Как-то раз по научной своей работе потребовалась мне в отделе газет Российской государственной библиотеки, которую по старой памяти и сейчас зовут Ленинкой, подшивка «Биржевых ведомостей» за 1912 год. В первом январском номере бросился в глаза крупный заголовок: «Самый счастливый день жизни». Это оказалась анкета: известные люди – общественные деятели, ученые, писатели, художники, артисты, адвокаты того времени – делились откровениями, когда и почему были счастливы. Каждое высказывание сопровождалось автографом, стоявшим внизу короткого рассказа. Портреты заняли бы много места, да и полиграфическая техника того времени не позволила бы воспроизвести их с должным качеством. Многие ответы были скучными: мол, это день, когда удается поспать, я еще о таком дне мечтаю, его еще не было, я еще его жду.
Поэт Сергей Городецкий просто заявил, что у него каждый день счастливый (ну прямо завидно!). Я отложил свои поиски и стал читать увлекшую меня постороннюю страницу газеты.Аркадий Аверченко был в своем стиле. Высказался кратко, с шуткой.«Мне сейчас 29 лет, и такой день наступит, вероятно, лет через пятнадцать; именно когда кто-нибудь, оговорившись, назовет меня вскользь молодым человеком».Что же, я сам сейчас в том возрасте, когда писатель надеялся ощутить наивысшее счастье. Как-то раз одна девчушка уступила мне место в метро, и, растерявшись, я не знал, как реагировать: присесть или попросить ее вернуться – я, мол, пока и на своих двоих спокойно постою! Что сказал бы Аркадий Тимофеевич, окажись на моем месте? Не отказался бы от своих слов?Но другое заставило меня задуматься. Я встал и подошел к полке, где лежали тома Большой российской энциклопедии, нашел фамилию Аверченко. Память не обманула. Ему не было отмерено этих пятнадцати лет. Писатель умер в 1925-м в Праге.Помню, как в прошлом году отыскал его могилу на Ольшанском кладбище: серый обелиск с черным крестом наверху, двумя надписями кириллицей и латиницей. Он стоял на одной из аллей, отходящих от здешней православной церквушки Успения с зеленым куполом и крышей. Была середина мая. У фундамента небольшого храма на коричневой плитке, где между стыками пробивался наружу зеленый мох, стояло пять стеклянных литровых банок, обвязанных трехцветными российскими ленточками, в них – яркие ирисы и пионы, гвоздики лежали прямо на земле в одну линию, и тут же из маленьких и плоских белых свечей, будто точек, выложено было по-русски слово «Одесса». Мне показалось, что это свечи для каких-то радостных торжеств, вроде Нового года, в них парафин заключен в тоненькую и плоскую, как маленькая шайба, жестяную баночку: зажигаешь, и словно озерцо на столе с огоньком в центре. Аверченко, уроженец Севастополя, лежал в нескольких шагах от «Одессы»… На Ольшанке обрели последний покой и русские, и украинцы, и белорусы, солдаты Российской освободительной армии («власовцы»), Украинской Галицкой армии, Белой армии, Советской Армии (у многих на памятнике дата смерти: 9 мая 1945 года). Все они тут рядом. Над всеми теперь одна тишина…Переводчица и поэт Татьяна Львовна Щепкина-Куперник ответила на вопрос о счастье витиевато, будто в самом деле перебирала в руках крупные драгоценные камни:«В длинном ожерелье наших дней черными агатами отмечаются дни скорби, жемчужинами – дни слез; но между ними таинственным светом мерцают дни счастья – и играют всеми цветами радуги. Тут и сапфиры верности, и изумруды надежды, и бриллианты чистой любви, кровавые рубины страсти и лунные камни грез, и переливающиеся опалы фантазий творчества.Много, много их… Но какой день самый счастливый? Все такие разные. Что было громадным счастьем для наивного подростка, о том едва вспомнит расцветшая девушка; то, что захватывало девушку жгучей радостью, вызовет лишь улыбку воспоминаний у взрослой женщины.Вспоминаются счастливые дни, когда-то далеко, когда первый раз увидела Италию, когда в первый раз услыхала 9-ю симфонию Бетховена, потом – день первого литературного успеха…А иногда для бесконечно счастливого дня ничего не надо, никаких фактов: солнечный закат, запах цветов, ласка милых глаз – и этот день отмечен неизгладимо.Но все – и светлые и темные дни – равно благословенны: из них создается Жизнь».Слово «жизнь» редакция выделила разрядкой. Писатель и драматург Петр Михайлович Невежин теперь совсем забыт. Дотошные литературоведы подсчитали, что им написано более двадцати драм, восемь романов, двенадцать повестей, более сотни рассказов. Но когда-то имя его было знаменито, он вступал в литературу, учась работать над пьесами у самого Александра Островского. Он вспоминал:«Счастливым днем в моей жизни я считаю тот, когда, раненный на войне, я ночью лежал в поле, а надо мною при лунном освещении склонились солдаты моей роты, с которыми я всегда был строг, и многие из них плакали. Это было высшей наградой за мое хотя и строгое, но всегда справедливое к ним отношение».