С детства все решаю сам. Алексей ЧАДОВ

Сегодня Алексей Чадов, пожалуй, один из самых востребованных и популярных молодых актеров России. Почти все фильмы с его участием стали событием. Это «Война» Алексея Балабанова, «Игры мотыльков» Андрея Прошкина, «Ночной дозор» и «Дневной дозор» Тимура Бекмамбетова, «На безымянной высоте» Вячеслава Никифорова, «Девятая рота» Федора Бондарчука, «Жара» Резо Гигинеишвили…

В драме Александра Велединского «Живой» Алексей сыграл в дуэте со своим старшим братом Андреем. У фильма сложилась удачная судьба, он увенчан наградами нескольких кинофестивалей. Пообщаться с Алексеем удалось на недавнем фестивале кино СНГ и Балтии «Киношок», где он представил одну из последних своих работ в украинско-российской драме «Orangelove» («Оранжевая любовь»). Кстати, фильм завоевал второй по значимости приз фестиваля «За лучшую режиссуру».

– Алексей, у вас на правой щеке два аккуратных шрама, как будто следы от укусов, – это, случаем, не результат съемок в «Дозорах», где вы играли начинающего вампира Костю?

– Нет. Ха-ха. Это «бандитская пуля» еще из детства.

– Я слышал, что ваши родители были недовольны, что вы стали актером. А как дело обстояло с братом, который пошел по вашим стопам?

– Все было не совсем так. Из родителей у нас только мама. Отец умер, когда мне было пять лет, а брату – шесть. Когда мы подросли, мама, конечно, переживала, ту ли профессию мы выбираем, поскольку в середине 90-х кино в стране снимали мало, а в театрах актерам платили сущие гроши. Как жить и содержать семью, было непонятно ни ей, ни нам. Но мама всегда уважала наш выбор и верила в нас с Андрюшей.

– Многие режиссеры, в фильмах которых вы играли, заявляют, что с вами легко работать, поскольку у Алексея Чадова настоящий мужской характер. Через какие испытания пришлось пройти, чтобы это качество в вас сформировалось?

– В юности у меня было все: и спорт, и победы, и поражения. В 13 лет машины мыл, помогал на стройке, будучи студентом, подрабатывал барменом. Занимался боксом, картингом, десять лет играл в театральном кружке в подмосковном Солнцеве, но дело не в этом… Просто мне с детства приходилось принимать самостоятельные решения. Скажем, возникает проблема и только от тебя одного зависит, как она будет решена. Когда ты сделал что-то серьезное, то твои сверстники это оценят, пусть даже не скажут тебе об этом в лицо, но ты обязательно почувствуешь их реакцию, поймешь, осознаешь. Это закаляет и, очевидно, способствует появлению того, что принято называть мужским характером. И еще я считаю, что мама нас с братом воспитывала очень правильно. Много рассказывала о погибшем отце, которому нельзя было отказать в благородстве и мужестве. С тех пор мне интересно наблюдать эти качества в других людях.

– В фильме Александра Велединского «Живой» вы сыграли одноногого солдата, вернувшегося из Чечни…

– Вот вы и попались. Это роль моего старшего брата Андрея. Ха-ха. Один – ноль. Нас часто путают. В «Живом» я сыграл другую роль – православного священника, который помогает солдату-калеке прийти к Богу.

– Извините. Ну а брату тяжело было играть?

– Конечно. Тяжело было даже смотреть на брата, как он пытается прыгать на одной ноге, как старается проникнуть в образ парня, попавшего в такую страшную беду. Кстати, мы подружились с дублером Димой, молодым парнем-инвалидом, чемпионом России по футболу. Он очень доброжелательный и радостный человек. На съемках мы как-то сильно не задумывались над этой проблемой, играли в свое удовольствие. А когда картина была полностью смонтирована и озвучена, когда действие сфокусировано в определенном эмоциональном ключе, то смотреть на мытарства героев на экране стало по-настоящему тяжело.

