search
main
0

Самолет из Дели улетает в 3.35 утра. К стойке регистрации не очередь – толпа. Зато на паспортный контроль все выстраиваются в строгую линию. Впереди меня три индуса, болгарка и парень из Израиля. С болгаркой и израильтянином мы были вместе на конференции. Они возвращаются через Москву домой. С индусами мы тоже успели познакомиться. Они говорят по-русски, учатся в московском мединституте. Говорим все вместе обо всем и ни о чем. Вдруг чиновник поднимает голову и твердым голосом, не терпящим возражений, обращается к индусам: “Отойдите в сторону!” – “Почему?” – возмущаются те. “Не разговаривать!” – и дальше приглашающим жестом, улыбаясь болгарке: “Проходите”. Потом он ставит штамп в паспорте израильтянина, затем в моем и только потом принимается за соотечественников. Возится с ними он долго. В самолете ребята объяснят мне: “Они боятся, чтобы мы навсегда не уехали…” Впрочем, серьезного разговора не получилось, потому что было уже около четырех часов утра, а у меня в это время в голове ни одной пристойной мысли или интересного вопроса. Я мгновенно провалился в сон еще до взлета. Разбудил меня шум за спиной. Бортпроводник на высоких тонах по-английски требовал, чтобы кто-то немедленно погасил сигарету. Курящий возмущался: “А почему?” – “А потому, что это место для некурящих. А если ты хотел во время полета курить, то и надо было купить себе соответствующий билет”. Я повернулся: будущий врач, которого притормозили на паспортном контроле, с удовольствием затягивался дымом. Бортпроводник вдруг наклонился и резко вырвал у него сигарету. “Что ты делаешь?” – закричал на весь самолет индус. “Заткнись!” – гаркнул бортпроводник. “Почему ты закрываешь мне рот?” – не унимался пассажир. “Покричи мне, покричи. Я вызову в Шереметьево милицию”, – пригрозил он ему, и тот стих. Спать мне уже не хотелось, а тут еще и завтрак разносить стали. Тот же бортпроводник через пару минут остановился рядом со мной и буркнул: “Есть будете? Тогда столик откройте!” Я поднял глаза, посмотрел на него удивленно и сказал по-английски: “Не понял. Простите…” Что-то случилось. Вдруг откуда-то взялась улыбка. Парень стал объяснять, что сейчас принесет завтрак и… Я отказался от еды, мол, слишком рано, и тогда он предложил просто кофе или чай. Вскоре мы сели в Москве. И долго стояли на заснеженном поле, не двигаясь ни назад, ни вперед. Никто так и не удосужился сказать нам, почему нас держали больше получаса. Не так давно в Нью-Йорке одна наша разбушевавшаяся эстрадная звезда все порывалась ходить по салону, когда самолет выруливал на взлетную полосу. Американские стюардессы ее раз попросили сесть, второй, а потом самолет вернулся к терминалу, появилась полиция, звезду с рейса сняли, занесли в черные списки, и теперь вряд ли она получит еще раз американскую визу. Никто не кричал, не оскорблял никого – все мирно, цивилизованно. Ожидая свой багаж, я вдруг вспомнил очень давний разговор в Нью-Йорке. Я сидел на скамейке в Центральном парке и рассматривал карту, пытаясь найти лучший путь пешком к причалу, откуда отходят катера к статуе Свободы. Подметавший листья молодой парень вдруг остановился рядом и спросил: не помочь ли? Мы разговорились. Он сказал фразу, которую я помню до сих пор. И выражение его лица помню: ” Я ненавижу свою работу. Но пока я работаю, я должен делать ее хорошо и улыбаться, улыбаться – до изнеможения, до тошноты… И никто не должен этого замечать”.

А я все думаю, почему мальчишку-бортпроводника научили улыбаться избирательно?..

Петр Положевец

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте