Фильм «Доживем до понедельника» в этом году отметил 40-летие: в 1968 году он не без сложностей был выпущен на экраны страны и сразу же завоевал огромную популярность у многомиллионной аудитории зрителей. По мнению читателей журнала «Советский экран», картина была признана лучшим фильмом года, в 1969 году получила главный приз Московского международного кинофестиваля, в 1970 году – Государственную премию СССР и с тех пор остается одной из самых любимых в народе, продолжая свое долголетие на экранах и в наших сердцах, не теряя своей удивительной притягательности и, в хорошем смысле, злободневности. Фильм демонстрируют по нескольку раз в году, по самым разным поводам, просмотр стал едва ли не обязательным накануне нового учебного года или Дня учителя. Только этим летом «Доживем до понедельника» был показан по телевидению несколько раз: 12 июня, в День России, – на канале «Столица», 4 июля – на канале «Звезда», 3 августа – вновь на канале «Столица», 8 августа – на канале «Культура», будучи приурочен к 80-летию прекрасной актрисы, недавно ушедшей от нас, Нины Евгеньевны Меньшиковой.
Кажется, эту работу Станислава Ростоцкого знаешь буквально наизусть. Можешь процитировать целые сцены из нее, восстанавливая понравившиеся эпизоды, врезавшиеся в память на всю жизнь. И неудивительно, ведь фильм сопровождает меня, например, с самого детства, когда в том же 1968-м, в солнечный день 1 сентября, мои родители проводили меня в первый класс школы на окраине Москвы, точно такой же типовой новостройки – кораблика, как и в фильме.
Это не преувеличение, но за эти годы картина очень во многом повлияла на меня, на мои предпочтения: в поэзии, например, к тем же Евгению Баратынскому и Николаю Заболоцкому в особенности, не говоря уж об искреннем восхищении Вячеславом Тихоновым, переросшем чуть позднее в подлинную любовь к нему же в роли легендарного Штирлица. Да что и говорить, не только вкусы и привязанности, но и гораздо большее – если угодно, жизненные установки и ценности формировались в этом продолжающемся до сих пор диалоге-дискуссии с героями этого фильма. А предложенная Генкой Шестопалом «формула счастья» – «когда тебя понимают» – стала едва ли не универсальной для многих моих друзей и коллег, применяемой в самых разнообразных случаях и ситуациях, порою, правда, к месту и не к месту.
Сроднившись с «Доживем до понедельника», не перестаешь открывать для себя каждый раз после просмотра что-то новое, на что «раньше не обращал внимания», или совершенно неожиданно обнаруживаешь скрытые грани и стороны в отношениях и характерах хорошо знакомых действующих лиц.
Неисчерпаемость художественного образа свойственна всем большим произведениям искусства. Об этом же говорил и писал Андрей Тарковский, отвечая на многочисленные обращения аудитории объяснить смысл того или иного кадра или эпизода в своих картинах, однако однозначного ответа он никогда не давал. Многосложность восприятия и понимания кинообраза (так же, как, впрочем, и исторического факта), многомерность и многослойность порождаемых им чувств, мыслей, душевных переживаний, ассоциаций, возникающих при просмотре картины, была одной из задач творческого замысла великого режиссера, относившегося к зрителям как к соучастникам художественного процесса воссоздания и отображения запечатленного на экране мира. И то, что было столь характерным для уникального авторского кинематографа Тарковского, в какой-то степени применимо и для картины Ростоцкого, снятой совершенно в иной, традиционной манере, с вполне внятным сюжетом и такими типичными, узнаваемыми персонажами.
Но линейность повествования и определенность в оценке характеров и мотивов поступков героев «Доживем до понедельника» (если они и были) с течением времени отступают, и рождается новый ракурс, новый взгляд на происходящее, а фильм проживает свои новые жизни.
По-моему, огромное значение в понимании этого эффекта играет социально-исторический контекст происходящего как в кадре, так и за кадром. И с годами эта особенность влияния контекста только возрастает. Нащупав болевые точки и школы, и общества применительно ко второй половине 60-х годов, действуя, может быть, даже больше интуитивно, повинуясь чувству художника, Станислав Ростоцкий в своем фильме обращается к проблемам, переживаемым страной на историческом перекрестке, на переходе от оттепели к застою, обернувшемуся затянувшейся развязкой, эпилогом всей советской истории.