– В «Оранжевой любви» вы играете фоторепортера. Посмотревшие картину представители этой профессии сказали, что кинематографисты так же ничего не понимают в их работе, как и в труде журналистов и адвокатов. Сценаристы сочиняют такие неправдоподобные байки, над которыми профессионалы только смеются.

– Мне трудно об этом судить. С помощью фотоаппарата я себе на жизнь никогда не зарабатывал. Но у меня есть знакомый фотограф-экстремал, который снимает по всему миру. У него четыре квартиры в разных городах, три неофициальные жены и масса заказов от самых серьезных изданий. Интересуют его «горячие точки» и пограничные состояния человеческой психики. Конечно, такие люди – своеобразные маньяки. Покруче сноубордистов или виндсерфингистов. Они видят мир только через фотообъектив. Однажды этот мой знакомый потерялся зимой в тайге. Точнее, его «забыла» съемочная группа. А места там глухие, шаманские, сотовой связи нет. Его посещали странные видения, слышались таинственные голоса. От страха парень кричал, плакал, молился. Даже завещание написал в расчете, что его тело все-таки найдут. Спасся чудом. Вот он такой человек: ради интересного снимка может забрести в заповедную глушь и едва не погибнуть.

– Теперь понятно, почему ваш герой влюбляется с первого взгляда так сильно, что жертвует здоровьем, чтобы стать с заболевшей любимой на равных. А вам эта коллизия близка?

– Я не верю в любовь с первого взгляда. Думаю, вряд ли так быстро можно понять, близок ли тебе человек, будет ли с ним хорошо и что нового привнесет в твою жизнь эта встреча. Чтобы любовь по-настоящему раскрылась, должно пройти немало времени, в течение которого сложилась бы история взаимоотношений: ссоры, примирения, открытия, притирания друг к другу… Во всяком случае так происходит в моей жизни, потому что «с первого взгляда» я не могу разобраться в своих чувствах. К тому же при первой встрече люди стараются выглядеть лучше, чем они есть на самом деле.

– Ваш герой добровольно затворяет себя с любимой девушкой в квартире без права куда-нибудь выйти и видеться еще с кем-либо, без телефона, ТВ, радио, книг. Думаете, современный зритель вас поймет?

– Почему нет? Это настоящее испытание на любовь, которое реально выявляет, способны ли двое сосуществовать вместе. Я верю, что любящие могут счастливо прожить всю жизнь, храня друг другу верность и вместе старясь. Таких супружеских пар немало.

– Вопреки ожиданиям в «Оранжевой любви» почти не отражены события на Майдане, хотя действие происходит в Киеве и возлюбленная вашего русскоязычного героя демонстративно говорит с ним по-украински. Кстати, а как вы относитесь к «оранжевой» революции?

– Я к ней не отношусь. Не уверен, что понял эти события настолько, чтобы о них говорить. И вообще, давайте не будем о политике? Это мне не интересно.

– Хорошо. Но вы прожили в Киеве полтора месяца и, наверное, ощутили царящую там атмосферу?

– Атмосфера – дело другое. Первый раз я попал в Киев четыре года назад, и поездка никаких особых чувств во мне не вызвала. Поэтому когда приехал туда прошлой зимой на съемки «Оранжлав», то был очень удивлен. Город показался мне по-европейски чистым и уютным, а киевляне – доброжелательнее и образованнее, чем, скажем, москвичи. Правда, на улицах митинговали какие-то люди с флагами. Но не с оранжевыми или синими, а почему-то с зелеными. Я не стал вникать в суть происходящего, поскольку был поглощен своею ролью. С режиссером фильма Аланом Бадоевым мы долго репетировали. Хотя, если честно, не люблю я это делать перед съемками. Но здесь особый случай: нужно было уяснить ряд психологических моментов. Мы играли в метро, на улицах, экспериментировали, размышляли, открывали друг другу душу. Я рассказывал о своей девушке, он – о взаимоотношениях с женой. Все это потом очень помогло нам в работе.

