Рядовой «забытого полка»

На простой вопрос о родителях Саша отвечает, что маму свою он вообще не помнит. Отец умер четыре года назад, когда Саше было семнадцать. Из самых близких людей остались у Александра Концевого только младшая сестренка да бабушка по отцовской линии. Растила и воспитывала ребят бабушка.

До призыва жили одной семьей: бабушка, Сашина сестренка, тетя, сестра отца, и двое ее ребят. Старший из двоюродных братьев учился в строительном техникуме, младший осваивал компьютер в колледже.

Саша тоже очень хотел учиться, но мысль о продолжении учебы пришлось временно оставить.

Окончить одиннадцать классов средней школы и уж тем более поступить в институт Саша не мог. Нужно было поскорее обрести профессию, чтобы начать зарабатывать деньги. На бабушкину пенсию и сиротские государственные пособия по потере кормильца жилось трудно.

Пришлось идти учиться в производственно-техническое училище. В былые времена почти все трудоспособные жители поселка Гринцовский Тульской области, где вырос Саша, работали на угольных шахтах. Другой работы ни в самом поселке, ни вокруг него просто не было.

Со стародавних времен у молодых людей в поселке Гринцовском был только один путь: под землю. Работа на шахте была опасна, но давала хоть и небольшой, но стабильный заработок. Сегодня денег горнякам не платят совсем. В поселке безденежье, безработица, рассказывает Саша, кому повезет, находят работу в Москве. Но Москва далеко. Не всякий может ездить туда. В поселке одна школа. Даже в ПТУ Александру пришлось учиться в Новомосковске. Было трудно, но вместе с дипломом об окончании училища получил Александр водительские права и удостоверение крановщика.

Казалось, вот оно, счастливое будущее. Наступило. Теперь станет легче жить. Из всех семейных доходов самый надежный – бабушкина пенсия. Но разве это деньги? Даже на хлеб не хватит. А тут помощник подрос. И Саша стал работать водителем. Поработал, правда, совсем недолго: выпал однажды по весне из почтового ящика маленький казенный листок. Пришла повестка. Наслушавшись страстей о неуставных отношениях в армии, родные всполошились. Бабушка готова была сама в строй стать, лишь бы уберечь от армии внука. Но Саша, да и большинство поселковых ребят служить в Российской армии хотели сами. Из всех его друзей только один «откосил» от службы. Остальные, кто раньше, кто немного позже, армейскую школу прошли по полной программе – от звонка до звонка. На призывной пункт новобранец Александр Концевой явился 8 июня 2001 года. А дальше?

– Нас повезли в Тулу на сборный пункт. Там уже офицеры из войсковых частей разбирать нас стали. Меня взяли в Отдельный саперный батальон 106-й Тульской Гвардейской воздушно-десантной дивизии. Это в поселке Слободка, недалеко от Тулы, – продолжает свой рассказ Александр.

Так и сбылась его мечта стать десантником.

Впрочем, с десантом понятно, о ВДВ мечтают многие российские мальчишки, но почему сапером?

– Почему сапером? – повторяет мой вопрос Саша и задумывается.

– Не знаю. А почему бы и нет? Должен же кто-то эту работу делать? Так почему не я? А вот в десант с детства хотел. И хотя никакими единоборствами не занимался, не было такой возможности, и до призыва особой подготовки не имел, здоровье было в порядке, и я был счастлив, что попал именно в ВДВ.

В батальоне стал рядовой Александр Концевой водителем армейского «Урала», а попутно учился опасному саперному делу. Взрывал, разминировал, обезвреживал боеприпасы. К тому времени, когда начали формировать специальный отряд для поездки в Чечню, он уже отслужил полтора года. Стал специалистом. Оставалось служить полгода.

– Александр, зачем же вы поехали в Чечню? Можно же было отказаться, дослужить здесь и благополучно вернуться домой.

– Наверное. Только там, в горах, погибло много наших ребят. В газетах все больше пишут о том, что федеральные войска где-то кого-то обидели, а вот о зверствах самих аборигенов мало кто говорит. Если бы правдиво рассказали о том, что там происходило, как уничтожалось русское население на протяжении долгих лет. Как измывались чеченские бандиты над нашими пацанами, оставаясь совершенно безнаказанными, вы бы не задавали этого вопроса. И, если говорить честно, хотелось отомстить. Это нормальная реакция. Мы в батальоне с ребятами поговорили тогда и решили ехать.

Впрочем, было и еще одно обстоятельство, которое сыграло не последнюю роль в том, что рядовой Отдельного саперного батальона 106-й Тульской Гвардейской воздушно-десантной дивизии Александр Концевой оказался в Чечне: за командировку на юг хоть и немного, но все-таки платили. Очень хотелось Саше привезти и выложить перед бабушкой честно заработанные деньги. Сестренке что-то купить.

– Да и сам думал, что вернусь из армии, пойду учиться. Одеться после службы хотелось, – говорит Саша.