Невежин окончил Московский кадетский корпус и затем, получив офицерское звание, участвовал в Русско-турецкой войне 1877-1878 годов, о которой и вспоминал.Вот еще одна писательница, Надежда Александровна Лохвицкая, более известная как Тэффи. Со свойственной ей легкой улыбкой:«Самый счастливый день моей жизни был тот, в который прорезался мой первый зуб.Это было довольно давно, и помню я обо всем этом довольно смутно, но одно осталось в моей памяти яркой звездой – это то полное удовлетворение и несомненность исполненного долга, которое я тогда испытала.Крестная мать подарила моей мамке золотой «на зубок», причем обе они друг друга поздравили.«Эге, – подумала я. – Очевидно, я рождена, чтобы приносить всему миру пользу и удовольствие».Впоследствии эта ерунда уже ни разу не пришла мне в голову. Потому и день этот считаю в своей жизни самым счастливым…»Герой Севастопольской обороны, генерал от инфантерии Михаил Иванович Ботьянов вспоминал о юности:«Я окончил морской корпус в 16 лет и был очень маленького роста, боялся, что если в бозе почивший государь-император Николай Павлович (в 1852-м) перед выпуском будет делать смотр, оставит меня на год. С одной стороны, желание было представляться государю, с другой – опасение… Высочайшего смотра не было, и я был произведен в офицеры юношей шестнадцати лет. Вот самый счастливый день в моей жизни».В октябре 1854-го, то есть спустя всего два года после самого счастливого своего дня, мичман Ботьянов с несколькими матросами бросился в загоревшийся после бомбардировок пороховой погреб на Малаховом кургане, они сумели потушить пожар. О многочисленных своих орденах он в опросе не упомянул… У робкого выпускника морского корпуса была долгая жизнь, вся связанная с ратной службой: через пятьдесят лет после Севастополя он поучаствовал и в Русско-японской войне, а в отставку вышел только 1 января 1911 года.Знаменитейший русский художник Илья Ефимович Репин ответил так:«Мой счастливый день был в Венеции 18 октября 1905 года, до нас дошло известие, что в России дана конституция. Свобода слова, свобода веры и свобода собраний и союзов. До самого вечера мы ходили навеселе; немудрено: выпили даже шампанского за освобожденную наконец Россию…»Другой живописец, один из основателей Товарищества передвижных художественных выставок (коротко – передвижники), Константин Егорович Маковский, признался:«Самым счастливым днем считаю тот, когда, будучи учеником академии, получил 2000 рублей за портрет Александра II, написанный по заказу графа И.М.Толстого для нашего посольства в Лондоне. Портрет – во весь рост, в гусарском мундире. Этот день был началом моей художественной карьеры. Позже у меня бывали и стотысячные заказы, но ни один меня так не радовал, как этот».Певица Виктория Кавецкая ответила коротко: самый счастливый день, это когда в детстве подарили первую куклу. Всеволод Мейерхольд тоже был лаконичен: это когда попал в Дельфы и увидел театр Аполлона. А вот актрису Ольгу Миткевич, наоборот, что называется, «понесло»:«Самый счастливый день в моей жизни, конечно, тот, когда я впервые очутилась на сцене во время спектакля. Занавес взвился… Передо мной – театральный зал, зиявший еще днем на репетиции, как черная бездна, весь залитый огнями с тысячеголовой толпой, жадно вглядывающейся в актеров, стоящих перед рампой. Люди пришли сюда ради искусства. Для того, чтобы любоваться им. Для того, чтобы наслаждаться им… А мы на сцене должны дать им высшие наслаждения. Я это почувствовала… И мне стало бесконечно жутко и бесконечно хорошо… Сознание того, чему мы служим на сцене, охватило меня тогда впервые всей своей мощной силой».Об Ольге Миткевич мне не удалось отыскать более или менее подробных сведений, кроме тех, что она стала супругой известного в свое время критика и писателя Власа Дорошевича и снялась в 1913-м в фильме «Глаза баядерки», который уцелел и до наших дней. Бог даст, когда-нибудь отыщу, посмотрю.Известный в начале ХХ века адвокат, общественный деятель, писатель Николай Платонович Карабчевский оказался еще и философом:«Красота и счастье не терпят степеней сравнения. Счастье переживаемой минуты и есть высшее счастье. От минувшего счастья веет уже холодком».Мне кажется, он прав.Я задумался: как бы я сам ответил на тот вопрос? Положа руку на сердце: не знаю. Честное слово! Если это так, если самый счастливый день в прошлом так сложно отыскать, значит, он впереди, он наступит в будущем! Но… обязательно наступит!
Комментарии