С волками жить… Лауреаты главных литпремий России предлагают путешествие в прошлое и будущее

В любых премиях проглядывает конъюнктура. Тенденции, идеи и настроения, витающие в воздухе. В премиях литературных – тем более. После разговора Путина с писателями на Всероссийском литературном собрании это ощущение как-то обострилось. А какое может быть настроение после недолгого подъема гражданского сознания на Болотной, после того как президента писатели попросили о милости к падшим (каждое слово достойно курсива), а он заговорил о справедливости?

В такой обстановке в который раз выручает, цитирую одного из лауреатов, «семижильная классическая литература» или ориентация на таковую. Словом, в шорт-листах главных литпремий этого года оказались исторические или псевдоисторические романы о далеком прошлом, и большая часть наград ушла к ним же. Впрочем, романы-победители в той или иной степени тоже отвечают, как принято сейчас говорить, на вызовы современности.Поклонникам исторических романов, написанных в лучших традициях реализма, рекомендуем лидера старейшей отечественной литературной премии «Русский Букер» 2013 года – ориентальный исторический роман «Возвращение в Панджруд» Андрея Волоса. Роман стоит почитать не только в целях просвещения, но и ради того, чтобы еще раз убедиться – варварство, деспотизм и беспринципность власти у разных народов и в разные времена имеют сходные черты. В этом порука – трагедия средневекового гения Джафара Рудаки, который не устоял перед соблазном стать первым придворным поэтом у просвещенного владыки Бухары и вслед за его уходом от власти был брошен в темницу, ослеплен и сослан на малую родину.Как ни странно, все происходящее на средневековом Востоке вызывает до боли знакомые ассоциации. Вспоминается, например, ослепление русских резчиков и каменщиков дивного храма, так пронзительно показанное в «Андрее Рублеве» Тарковского. Трагикомических ассоциаций тоже хватает – так, в работе Рудаки в качестве «Царя поэтов» с его направлением литературного процесса, «производственным» планированием хвалебных од эмиру видится прообраз деятельности советских союзов писателей. И лишь когда этот морок власти спал, поэт вернулся к самому себе, а его позор и крестный путь обернулись народным триумфом поэта.Случайно или нет, но историческим фоном романа Евгения Водолазкина «Лавр», соперника Волоса по «Русскому Букеру», в итоге получившего первую премию в «Большой книге», также стало Средневековье, только русское. И хотя сам автор назвал свой роман неисторическим, общая атмосфера и детали русского средневековья выписаны густо и колоритно. Что неудивительно: Евгений Водолазкин тему знает, как-никак доктор филологических наук, специалист по древнерусской литературе. Вместе с главным героем – целителем от Бога – мы проходим весь его земной путь, также оборачивающийся крестным, и вехами на этом пути служат четыре его разных имени: Арсений-Устин-Амвросий-Лавр. Как говорит сам герой: «Жизнь моя прожита четырьмя непохожими друг на друга людьми, имеющими разные тела и разные имена».Арсением он родился, вырос под присмотром деда-знахаря и полюбил Устину, Устином же стал после ее смерти, в которой считал себя виноватым. И не только в телесной (он не справился с принятием трудных родов), но и в смерти душевной, поскольку не повенчался с Устиной перед Богом и людьми. Человек обостренной совести и обладатель редкого Божьего дара, он буквально претворил в жизнь совет старца Никандра – отдать Устине и умершему младенцу свою жизнь, отказаться от своей личности и через лечение людей отмаливать страшный грех. Но великая слава, которая его сопровождает, кажется ему недостойной, и он уходит от покровительства сильных мира сего, став юродивым по имени Устин. Однако, даже дав обет молчания, он привлекает толпы страждущих, узнавших о целебной силе его рук и молитвы. В конце жизни он закономерно приходит к монашескому постригу, став Амвросием, а затем и к схиме, превратившись в старца Лавра.