С чего начинается Родина. Приватизация юности

«Война и мир» представляет нам Пьера, который ищет смысл жизни. Но если все будут писать о проблемах общества, человечества, то кто же вспомнит о простых людях, о простых земных заботах?» «И я к проблемам поисков Онегиным и Андреем Болконским смысла жизни отношусь крайне равнодушно. Мне кажется, что это вообще не проблемы, просто все это от скуки. Если бы они жили в наших условиях, их бы не тревожили такие мысли. Им бы пришлось крутиться как белка в колесе, чтобы обеспечить себе приличную жизнь и отдых. И они были бы рады снова вернуться в свое время. Так что их проблемы мне совершенно чужды».

Продолжение. Начало в №№35-39, 41

«Толстой и Достоевский размышляют о смысле жизни, о месте человека в обществе. Мысли героев часто совпадают с мыслями авторов. Я живу сегодняшним днем и редко думаю о будущем. В романе «Преступление и наказание» много философии, а она меня не привлекает».

«В большинстве романов, рассказов и даже стихов их авторы задумываются над глобальными вопросами. О смысле жизни, о свободе личности, о том, как жить дальше. К сожалению, мне подобные вопросы приходят на ум нечасто, сам не знаю, почему. А интересуют меня совсем конкретные вопросы». «На пороге двадцать первый век, век компьютеров и технического прогресса, что сделало проблематику литературы менее актуальной, чем несколько десятилетий назад. В наше время куда более важными вопросами являются такие вопросы, как: куда пойти учиться? чем заняться в жизни? где подработать?»

Конечно, все это лишь одна из тенденций. Но именно она усиливается и стремительно выходит на первый план. Не «Что есть истина?», а «Где подзаработать?». За этой переориентацией – глобальные сдвиги нашего бытия, его сплошная приватизация, то есть перемещение интересов и стремлений в область обычной жизни, быта, частного, своего. Десятилетиями в нашей стране от человека требовали положить свое, частное, личное на алтарь общего, государственного, внеличного. Теперь на смену романтике борьбы и великих свершений приходит проза повседневности, обыденной жизни, прежде отвергаемая как мещанская и даже буржуазная и ныне осознаваемая как нормальная человеческая.

Еще недавно личное благополучие, свои интересы, стремление к обеспеченности и комфорту объявлялись атрибутами чуждого нам буржуазного мира (о том, что ревнители идеологии не применяли эти постулаты к самим себе, достаточно хорошо известно. Так что, кроме всего прочего, это была фарисейская идеология). Но нельзя не видеть, какие роковые соблазны ждут нас на этом пути.

Ведь нормальная человеческая жизнь невозможна и вне стремления познать, что есть истина, человек, что не хлебом единым жив человек. «Что человеку до мировых проблем, когда неладно в семье, его доме, его душе». Но ведь сплошь и рядом нелады в доме и семье упираются как раз в общие, если хотите, мировые проблемы.

И как важно, чтобы подросток, юноша хорошо усвоил, что сегодня не существует хат, которые с краю, что судьба каждого из нас связана с судьбой страны, народа, общества и даже мира.

Маяковский писал о самой страшной амортизации – «амортизации сердца и души». Можно говорить и о приватизации сердца и души. Но, на мой взгляд, в принципе это благо. Но вместе с тем она может обернуться и величайшей бедой. А потому так важно видеть не только мир в себе, но и себя в мире.

В сентябре 2005 года, как и многие годы до того, получив новые три десятых класса, я предлагаю домашнее сочинение «Уже шестнадцать или еще шестнадцать» (естественно, цифры меняются в зависимости от своего возраста). Сейчас мы остановимся лишь на одной из проблем, на которые выводят эти сочинения.

Жизнь, о которой рассказывает часть десятиклассников, не идиллична. Здесь и болезни. («На мой взгляд, я слишком рано почувствовала вкус пресловутой взрослости. Основной причиной моего взросления являются проблемы со здоровьем, которые слишком рано сняли с меня розовые очки».) Разломы, разводы в семье. («Не берусь цитировать горестный рассказ о войне матери и отца и необходимости выбирать, с кем быть».) И бедствия. («Мне пришлось повзрослеть, когда мои родители попали в автокатастрофу. Мама с папой лежали в больнице полгода. Это потрясло меня до самой глубины души». «Однажды, в один из самых обычных дней, в моей семье случилось несчастье – мама попала в аварию, и ее положили в больницу. И для меня беззаботная жизнь окончилась в один миг. Все заботы, все проблемы целиком легли на мою шею. Папа целыми днями работал, поэтому я его почти не видела и только иногда по утрам могла с ним поговорить. Никогда мне не приходилось работать под свою ответственность. В мои обязанности входили воспитание и присмотр за полуторагодовалым младшим братом, который то и дело плакал и звал маму, а также уборка и подготовка уроков. Я даже перестала общаться с друзьями».) И смерть. («Смерть бабушки и дедушки. После их смерти мне пришлось сразу же повзрослеть. Они практически воспитали меня».)

Нет, жизнь части наших старшеклассников совсем не идиллична. Но, читая их сочинения, я все время вспоминал строку Пастернака: «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?» Попади эти сочинения в руки будущих историков, они с трудом определят, о каком времени идет речь. Только в 10 сочинениях из трех классов (а это 15,6% от общего их числа) авторы выходят, да и то мельком, за пределы своего дома, школы, своей личной жизни. 1 – о Беслане, 1 – о терроризме, 1 – о том, что ежедневно читает газету, 1 – о том, что регулярно смотрит новости по телевизору, 1 – о том, как ведет политические дебаты с родителями, 1- о скинхедах, 1 – о бомжах, которые роются в помойках, 3 – о всевластии денег в нашей жизни («мы все равны перед деньгами, мы все попали в свои же сети»).

И я вспомнил своего бывшего одиннадцатиклассника, который в сочинении на тему «Что меня волнует в русской классической литературе и что оставляет равнодушным», объясняя, почему его так привлек «Крыжовник» Чехова, написал вот о чем: «В связи с этим я хочу рассказать историю, которая произошла со мной во Франции, где я гостил у одного своего французского приятеля. Как-то вечером мы смотрели по телевизору новости, и там сообщалось, что таксисты, которых лишили каких-то льгот, устроили забастовку и пикетирование здания правительства в Париже. Когда я проснулся на следующее утро, то увидел, что мой приятель тоже собирается в пикет и рисует плакат с требованиями таксистов.

– Зачем тебе туда идти? Ведь ты же не имеешь к таксистам никакого отношения? – спросил я.

– Но ведь это граждане моей страны, и я тоже должен защищать их интересы, – ответил он.

Я думаю, что комментарии излишни».

О, как хорошо понимаю недоумение этого моего ученика. Но это еще не все. Самое горькое – другое.

Я уже рассказывал на страницах «УГ» о сочинениях моих десятиклассников по рассказу Чехова «Крыжовник». И вот 2008 год, весна, и вновь два класса пишут об этом рассказе. Большинство считают, что рассказ сохраняет свою злободневность и актуальность. Но, как и прежде, слова героя рассказа «Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные…» вызывают не только понимание и приятие, но и резкое отвержение.

«Беда, если постоянно думать о несчастьях, трагедиях, это все не жизнь, а мучения». «Если люди, согласно Ивану Ивановичу, начнут думать о несчастных, то большинство из них перестанут быть счастливыми». «Тот способ жизни, который предлагает Иван Иванович, не просто бессмыслен, но губителен для общества». «Как мы будем жить, если каждый будет думать об обездоленных. Мир погрузится во тьму».

Особо тревожат рассуждения десятиклассников, которые считают, что для достижения поставленной перед собой цели оправданны любые средства и идти к ней можно, несмотря ни на что.

«К чему сейчас людям благие порывы? Сейчас нужно заботиться только о себе». «Нормальный человек будет идти к поставленной цели, несмотря ни на что». «У каждого человека есть своя мечта. Он пытается воплотить ее в реальность любыми способами». «Воспринимать Родину как дом с крыжовником и унитазом – невредно».

Особенно больно было мне прочитать такого рода мысли в сочинениях девятиклассников, которые собираются стать врачами.

Я уже упоминал о том, что в 2007 году все мои три одиннадцатых класса писали сочинения о «Чернобыльской молитве» Светланы Алексиевич. (Подробно об этом будет рассказано в журнале «Литература в школе».) И вот и в этом, 2008, году повторяю эту работу. Да, большинство отзываются на боль и страдания, о которых книга. Но читаю и такое: «Работающим людям эти рассказы о том, как люди страдают, не нужны. Такие жестокие произведения портят людей. Это произведение ужасно. Молитва – это обращение к Богу. Я не думаю, что Бог был бы рад услышать, что, чтобы были дети, нужно было семенники обкладывать свинцом. Я сильно жалею, что потратил на это произведение силы, время и чернила». Автор этого сочинения тоже поступает в медицинский.