– Если не секрет, что такого вы рассказали?

– Ну, я уже не помню. Для актера важен сам процесс «рассекречивания», некий момент доступа других к твоим сокровенным переживаниям. В «Щепке» (Театральное училище имени Щепкина. – Прим. А. С.) у нас был такой тренинг: мы садились за стол, и каждый рассказывал о том, что он чувствует, о чем болит душа. И это всех нас здорово сплачивало. Хотя как потом выяснялось, многие просто фантазировали или пересказывали переживания других людей. Я таких уловок не понимаю, поскольку сам очень искренний человек. Такие тренинги помогают в профессии, ведь мой актерский опыт не так велик. Я только всему учусь, и еще нужно многое прочувствовать и понять.

Я тут на днях пересмотрел «Войну». У меня собралась шумная компания друзей, которые почему-то еще ни разу не видели картину. Все пришли в восторг. А мне стало горестно. Сейчас я бы уже сыграл все иначе, чем пять лет назад. На «Войне» я был дебютантом. Постановщик картины Алексей Балабанов меня искусно обманывал. Так что я не мог анализировать происходящее, не мог понять, куда идет роль. Благодаря таким режиссерским уловкам он и выстроил образ моего героя-солдата, лихо воевавшего в Чечне.

– Имя вам сделали военные фильмы. А сами вы «долг Родине» отдали?

– В армии я не служил. Но если сложить вместе съемочные дни моих военных картин, то получится больше восьми месяцев. Не правда ли, приличный срок. Считаю, что армия – это профессиональная структура, где должны платить серьезные деньги, хорошо кормить, различные льготы давать. Служить туда должны идти люди, физически и морально готовые к этому. Теперь нет священных войн, какой для нас была Великая Отечественная. Сейчас все в мире воюют за деньги. Это общеизвестно, здесь я Америку не открываю.

Я тоже боевой парень. Оружие меня притягивает. Вы себе не представляете, какой восторг поднимается в душе, когда стреляешь из станкового пулемета. Чувствуешь себя сущим дьяволом – ощущение посильней наркотика будет. Серьезно. Только что я сыграл морячка в фильме «Жара», и так проникся атмосферой, что с удовольствием бы послужил на флоте, если бы не три года. Времени жалко. У меня серьезные амбиции: хочется вдоволь поиграть в кино, пока молодой, и вообще – как можно полнее реализовать себя в жизни. Очень хочу еще раз сняться вместе с Андреем в одном фильме. Только это должна быть кардинально другая история, чем «Живой». Открою секрет: у брата уже есть сценарий, где прописана интересная роль и для меня. Я и сам со школы пишу рассказы. Только там сплошная психология и красоты природы. Для полноценной драматургии этого недостаточно.

– В новом российском кино вы становитесь эдаким «героем нашего времени». При этом из фильма в фильм, простите уж, повторяете довольно однообразный актерский рисунок. Понятно, что это скорее издержки драматургии, чем ваша вина. А как вы сами для себя осмысливаете свою популярность?

– Не стоит преувеличивать силу актерской популярности в России. Вот на Западе – это действительно реальная слава надолго плюс серьезные деньги. Нам до всего этого еще очень далеко. Так что и звездная болезнь как таковая нашим актерам вряд ли грозит. С чего болеть-то?

Что касается драматургии, то это первое, что меня интересует при знакомстве с новым проектом. Если в сценарии есть небанальная, берущая за душу история, то я, скорее всего, соглашусь сниматься даже у незнакомого режиссера. И еще для меня очень важно сразу же уяснить, какие люди стоят во главе, на что они нацелены: на творчество или на деньги.

Что касается меня, то душу греет мысль, что на свете есть пять первоклассных режиссеров – моих друзей, от которых я не завишу, но они меня обязательно позовут, когда будет для меня роль.