Воинский эшелон, в котором ехала сводная саперная рота, прибыл в Хасавюрт. Оттуда к месту дислокации саперы-десантники, приехавшие сменить своих товарищей, добирались кто машинами, кто на вертушках.

– К нам тогда присоединили ребят из 119-го парашютно-десантного полка, – вспоминает Саша, – хорошие ребята. Многие из них не первый раз ехали в командировку. Рассказывали молодым, что да как «чехи» делают. Там же тоже разные люди есть. Одни воюют с бандитами, другие, вроде бы мирные, улыбаются, а ночью растяжки ставят или предлагают водку, которой солдаты и офицеры травятся насмерть.

Так постигал азы своей миротворческой миссии на Кавказе еще один российский солдат. Так началась черная чеченская полоса в жизни русского паренька из-под Тулы…

Полк, в котором предстояло служить Александру, стоял в Хатунях, что недалеко от Шали. Правда, в полку он бывал редко. Чаще работали на выезде. Приказ мог прийти в любой момент: днем, утром или среди ночи. И тогда саперы в полк не возвращались неделями. Рядовой Российской армии Александр Концевой сопровождал армейские колонны. Вернее, Сашина машина в колонне шла первой. Он обнаруживал и обезвреживал смертоносные сюрпризы, выставленные на пути следования колонн вполне мирными с виду гражданами. На борту его машины был установлен специальный генератор, подавляющий частоту радиоуправляемого фугаса.

Сколько человеческих жизней спас этот тихий паренек? Скольким военнослужащим сохранил ноги, руки, головы? Скольким российским матерям сберег сыновей? Не сосчитать. А сколько молодых русских женщин не стали вдовами благодаря Саше? Только вот сам не уберегся. Свое последнее задание рядовой Александр Концевой выполнял под Верхотоем. Вот что рассказывает он сам о том роковом дне:

– Зачистку местности в тот день проводило Министерство юстиции. Мы, как обычно, сопровождали колонну. Издали увидели, что «чехи» на краю села грузят машину. Издалека не определишь, что за люди. Они тоже увидели нас, засуетились, забегали. Мирным жителям прятаться незачем. Скорее всего это боевики запасались продуктами, и встреча с федералами в их планы не входила.

– Только в горах все не так, как на равнине. Видеть-то мы видели, но пока добрались до села, «чехи» ушли. Обнаружить группу сразу по горячему следу нам не удалось. В декабре темнеет рано, поэтому идти в ночь в горы было бессмысленно. Только людей терять. Командиры посовещались, согласовали свои действия с командованием и решили заночевать здесь, чтобы утром продолжить рейд. Устроились на ночлег, развернули палатки, я нашел удобный грот, поставил машину в укрытие. Отдохнуть как следует, поспать так и не смогли: ночью в палатке было слишком холодно.

С вечера я несколько раз бегал к машине. Проверял, все ли в порядке. А утром остывшая за ночь машина не завелась. То ли из-за мороза, то ли аккумулятор подсел. Я попросил друга на 80-м дернуть меня. Он говорит, давай, трос цепляй, а я пока развернусь и подъеду. Трос я подцепил, сбегал в палатку за автоматом, пошел к машине той же дорогой, что ходил уже не один раз, и тут прозвучал взрыв.

Это была обычная противопехотная самоделка.

– За ночь ее поставить не могли. Это исключено. Значит, мы ее изначально просмотрели, она была хорошо замаскирована, Саша надолго замолкает, потом, словно просмотрев все случившееся еще раз, тихо говорит:

– Правду говорят, что у каждого своя судьба. Сколько раз за вечер и ночь мы проходили по этому месту? Много. Не только я. Этот взрыв разделил всю Сашину жизнь на «до» и «после» подрыва. Непоправимо добавил в его и без того нелегкую жизнь новые, горькие проблемы. Травма и в самом деле была страшная. Лицо обгорело, переломана лобовая кость, поврежден глаз, но главное: ноги! Ног не стало совсем. И еще была большая, несовместимая с жизнью потеря крови. Именно потеря крови нередко становится основной причиной гибели солдат, подорвавшихся на минах. Для Саши счет шел уже на минуты. Ребята вкололи ему обезболивающий укол и вызвали вертушку. Погода была нелетная – низкая облачность, и уверенности, что вертолеты успеют, не было никакой.

– Однако вертолеты пришли быстро. Значит, мне было суждено выжить, – подводит итог Александр.

Первую хирургическую помощь ему оказали в Ханкале, а вот дальше провал: ушло сознание…

Несколько дней находился между жизнью и смертью. Порой даже сами врачи не верили, что он выкарабкается. А он взял и выжил. Очнулся только в Ростове. Сначала боль почувствовал, потом озноб, а потом увидел, что ног у него больше нет. Совсем. Лежит на каталке без одежды. От прежней жизни при нем остались лишь солдатские жетоны да водительские права с военным билетом. И с этим надо было жить дальше. В Ростове его подштопали, бортом отправили в Москву.

– Саша, что обещают вам врачи? Ходить будете?

– Буду! 26 февраля сделали слепки, в начале марта привезли гильзы для примерки. Теперь жду протезы. Научусь ходить, поеду домой.

