Самый первый день. Начало трудового пути совпало с началом новой эры

Мой самый первый рабочий день пришелся аккурат на 19 августа 1991 года. Это так же необычно, как и то, что день свадьбы у нас с супругой пришелся на 29 февраля. Но тут совсем иной случай и совсем иные впечатления. Как известно, лучше всего запоминаются начало и конец цикла, например, призыв и увольнение, первый звонок и выпускной бал, поступление и окончание вуза. Но так совпало, что 19 августа я запомнил совсем не в контексте школы…

После окончания обучения в МОПИ имени Н.К.Крупской я был распределен в Наро-Фоминский район, в поселок Кокошкино, учителем химии в школе №2. С жильем обещали помочь, но не сразу, а чуть попозже, поэтому в означенный день я отправился к месту работы из своей деревни, с противоположного конца района.«А куда ты едешь-то? – спросил пришедший меня провожать дядя Игорь, как-то странно возбужденный и оживленный. – В стране революция!» И рассказал о том, что по телевизору объявили чрезвычайное положение. Теперь стал понятным его энтузиазм, ведь дядя всю жизнь отработал в КГБ, и горбачевские нововведения ему были совершенно не в радость. А в ГКЧП, по его мнению, собрались люди, которым можно верить, и уж они-то не дадут развалить страну!…На работу я опоздал. Перед Наро-Фоминском очень долго стояли в пробке и ждали, пока проедет Кантемировская дивизия со всей ее бронетехникой и машинами обеспечения. Несколько танков и грузовиков стояли на обочине – сломались. Потом этот факт неоднократно обсасывали злые журналюги, дескать, вот она, хваленая армия, не то что воевать, а даже просто выехать без потерь не может! А мне было обидно за наши войска. Наверное, потому что сам только в 1987 году демобилизовался и знаю, каково это – слушать такое от людей, которые наверняка ни дня не служили.Интересно, что я совершенно не помню, что конкретно делал в тот день в школе. Кажется, принимал кабинет, исследовал лаборантскую. Странно, ведь это был самый ПЕРВЫЙ шаг на моем педагогическом пути. Однако факт остается фактом – не помню!Так или иначе, а вечером я поехал в Перловку (Мытищи), в общагу МОПИ, в свою бывшую комнату, которую добрый комендант оставил за мной до 1 сентября.Телевизора у меня не было, зато был радиоприемник. Радио в те времена слушали не в пример активнее, чем сейчас, поэтому я тут же включил аппарат и стал искать свежие новости. По большинству каналов транслировали какую-то нейтральную бурду, но на одном (кажется, это было «Эхо Москвы») в прямом эфире взволнованными голосами передавали обо всем, что происходит в столице, на подходе к ней, вокруг Белого дома и внутри него.А происходило, похоже, много чего интересного. Мне даже как-то не по себе стало, что я вот тут в пустой общаге прохлаждаюсь, а народ, понимаешь, там демократию отстаивает.Наверное, я бы этим самобичеванием и ограничился, если бы очередная новость не выбила меня окончательно из колеи: ведущий передал выступление Ельцина с призывом к гражданам сделать все, чтобы не допустить возвращения старого режима, а также заявил, что колонна бронетехники двинулась в центр и, похоже, назревает нечто очень серьезное.Вот она – великая сила средств массовой информации! Разве мог я себе тогда позволить оставаться дома, в стороне от истории? Нет, конечно же! Поэтому я тут же собрался и рванул к Белому дому, несмотря на то что было уже, мягко говоря, поздновато, а завтра надо было опять ехать на работу, причем засветло. Но это же мелочи, согласитесь, когда речь идет о таких вещах, как история Отечества.15 минут пешком до станции, 30 минут на электричке, еще 15 на метро… Если честно, я решительно не знал, куда идти. Это провинциалам кажется, что те, кто живет или учится в Москве, знают ее вдоль и поперек, однако это совсем не так. Я, например, понятия не имел, где же этот Белый дом находится.Впрочем, у метро «Краснопресненская» меня тут же сориентировали на «воздушный шар». И точно, кто-то догадался поднять рядом с БД аэростат, который было видно за несколько километров.Народу вокруг было очень много, все шли в одном направлении поодиночке и группами, возбужденные и с каким-то лихорадочным огоньком в глазах. Меня это настроение тоже как-то начало захватывать, и я уже настроился на то, что придется, наверное, всю ночь простоять в каком-нибудь оцеплении.Однако на месте энтузиазм как-то поугас. Вокруг наваленных грудой камней, лавок, урн, металлических оград и много чего еще, составляющего самодельные баррикады, бегали, словно муравьи, одержимые люди, каждый чего-то куда-то тащил, тут же кто-то что-то вещал в мегафон, кого-то куда-то назначал, строил, отправлял. Наверное, было бы самым разумным просто подойти к любой из групп и предложить свои услуги. Но… Почему-то мне захотелось сначала все хорошенько осмотреть.