Где сегодня такие книги для детей? Жизнь другая? Но ведь она все равно – жизнь… Стихи, не удивляйтесь, не очень люблю…

Не буду комментировать сказанное Маргаритой Романовной. Островского не очень жалую. Наверно, потому, что мало его читал, или “Грозой” запугали в школе. Пусть каждый читает то, что ему по душе. Ведь океан книг огромен. Главное, научиться выбирать.

Добавлю только к сказанному героиней то, чего не сказала она: больше всего Леонтьева любит читать умные книги про алгебру и решать самые трудные алгебраические задачи.

Ее профессия – учитель математики.

Про алгебру и геометрию она со мной говорила много. Я интеллигентно кивал головой, но, кроме слов синус и косинус, ничего не понял. А она алгебру любит незабвенно.

Планы

– Иногда какой-нибудь случайно забредший журналист возьмет и спросит: “Ваши ближайшие планы?” Будто я актриса. Я педагог, и слово “планы” сразу рождает ассоциации: учебные планы, базисные планы. Так вот, мои творческие планы – написать историю учебных планов России. Заверяю вас, удивительнейшее будет чтиво. И поучительное.

В советской педагогике практически не было специалистов по учебным планам. Его делал в союзном министерстве, как пошутила Маргарита Романовна, “узкий круг ограниченных людей”. Это сейчас, когда созданы базисные планы, педагоги задумываются над своими учебными планами школ. Специалистов этого дела сегодня можно по пальцам перечесть. Потому что нет пока у нас в этом вопросе научной школы. Почему нет? Все очень просто: имели право создавать учебные планы только в министерстве. Какой создали в Москве, по такому и будут учиться и в Казани, и во Владивостоке. “Шаг в сторону – расстрел”. Но интерес к этой проблеме всегда был огромен. Когда, к примеру, Михаил Петрович Кашин, директор Института содержания и методов обучения АПН, собрал и просто опубликовал без всяких комментариев до-и-послереволюционные учебные планы – книжка эта сразу стала бестселлером.

Написать книгу взаимопроникновения судеб страны и школы – вот творческие планы Леонтьевой. Удастся? Безусловно. Потому что все последние годы, создавая вместе со своими замами, которых она считает лучшими знатоками этого многотрудного дела, накопила огромный пласт знаний, подтверждающий на конкретных примерах, казалось бы, всем понятные истины: школа – это часть жизни и фундамент судьбы страны. Хотя эта истина проста, как мел, ее, к сожалению, надо почему-то доказывать. Доказывать и политикам, и депутатам, и разным начальникам, и папам, и мамам…

По закону о госслужбе Маргарита Романовна может сидеть в своем чиновничьем кресле еще полгода. А потом? “А потом Бог его знает, что может быть. Может, как в молодости, вернусь в АПН. Думаю, без работы не останусь. Помните, как в том еврейском анекдоте: “Как вы себя чувствуете, Абрамович?” “Не дождетесь!” – отвечает старый еврей… Книгу буду писать! А что?”

Дача

– У всех нормальных – дачи под Москвой, а у меня за шестьсот километров, в Вологодской губернии. В общем-то, я урбанистка. Лес не очень люблю, да и на земле работать не умею. Но нашу дачу, бревенчатый пятиоконник, просто обожаю.

Обожаемая дача – в глухой деревушке Пашиково. Лес, речушка и голубые дали. Дом построен по северным правилам: первый этаж – хозяйственный: дрова там хранятся, мастерская, чтобы мастерить. А жилье – на втором этаже – от холодной земли подальше. Сосватал эту дачу зять, муж дочери: там рядом родословное село его деда. Дача вовсе еще не старая и простоит, наверное, сотню лет. Из бревен толстенных, катаных собрана. На печке написано: 1954 год.

В деревне Пашиково всего пятнадцать дворов. Зимует всего одна бабуля, в остальных летом – дачники.

