Самообман, невроз, фрустрация

Из сегодняшнего дня Третий рейх, вермахт, немецкая нация времен Второй мировой войны представляются абсолютным монолитом. Профессор истории Николас Старгардт, автор книги «Мобилизованная нация. Германия 1939-1945», рассматривает немецкое общество под увеличительным стеклом и дает нам увидеть, насколько это общество было внутренне противоречивым, невротизированным и застрессованным. Как оно на всех этапах пряталось от правды, подавляло латентное чувство вины и само себя оправдывало и обманывало, подспудно при этом чувствуя, что совершает преступление, расплаты за которое не избежать. Основу книги составляют личные письма и дневники непосредственных участников и свидетелей ключевых событий того исторического периода, которые позволяют понять, «насколько различно – и часто эгоистически – немцы выстраивали свое ограниченное понимание войны».

В качестве главной движущей силы, вдохновившей немцев на новую войну, Старгардт, как и большинство других историков, называет жажду реванша за проигрыш в Первой мировой войне. Это чувство подогревалось нацистской пропагандой, рисовавшей Францию, Великобританию и Россию вечными заклятыми врагами Германии, с которыми невозможно мирное сосуществование, а потому нужно как можно скорее покончить, иначе проблема ляжет на плечи детей и внуков: «В 1941 г. не представлялось сложным убедить население в необходимости новой войны в России до победного конца ради все той же безопасности на будущее – чтобы следующему поколению не пришлось пройти через все это снова. Начиная от ветеранов Восточного фронта 1914-1917 гг. до молодых солдат, вчерашних школьников, и заканчивая еще жившими с родителями подростками, все считали своим долгом идти на войну, но не за нацистский режим, а во имя ответственности одних поколений немцев перед другими. И именно эти взгляды являлись прочнейшим фундаментом их патриотизма».

Твердое представление о существовании непримиримых врагов стало благодатной почвой для зарождения мифа о защитном превентивном ударе, об оборонительной войне на опережение, который хорошо маскировал любую агрессию: «Когда в сентябре 1939 г. вспыхнула война, в Германии ее приняли крайне нерадостно. Однако никто особо не терзался в поисках ответа на вопрос, почему она началась. Если в Британии и Франции мало кто сомневался, что нападением без веских причин на Польшу Гитлер развязал конфликт ради завоеваний, немцы пребывали в уверенности, будто вынуждены воевать ради самообороны из-за махинаций союзников и агрессивных поползновений поляков». По мере роста захватнических амбиций Германии увеличивалось и число ее явных и скрытых недругов. Агрессивные поползновения германская пропаганда приписывала всем соседям рейха, а также американцам. Все они якобы обижали и унижали немцев на своей территории, все втайне желали Германии всего наихудшего, все мечтали ее захватить частично или полностью: «В нашу эпоху кажется довольно странным, что тогда в такие вещи искренне верили многие немцы, причем вовсе не являвшиеся махровыми нацистами. Как они могли перепутать намеренно разжигаемую их властями жесточайшую империалистическую войну с войной ради обороны отечества? Как могли они видеться себе патриотами в кольце врагов, а не борцами за дело Гитлера?»

Историк уличает немцев не только в очевидной склонности к самообману, но также и в лицемерии. По словам Старгардта, после войны многие жители Германии утверждали, что ничего не знали о геноциде еврейского населения и зверствах немецкой армии на оккупированных территориях. При этом многочисленные свидетельства говорят о другом: «…в Германии военной поры везде ходили разговоры о геноциде». Офицеры и солдаты вермахта писали с фронта своим родственникам и друзьям и сообщали им о преступлениях немецкой армии, в том числе и о беспощадном истреблении евреев: «Мы не просто уничтожаем воюющих с нами евреев, мы в буквальном смысле стремимся вырезать этот народ под корень как таковой!»

Николас Старгардт обращает внимание на двоякое отношение авторов такого рода признаний к тем преступлениям, которые они описывают. С одной стороны, большинство из них, несмотря на «прозрение», продолжали служить режиму до конца либо своей собственной жизни, либо самого режима. Но с другой – существуют и явные признаки того, что эти преступления все-таки составляли серьезную моральную проблему для немецких военнослужащих. Один из таких признаков – часто звучавшие в письмах с фронта просьбы никому не передавать содержащуюся в них информацию и не рассказывать об описанных событиях и фактах.

Приемы пропаганды, а также включающиеся автоматически индивидуальные средства психической защиты работают одинаково во все времена, а потому очень легко распознаются. По дневниковым записям, личным посланиям и прочим документам историк восстанавливает то, как действовала пропаганда на немцев, как ими усваивались ее установки, как жители Германии выстраивали собственную личную оборону от чувства вины и ответственности, которые разрушали их внутренний комфорт. А установки, помогавшие оправдать собственную жестокость, были очень простыми.

Первая состояла в том, что враги настолько коварны и беспощадны, что в отношении них позволительно использовать любые средства. Самыми страшными из таких врагов были, разумеется, большевики.

Вторая вытекала из первой: немецкие солдаты не хотели проявлять жестокость, но враги своим глупым сопротивлением сами вынудили их к этому: «Горящие дома, плачущие женщины, верещащие дети. Картина безнадежности… Но поляки сами не хотели по-хорошему».

Третья заключалась в постановке знака равенства между действиями тех, кто нападает, и тех, кто защищается. Один из немецких военнослужащих писал: «Человечество, которое ведет такую войну, сделалось безбожным. Русское варварство на востоке Германии, кошмарные налеты британцев и американцев, наша борьба с евреями (стерилизация здоровых женщин, расстрелы всех от детей до старух, отравление газом евреев целыми вагонами)!» Иными словами, мир погряз во зле, и все в этом виноваты в равной мере. Однако вопрос о том, кто же фактически развязал бойню, остается за рамками этих и всех подобных ламентаций.

Четвертая позволяла воевавшим немцам подобрать для себя какую-нибудь лестную историческую аналогию. Их письма свидетельствуют о том, что многие германские солдаты и офицеры мыслили себя новыми крестоносцами – воинами истинной веры, сражающимися с мировым еврейским/большевистским/англосаксонским заговором.

Действие этих и многих других пропагандистских и чисто психологических ухищрений и уловок привело, как показывает автор книги, к удивительному результату: чем хуже становилось положение вермахта на фронтах, чем ближе была общегерманская катастрофа, тем сильнее рядовые немцы поддерживали своего фюрера. Дело доходило до полной утраты трезвого взгляда на вещи и даже, казалось бы, непобедимых инстинктов, включая родительский. Когда осенью 1944 года в немецкую армию мобилизовали все мужское население в возрасте от 16 до 60 лет, немцы между собой высказывались на эту тему в том духе, что молодую поросль, конечно, жаль, но поделать, видимо, ничего нельзя, придется принести ее в жертву ради спасения всей нации.

Николас Старгардт исследует потрясающий по своим масштабам и разрушительной силе феномен: как искусственно созданный густой милитаристский морок заставляет целую нацию и каждого ее отдельного члена упорно действовать не только во вред окружающим, но и вопреки очевидным собственным интересам.

Николас Старгардт. Мобилизованная нация. Германия 1939-1945. – М. : КоЛибри, 2023. – 688 с.