Можно по-разному определять и называть эти проблемы. Это и дефицит личности, невостребованность ее творческого потенциала в условиях набиравшего силу механистического процесса стандартизации жизни. Это и отсутствие понимания между людьми, разрыв человеческих и прежде всего духовных, нравственных связей и отношений. Масштаб картины и личности героев сама драматургия конфликта, в которой отчетливо проявляется и драма времени, позволяет выйти и на иной уровень обобщений.
Но для меня сегодня важнее другой пласт интеллектуального и эмоционального воздействия этой картины, который, на мой взгляд, и определил в конце концов и ее судьбу, и долголетие на экране. Речь идет об обретении героем Вячеслава Тихонова – Ильей Семеновичем Мельниковым утраченного смысла в своей профессиональной деятельности, да, пожалуй, и во всей жизни. (Ведь жизни вне школы для него нет, все экранное пространство проникнуто школой, ею заканчивается и к ней возвращается.)
Этот новый смысл проступает в финале картины, финале открытом и неоднозначном. Многие поклонники «Доживем до понедельника» до сих пор спорят: «Останется ли Илья Семенович в школе?», «Рано или поздно уйдет из нее?». Уйдет, чтобы сохранить себя, может быть, для чего-то нового, сохранить верность себе, своим принципам, или останется, будет сражаться, как лейтенант Шмидт, не имея никаких шансов на успех, обреченный в конце концов погибнуть?
Можно по-разному домысливать дальнейшую судьбу героя, но ключ к пониманию основного замысла фильма и образа Мельникова состоит не в том, останется он или уйдет когда-нибудь, а в том, что он уже остается.
Его решение, его выбор, свидетелями которого мы все становимся, происходит в кадре, где крупным планом показаны глаза ребят, верящих ему и любящих его. Это одновременно кульминация фильма и момент истины для его героя, обретения им смысла происходящего, открытие понимания своей нужности ученикам, школе и своему делу.
То, что понедельник начинается в субботу, мы теперь хорошо знаем. Смысл решения Ильи Семеновича заключается, может быть, именно в невозможности и в нежелании разорвать цепь времен, эту череду сменяющих друг друга дней. Он, учитель, не просто преподает историю, через него проходят ее духовные токи, нравственные заряды, раскрываются ее явные и скрытые истины, уроки. Он предстает перед нами как проводник прошлого ради настоящего и будущего. В этом его истинное призвание. Но чтобы осуществить его, он должен понять и свое время, разобраться в нем и в самом себе.
Ростоцкий вовлекает нас в процесс принятия решения, который эмоционально переживают вместе весь класс и все зрители. И что удивительно, этот выбор совершается и в нас самих. Мы, так же как Илья Семенович, подходим к принятию своего решения, делаем свой выбор, превращаясь из свидетелей происходящего в его активных участников.
Действительно, с первых кадров «Доживем до понедельника» мы включаемся в действие, разворачивающееся на экране, сопереживая Илье Семеновичу в его попытках найти выход из глубокого внутреннего кризиса, в котором он оказался и который преодолевает. Можно сказать, что перед нами драма обретения Мельниковым понимания своего счастья.
Среди героев картины нет ни одного, кто так или иначе не был бы причастен к этой драме, переживая при этом свою собственную драму понимания и непонимания. Это и мама Ильи Семеновича (Ольга Жизнева), и мама мальчика, которому Мельников не может поставить заслуженной двойки (Любовь Соколова). Это его фронтовой друг, директор школы (Михаил Зимин) и Наталья Сергеевна (Ирина Печерникова), и, конечно же, ученики 9-го «В» (Валерий Зубарев, Ольга Остроумова, Игорь Старыгин и другие актеры).
Но среди всех этих персонажей особое место занимает Светлана Михайловна (Нина Меньшикова). Ее человеческая и профессиональная позиция как бы противопоставляется позиции Ильи Семеновича. Фигура учительницы русского языка и литературы, вероятно, так и была прописана в сценарии Георгием Полонским с некоторым гротеском, с оттенком сатиры как продолжение чеховской темы «человека в футляре», закрытого и глухого в своем непонимании людей и окружающего мира. В одной из передач, посвященных недавнему юбилею Нины Евгеньевны Меньшиковой, так и прозвучало – «Актриса играет трагедию непонимания». Я бы дополнил: и «трагедию понимания» тоже.