В сельскую лавочку три раза в неделю на тракторе с прицепом привозят в Пашиково хлеб. Это не просто – прийти за хлебом и купить. Это путешествие для жителей четырех соседних деревень за хлебом, это как клуб общения.

Но этим летом беда произошла: продавщица из лавочки захворала. А хлеб-то уже испечен. Вот-вот повезут. Пришли к Леонтьевой бабульки с “низкой просьбой”: “Ты у нас, Романовна, ученая, поторгуй хлебом. А то ведь как без хлеба-то”.

И чего бы не поторговать – надо же людям помочь. Расстелила начальник департамента, “министерша”, свежую скатерть на пороге лавочки, посадила рядом с собой внуков для помощи – Романа и Катерину, стали торговать хлебом. Целые две недели из месячного отпуска ушло на это. Хоть и наблюдал за этой торговлей, правда, издали муж Маргариты Романовны – экономист, начальник планового отдела 2-го Московского часового завода, но все равно – дебет с кредитом не хотел сходиться. Недостача, хоть лопни!

О веселой торговле написали внуки письмо маме в Москву. Та, ничего не поняв, всполошилась, примчалась в министерство: “Не знаете, что стряслось с Маргаритой Романовной – она хлебом торгует”. А сотрудники ей в ответ: “Да не беспокойся, Надежда. Что ты, свою мать не знаешь. Она же всегда и везде себе дело найдет. А тут такой случай подвернулся – поторговать. Уверены – она просто счастлива. Ведь не планами едиными жива Леонтьева”.

Нам тоже пришлась по душе эта история. Решили мы сфотографировать Маргариту Романовну с хлебом. Но не поедешь же за снимком за шестьсот километров. Купили в московской булочной семь буханок свежего черного хлеба и пришли в министерство. На проходной бдительный охранник заглянул в нашу сумку и удивленно спросил: “Хлеб? В столовую, кажется, уже завезли”. Мы ответили: “Это для Леонтьевой”. Охранник очень удивился, но пропустил.

Наш хлеб для Маргариты Романовны был сюрпризом. После съемок она пошутила: “Отнесу хлеб в нашу столовую и скажу: это, мол, спонсорская помощь от “Учительской газеты”…

– Кстати, вы знаете, сколько получает специалист в моем департаменте? Меньше, чем московский учитель одиннадцатого разряда. Правда, обещают скоро зарплату чиновникам повысить.

Хобби

– Мое хобби? А его у меня нет. Свободное время по субботам и воскресеньям отдаю внукам. Это, если хотите, и увлечение, и страсть, и просто счастье.

Внука, семиклассника, как и прадеда, зовут Романом. Разница в возрасте, сами понимаете, историческая: почти восемьдесят лет. Прадед Роман говорит правнуку: “Роман, найди мне в Интернете, где валенки продают”. “Да нет, дед, такого сайта в Интернете”. А дед свое: “Придумали какие-то сайты. Раньше просто магазины были. Пойди и купи. А теперь пока в эту дурацкую машину не влезешь, ничего и не узнаешь”.

Этот разговор Маргарита Романовна слышит в соседней комнате, где внучка Маша, которую дома называют цыганочкой, демонстрирует бабушке свои успехи в фигурном катании прямо на паркетном полу. Бабушка млеет от радости…

Интернет, валенки, фигурное катание, телевизор с грустными, трагическими новостями – все течет в этой жизни своим чередом, не останавливаясь. Разве обо всем этом напишешь в автобиографии? Ведь нас еще в школе учили, что автобиография должна быть краткой и точной, без определений и эмоций. А императрица Екатерина II утверждала еще, что счастье женщины зависит от каких-то точных и верных мер. Какая мера, если ты просто счастлив, если ты просто хочешь жить, трудиться, воспитывать внуков.

Счастье Леонтьевой еще и в том, что за долгие годы службы осталась она чиновником необычным. Наверное, потому, что человек хороший.

Игорь АФАНАСЬЕВ