Баррикаду умудрились растянуть по всему периметру. Откуда взяли столько материала, не представляю. Одних металлических прутьев, похоже, кто-то привез несколько машин. Кто и откуда? Не знаю. На мосту были расставлены пригнанные на убой троллейбусы со спущенными колесами, по задумке организаторов сопротивления они должны были преградить подъезд к Белому дому. А между ним и гостиницей-книжкой стоял БТР. Как я понял, из числа «наших», то есть дружественных, частей. Народ в меру своих сил пытался сделать все, чтобы защитить «оплот демократии» от внешней агрессии.Однако постепенно до меня начало доходить осознание простой мысли – кажется, я тут лишний. Не то что мне чужд благородный порыв, а просто я не вижу, чем реально могу помочь демократии. Ну хоть убей. Тем более начал накрапывать дождь, похолодало, и от мокрого и продрогшего учителя химии, наверное, тут толку не больше, чем от любого другого обывателя. Может, в оправдание своего нежелания мерзнуть и мокнуть тут, таская камни или арматуру, я стал более пристально присматриваться и прислушиваться к происходящему вокруг. И стал замечать, что кругом полно молодежи, которая просто присутствует, но ничего не делает. Бросилось в глаза обилие подвыпивших личностей в основном студенческого возраста, которые браво выкрикивали победные лозунги, ругали коммунистов, подбадривали друг друга матерком, но при этом толку от них было ничуть не больше, чем от меня.В общем, побродив вокруг, зайдя то с одного боку, то с другого, я вроде как «протрезвел» и пришел к простому выводу: никакое это не Чили, и Ельцин в контексте происходящего совершенно не похож на Сальвадора Альенде, чтобы защищать его от врагов, а для тех, кто трудится на баррикадах, и тем более кто слоняется вокруг, все происходящее – некое шоу, символическое действо, а вовсе не подготовка к реальному сражению насмерть за идеалы демократии. Так, по приколу.Возможно, я в тот момент судил всех по себе. Не исключено, что это было просто малодушное оправдание своего нежелания ждать врага в холоде и голоде и с кем-то против кого-то бороться.Но, еще раз оценив обстановку, я решил: мне тут делать нечего, толку от меня тут ноль. И уехал обратно в общагу….Стыдно ли мне за то, что я тогда поступил именно так, а не иначе? Практически нет. Почему «практически»? Наверное, потому что я противопоставил себя тысячам других людей, которые пришли, прониклись, не смалодушничали и все-таки остались. Ведь кабы не они, гэкачепистам тут было бы полное раздолье. А так они вроде бы спасовали, испугались толпы. С другой стороны, когда я потом смотрел репортажи с места событий, меня неприятно коробил весь тот пафос, которым окружили защитников Белого дома. Мол, народ, осознав себя силой, грудью встал на защиту идеалов свободы, и все такое. Лично мое мнение – народ встал не ЗА ЧТО-ТО, а ПРОТИВ КОГО-ТО. Это большая разница. Потому что, как потом сами говорили участники тех событий, если бы мы знали, что и кого защищаем, то развернули бы оружие в противоположную сторону….А мой дядя, когда узнал о том, что Горбачев присвоил троим погибшим в ту ночь ребятам звание Героев Советского Союза, с горечью говорил: «Да чтобы эту звезду получить, люди в войну такие подвиги совершали, вам и не снилось! А тут три охламона под колеса попали, и им тут же Героя! Какая глупость!..»Это я уже потом узнал, что по невероятному стечению обстоятельств один из погибших – Дмитрий Комарь из деревни Нестерово Рузского района – был учеником моего двоюродного брата, учителя истории. Язык не поворачивается назвать его охламоном, но и его смерть – геройской. Он наряду с Владимиром Усовым и Ильей Кричевским стал жертвой чудовищной авантюры, разыгранной кем-то из закулисья.Кстати, для рядовых участников событий потом придумали и специальную медаль «Защитнику свободной России». Ею были награждены «граждане Российской Федерации, иностранные граждане и лица без гражданства за мужество, проявленное в защите конституционного строя в период попытки государственного переворота 19-21 августа, за заслуги в проведении в жизнь демократических преобразований, экономических и политических реформ, укрепление российской государственности, за вклад в решение национальных проблем».Обидно ли мне, что я мог бы получить ее, но не получил?Ничуть. Бывают медали, которые лучше не получать и тем более не носить…P.S. Вы ждали от меня чего-то другого, более возвышенного и одухотворенного, в духе всего того, что сейчас можно прочесть о тех днях, которые потрясли мир и поставили окончательный крест на СССР? Извините, если я вас разочаровал. Но это правда.