Нельзя не согласиться с тем, что героиня Меньшиковой – во многом трагический образ женщины с раненой душой, с несложившейся личной жизнью, действительно отдающей всю себя своему делу. Заданный Ильей Семеновичем вопрос: «Что у нас есть, чтобы отдать?» – скорее, обращен к самому себе, чем к Светлане Михайловне, взвалившей на свои плечи весь этот нелегкий груз повседневных школьных забот даже не по должности, а по любви. Она ведь любит обреченно-безответно, но с огромным достоинством охраняет это свое несостоявшееся нерастраченное чувство, оставаясь вместе с тем чуткой и проницательной к любимому человеку. Их вроде бы внезапно возникший душевный контакт с Ильей Семеновичем в полутемном, пустом актовом зале, под шум дождя за окнами, продолжается какое-то мгновение, всего один-два такта песни Майи Кристалинской, по крайней мере, с ее стороны был неслучаен. Она давно настроена на своего героя, чувствует его всем сердцем, улавливая все малейшие оттенки его внутреннего состояния. Но продолжения не будет. Песню обрывают на полуслове. Свет погас.
В их последнем, незавершенном споре, в финале фильма, Светлана Михайловна произносит слова, в которых, может быть, больше всего в данный момент нуждается Илья Семенович: «Нужно иметь сердце!».
Восхождение разума к сердцу, обретение духовного зрения – так можно было бы назвать эти заключительные сцены картины, продолжающие разговор на тему, предложенную Светланой Михайловной (конечно же, неслучайно) в сочинении. Интересно, что и сама формула Шестопала была подсказана режиссеру Станиславу Ростоцкому его супругой Ниной Меньшиковой.
В контексте происходящих в нашей стране процессов «Доживем до понедельника», снятый еще до чехословацких событий, находился в явном диссонансе с реалиями, наступившими после августа 1968 года. Это несоответствие между искусством и жизнью, вероятно, и спасло картину, вселяющую надежду и оптимизм в зрителей, верящих, что выбор всегда остается за человеком, если он – личность, и в понедельник все будет хорошо, а счастье – это когда тебя понимают.
В своих последующих работах 70-х годов Станислав Иосифович никаких иллюзий нам уже не оставлял. Можно только удивляться, как власть, отмечая «А зори здесь тихие» и «Белый Бим Черное Ухо» высокими премиями и наградами, не понимала, не хотела или была уже не в состоянии понять истинного смысла этих картин, с огромной художественной силой противостоящих существующей системе, так и не сумевшей обрести свое «человеческое лицо».
Удивительно, но в 1983 году (в июне, на пленуме ЦК КПСС) новый руководитель партии и государства Юрий Андропов открыто признал, что «Если говорить откровенно, мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся». Удивителен был сам факт подобного заявления, тем более что оно исходило из уст человека, до этого в течение 15 лет руководившего самой информированной структурой в стране. Не менее удивительным в этой связи могло показаться решение, принятое здесь же, на пленуме, о необходимости реформы школы. Таким образом, вот уже 25 лет мы реформируем нашу отечественную систему образования. Это юбилей, заслуживающий своего внимания.
Между тем взятый нами тогда курс был вполне объясним и оправдан. Прежде всего необходимо было преодолеть наше отставание в области современных технологий, отсюда особый акцент делался на компьютеризации и информатизации образования. Как развивались события впоследствии, все мы хорошо помним. Отмечу только, что среди множества факторов, приведших к гибели Советского Союза, одним из определяющих стало разочарование и утрата обществом прежних ценностных ориентиров.
Воссоздание новой иерархии ценностей происходит сегодня очень сложно. Может быть, поэтому в современных преобразованиях системы образования мы по-прежнему основной упор делаем на организационно-технологические мероприятия, хотя аксиологическая сторона нашей деятельности приобретает все большее значение, в том числе и по причине возросшего внимания со стороны общества и государства к проблемам национальной и гражданской самоидентичности человека. Но осознание сложности процесса формирования новых ценностей вряд ли может быть успешным без ясного понимания того, что технологический (вернее, технократический) подход малопродуктивен, тем более если «конструирование ценностей» оторвано от культурной почвы, духовных традиций и отечественной истории.
Отсюда, наверное, и проистекает то часто открытое неприятие предпринимаемых в образовании мер и частью профессионального сообщества, и частью населения. Постмодернизм выходит, к сожалению, за рамки эстетического направления и стиля, пытается навязать обществу свою матрицу в отношении тех вопросов, по которым наша культура давно уже имеет определенный взгляд. Целостное восприятие жизни, внимание к ее духовным основам – в этом я вижу непреходящее счастье понимания человеком себя и окружающего его мира.
Алексей ЛУБКОВ, проректор Московского института открытого образования
Комментарии