– Кто-нибудь навещает вас тут, в госпитале?

– Приезжали родные: тетя, бабушка, сестренка. Все очень переживают за меня. Особенно бабушка. Тут у нас в семье еще один призывник подрос: брату двоюродному исполнилось 18 лет. Сейчас он учится, получил отсрочку, но вообще-то собирается служить.

– Вы хотели бы, чтобы брат служил?

– Вопрос нельзя ставить так. Нельзя хотеть или не хотеть. Служить должен каждый, пока армия сохраняется в нынешнем виде. Вот когда она станет профессиональной, тогда можно будет спрашивать: хочешь ты или не хочешь посвятить жизнь службе. А вот чего бы я действительно хотел, так это чтобы брат мой был удачливее меня, чтобы вернулся целым и невредимым.

– Как по-вашему, можно ли в Чечне когда-нибудь наладить мирную жизнь?

– Можно, конечно, но надо четко понимать: там нет «мирных». Нет отдельно мужчин, женщин, детей. Слишком тесно все связаны между собой. Там все население нужно брать под контроль, пока не переменится сознание, пока не привыкнут они к мысли, что современное общество живет не по закону их племени, не по закону гор, а по закону цивилизованного общества.

Я, например, уверен, что при нынешнем положении дел в Чечне, даже если сто раз будет провозглашен мир, «чехи» все равно будут жить войной и грабежами. Они же сотни лет только этим и промышляли. Чтобы изменить приоритеты, нужно создавать промышленные предприятия, давая местным работу, реальный заработок. Нужно менять психологию людей.

И отвечать за свои преступления они должны по российским законам.

– Почему, например, в России преступника за убийство судят, даже пожизненное заключение дают, а там, в Чечне, те, кто грабил, похищал людей, продавал их в рабство, кто сам держал рабов, объявляются вдруг мирными гражданами?

Да еще о каких-то «правах человека» говорят? Почему никто не вспоминает о правах тех россиян, кто половину жизни провел в рабстве чеченском?! Теперь вот об амнистии заговорили. Разве можно амнистировать бандита?! А те, кто не совершал преступлений, в амнистии не нуждаются.

– Известны лично вам случаи продажи российских солдат чеченам для хозяйственных работ? В одной телевизионной программе утверждалось, что офицеры Российской армии продают солдат.

– Я лично таких случаев не знаю. У нас этого не было. И не слышал, чтобы где-то было такое.

– Судя по всему, ваша чеченская эпопея уже заканчивается. Как будете жить дальше?

– Хочется надеяться на лучшее, но предположить, как сложится моя жизнь на самом деле, пока не сможет никто. А уж тем более я. Родные пишут, что земли вокруг поселка скупила какая-то московская компания. Вроде бы наметились перемены. Появилась у людей работа. Начали платить зарплату. Все надеются, что поселковое хозяйство начнет наконец возрождаться и жизнь станет легче.

Относительно своего будущего могу сказать только, что мне бы очень хотелось учиться в техникуме или колледже на программиста. Но как воплотить эту мечту в жизнь реально, пока не представляю. Ни на коляске, ни на протезах из поселка в город не наездишь много. Да и жить надо где-то и на что-то. Думаете, легко найти работу инвалиду, когда столько вполне здоровых людей не могут трудоустроиться?

– Саша, что бы вы сказали молодым, тем, кому только предстоит служить?

– Идите и служите! Просто будьте осторожнее и умнее противника. Даже пройдя этот путь не очень удачно, я могу сказать, что служить надо. Потому что, если я не поеду, он не поедет, еще кто-то откажется, армии не будет. А это поставит под вопрос безопасность государства. Этого допускать нельзя. И еще об одном хотелось бы попросить. Можно через газету хоть что-то узнать о тех ребятах, с кем я служил там, в Чечне? Кто-то, как и я, уходил на задание и не возвращался, кто-то остался в батальоне, и я не знаю, что стало с ними дальше. Может быть, не сами ребята отзовутся, но кто-то знает что-то о них?

Например, рядовой Василий Кузнецов, водитель «КамАЗа», Евгений Чернышев, водитель санитарной машины, Вован из роты заграждения. К сожалению, я не знаю фамилии Вована, знаю только, что он родом с Кавказа.

Да и командиру своего отделения инженерно-саперного батальона, откуда в командировку уезжал, подполковнику Цаповичу хотелось бы напомнить, что я еще жив. К другим ребятам и сослуживцы, и командиры уже не по одному разу приезжали, а про меня что-то совсем забыли в батальоне. Я даже в передаче «Забытый полк» снялся. Думаю, может, увидят в Отдельном саперном батальоне 106-й Тульской Гвардейской воздушно-десантной дивизии, вспомнят. Может быть, хоть ребят привезут на встречу или, на худой конец, позвонят из дивизии в травматологию 6-го клинического госпиталя, поинтересуются, как мы тут? Или теперь, став инвалидом, я нужен только родным?

Я не смогла ответить солдату.