Счастливая Людка

Когда слышу песню «На маленьком плоту» в исполнении Юрия Лозы, все время вспоминаю свою лучшую подругу Людмилу Воробьеву и думаю: « А ведь это про нее». Это с ней мы впервые услышали завораживающую мелодию «плота». И судьба у Людмилы сложилась, как в этой песне. Как ей живется там, в своей Америке?

С Людой мы познакомились в школе, где я временно работала после возвращения из Польши. На прежней работе мое место было занято, да и после получения новой квартиры оказалось труднодоступным – стало неудобно добираться. Около нашего дома только что построили школу, и я пошла к директору попытать счастья. Раиса Харитоновна набирала коллектив и обрадовалась журналисту, который хочет попробовать себя в новом качестве.

В новом коллективе я как-то сразу подружилась с двумя Людмилами: одной – Никитиной , которая постоянно помогала мне в работе, ведь я не была профессиональным педагогом, с другой – Воробьевой – мы проводили много свободного времени. Воробьева работала в начальных классах. Мы семьями так сдружились, что часто проводили время друг у друга. Частые походы, совместные поездки в другие города. А сколько песен мы перепели! У Люды прекрасная память, и она знает почти все песни времен нашей молодости. И не нашей тоже. Чудный голос. Только с ней я могла петь на два голоса. Играет на гитаре. С ностальгией вспоминаю те времена.

…В одночасье все изменилось. Ее муж встретил женщину намного моложе себя и ушел к ней. Когда у них появился ребенок и они поженились, Люда потеряла всякую надежду. Единственный сын поехал по обмену в Америку и там остался. Женщине бальзаковского возраста, умной, начитанной, интересной, веселой певунье сложно смириться с одиночеством. И она… влюбилась, как ей казалось. Он был полной противоположностью ей. Его молчание считалось признаком большого ума. Все как у Фонвизина в «Горе от ума». Однажды они гуляли около речки Яузы, и он, чтобы доказать свою любовь, прыгнул в воду. Это сработало. Воробьева почти потеряла голову. Она с восхищением рассказывала мне об этом героическом поступке. А я не могла разделить с ней этой радости. Ее избранник мне казался жутко примитивным. По гороскопу я Скорпион, а Скорпионы – проницательные люди. Мне было жалко ее. Неглупая – сама разберется, решила я. Какой-то детский сад. Разве любовь доказывают? Она либо есть, либо ее нет. Желание этого невзрачного тихони выпендриться было очевидным и временным. Хватит ли у него оригинальности на другие подвиги? Не хватило. Вскорости мы поехали в Питер на экскурсию. Уже в поезде он показал себя – обычный пьяница. А в самом Ленинграде обнажил такую скудную сущность, что мне стало жаль подругу, когда у нее открылись глаза.

Людмила захандрила. Сын из Америки писал счастливые письма, звал в гости. И она решилась. Из нашей страны в середине 90-х годов одиноких женщин не выпускали в Америку. Люде так хотелось изменить свою будничную жизнь, что она нашла способ выехать. В нашей стране у нее уже практически никого не осталось. Ее самая близкая подруга вышла замуж за американца, поэтому я догадывалась, что она не вернется. Так и произошло.

С нового места жительства она мне звонила часто. А в день свадьбы моей старшей дочери позвонила, что выходит замуж. Мистическое совпадение. Ей было 45 лет. Ее суженому – 75. Через год после женитьбы они приезжали в Москву, были у нас в гостях. Шикарно одета, довольна жизнью. С новым мужем она объездила много стран, что никогда не могла бы сделать у нас в стране на свою мизерную учительскую зарплату, хоть и работала в нескольких местах.

Михаил Шпильман – выходец из России. Его предки уехали с первыми эмигрантами. Выглядит он, конечно, моложаво. Но годы берут свое. Мы веселились, пели, танцевали, играли. А Михаилу все хотелось прилечь, что он и делал. Людмила старалась выглядеть счастливой. А я про себя говорила: «Не хитри, Людочка, – старик он и есть старик. Не выдавай желаемое за действительное».

Потом она мне призналась, что чужая она в Америке. Разве можно русскому человеку быть своим среди чужих? Да и не в этом возрасте. А еще призналась, что когда-нибудь вернется в обновленную Россию. Мы все догадываемся, когда наступит это «когда-нибудь».