Что в «Лавре» интересно, помимо развития напряженной сюжетной линии, так это постмодернистская игра автора с временами, планами повествования, литературными стилями. С первых же страниц поражает мгновенный переход и перевод со старославянского на современный русский. Особенно занятно выражается юродивый Фома: «Возвращайся в Завеличье, где на будущей Комсомольской площади стоит монастырь Иоанна Предтечи. На монастырском кладбище ты, подозреваю, сегодня уже ночевал. Оставайся там и верь: в этом монастыре могла быть Устина. Полагаю, что она туда просто не дошла. Зато дошел ты. Молись – о ней и о себе. Будь ею и собой одновременно. Бесчинствуй. Быть благочестивым легко и приятно, ты же будь ненавидим. Не давай псковским спать: они ленивы и нелюбопытны. Аминь».Но уж кого точно не назовешь традиционным и пресным, так это победителя премии «Национальный бестселлер» 2013 года – роман «Волки и медведи» писателя, известного под псевдонимом Фигль-Мигль. «Волки и медведи», на мой взгляд, – самое яркое, провокационное и одновременно глубокое литературное высказывание года, а может быть, и нескольких последних лет.И это наконец-то, без обиняков, роман о нас, о современной ситуации в стране, о нашей неприкаянности, беспомощности, отчаянии и надеждах, даже несмотря на жанр антиутопии. Потому что ничто так не выдает современных страхов о том, к какому будущему может привести наше настоящее, как антиутопия. В этом смысле «Волки и медведи» – словно сон, сгущающий краски и слегка искажающий черты знакомых тебе людей. И это мир случившейся катастрофы: сама она уже забылась, но на месте страны остался один большой осколок – Город (со всеми топонимами Петербурга) и маленькие – провинции, между которыми раскинулись непроходимые Джунгли (лес, поглотивший остатки цивилизации). Вся красота, культура и цивилизация сосредоточились в Городе, в который рвутся самые умные и неординарные люди провинции, а в прочих местах – разруха и мерзость запустения, не только в природе, но и в душах людских.С душами вообще непонятно что творится: может, их и нет, потому что вместо загробного воздаяния за самое страшное преступление – убийство – теперь расплачиваются при жизни. Палача доводит до смерти привидение, в которое превращается жертва. Впрочем, и от него ушлые людишки научились… откупаться: они платят экстрасенсу, именуемому Разноглазым, и тот уничтожает призрак. Услуги Разноглазого нужны всем – от диких, разоренных до последней степени крестьян до самых крутых и богатых вроде Канцлера Охты Николая Павловича. Изгнанный когда-то из Города, он мечтает туда вернуться. В этом ему не на кого опереться, кроме Разноглазого и пары наиболее поддающихся цивилизованию помощников. Не на продажную же милицию, не на контрабандистов, бандитов или анархистов. И тем более не на ту отвратительную людскую массу, для которой школьные учителя – самые презираемые изгои и которая выживает тем, что поголовно сидит на наркоте. Здесь нет волков и овец, тут только волки и медведи, которые «едят друг друга сырыми».О чем бы ни писал автор, кажется, что это поменявшее декорации настоящее. Как гомерически смешно, к примеру, выглядят рассуждения «специалиста по Блоку и специалиста по Спинозе» о том, что с помощью специальных программ и стандартов можно преобразовать тот другой мир опустившегося большинства, и как язвительно – ответ аборигенов! «А! – сказал начальник милиции прочувствованно. – Вы полагаете, мы здесь не знаем, как надо, и нас следует просто поднатаскать, а уж, поднатаскавшись, мы сами собой изменимся в лучшую сторону, и жизнь свою изменим, и, может, даже будем приняты – символически – в семью цивилизованных народов».Язык романа виртуозен, диагнозы общества и его проблем точны и остроумны, и, что удивительно, сама книга, несмотря на описание страшного будущего, не повергает в депрессию. Фокус, видимо, в том эффекте отстранения, которое несет с собой главный герой. Поступки и события, переданные его глазами, мы видим почти безэмоционально, отчего другие часто обвиняют его в отсутствии совести. Так ли все просто? Чтобы разобраться во всех пластах романа (в том числе детективном, в котором Фигль-Мигль передает явный привет Достоевскому), требуется прочитать и предыдущую книгу автора – «Щастье», где завязываются все сюжетные нити, и перечитать эту. Глядишь, и наткнемся на рецепт противления социальному злу.