На чтение: ≈ 9 мин.Поэзия народного костюма привлекла внимание общества в первой половине девятнадцатого столетия. Императоры Александр Первый и наследовавший ему Николай Павлович в отличие от своего предка Петра Великого в путешествиях по России благосклонно принимали депутации в традиционных костюмах, живую иллюстрацию российского триединства – “самодержавия, православия, народности”. Описание народной одежды различных губерний необъятной Российской империи оставили профессора столичных университетов, историки, журналисты, иностранные наблюдатели и даже представители служивой администрации и духовенства на местах. Последние чаще действовали по циркуляру, который предписывал собирать сведения, относящиеся к быту местного населения, по специальной программе и отсылать в столицу. Тем не менее многие из этих анкет впоследствии стали “золотым фондом” этнографической науки. Художник Венецианов запечатлел крестьянские одежды на своих великих полотнах, а поэт Николай Цыганов написал стихотворение “Не шей ты мне, матушка, красный сарафан”, ставшее популярнейшим романсом.
Закончился ХIХ век. Традиционный костюм доживал свое в “медвежьих углах” империи. Новые властители дум, большую часть активной жизни проведшие в тюрьмах и за границей, смотрели на крестьянина и его жизненный уклад как на что-то отсталое – “полудикость и самую настоящую дикость”. Культура старой Руси вызывала у них, интернационалистов, полное неприятие. Разрушив триединство русского общества, они растоптали в числе прочего и народный стиль.]
Прошло еще полвека, и вдруг эстетика русского уклада снова интригует общество. Книги писателей-деревенщиков 60-70-х гг. признаны классикой современной литературы. История крестьянства постепенно из классовой становится этнической. В последние годы снова на слуху “русская идея”.
Предлагаемые зарисовки – плод совместного труда писателя-историка и художника. Жанровые картинки из жизни крестьян Вологодского края ХIХ – начала ХХ века вызывают определенные ассоциации, положенные в основу рассказов. Тема традиционной одежды проходит в них красной нитью и, как надеется автор, не в ущерб прочему материалу.
Студень
В канун месяца декабря бывает Филиппово заговенье. Начинается Рождественский пост. Он венчает собой год. В эти дни в деревнях все занятия посвящены вступлению в зиму. Пост предполагает воздержание не только в еде, но и отказ от увеселений. Зато предоставляется полная свобода труду.
Старик-крестьянин отправился в лес на заготовку леса. В декабре это важное в хозяйстве дело изладить в самую пору. Земля промерзла, нет ни болот, ни топей. Непролазные дороги стали легки и доступны, заведут в любое место, где прежде только зверь лесной рыскал. От мороза завернулся старик в нагольный тулуп. Это большая и очень теплая шуба, сшитая из овчины. Нагольным прозывают его за то, что можно прямо на голое тело надевать, все равно мороз не страшен. Действительно из-под тулупа у старика виднеется одна пестрядинная рубаха. Рукавицы тоже для самых холодов предназначены. Называются они в том же духе – “шубенки” или “голицы”. Круглая шапка с опушкой дедовского еще покроя хранит от холода голову и уши. Окладистая борода закрывает все остальное, кроме носа и щек. Их-то и треплет мороз, доводя до полного покраснения. Старик глядит на окружающий лес, смекает. Большое дерево в хозяйстве для разных дел надобно. Ствол идет на строительство, вершинки-“хлысты” и сучья пригодятся на дрова, из соснового корневища можно прялку внучке изладить. Знает старик, что дерево, как человек, растет долго и медленно. Рубить его надо по правилам, чтобы все в дело пошло без остатка.
Декабрьский день короток, не успел как следует притомиться, уже темно, пора домой. Как приятно ему будет, возвратясь из лесу и сбросив в сенях с плеч тяжелый тулуп, войти в избу с мороза и, перекрестившись на образа, молвить домашним, что с Божьей помощью места для лесной заготовки найдены и завтра поутру можно с сыновьями и внуками отправляться на работу.
Просинец
Страсть как холодно на Севере в январские дни. Местные жители говорят “студено”. От мороза, кажется, замирает все живое: зверь в лесу не бегает, птица не летает. Даже дым из труб кверху столбом стремится, словно льдом скованный. Только крестьянке мороз не в тягость. Надела на ноги валенки, что из овечьей шерсти катают, достала из сундука нарядный шерстяной сарафан в полоску – “дольник”, овчинный тулуп перепоясала цветным кушаком. На голове у нее шапочка с золоченым орнаментом – “сборник”, а поверх шаль с кистями – и для тепла, и для красоты. Меховые рукавицы согревают крестьянке ладони. Разрумянились открытые ветру щеки, покраснел нос, но разве это помеха делу!
В январские морозы на Руси самое веселье – святки. И стар, и млад в деревне празднуют Рождество Христово. По деревням бродят ряженые, распевают рождественские колядки. Всякий честной селянин им подарки несет. Дающему – счастье, колядовщику – вкусный гостинец. В святки молодежь в избах устраивает гулянья – посиделки. Девушки гадают по руке, на картах и зеркале. Ходят слушать на перекресток дорог – “крестец”, не едет ли “женихов поезд”.
Крестьянка вышла за околицу. Глядит, не идут ли в деревню колядовщики. Замужество лишило ее удовольствия вечеровать на посиделках. В колядки же можно ходить всем желающим: и девкам, и бабам. На морозе далеко слышны распевы гуляночные. Идет коляда бесшабашная. В такие дни и самый лютый холод не страшен, потому что праздник.
Лютень
В горнице чистота: пол намыт с песком добела, стены надраены до блеска, верхняя полка – “воронец” заставлена самолучшей посудой: медной ендовой и деревянной старинной братиной – “утицей”. По стенам и окнам развешаны полотенца с дедовскими узорами, всадниками и птицами. Сама хозяйка будто из сказки. На голове у нее корона златом шитая с жемчугами, цены немалой, в ушах серьги-одинцы серебряной работы, на шее камни самоцветы в златотканом обрамлении. Парчовый сарафан с позументом пол подпирает. На плечах кофта распашная – душегрея, тоже из парчи златотканой. На руках перстни и браслеты, в косе лента атласная. По какой причине наряд самолучший? Сватов ждет хозяйка в дом, вот и нарядилась. На дворе февраль – самое время свадьбу играть. Невеста собой хороша: дородна, румяна, и приданое имеется. Жених, говорят, тоже парень не из последних, обещал сватов на трех упряжках заслать, к такому случаю и наряд самолучший девушке подавай.
Отойдут смотрины, отгремит свадьба, парчовый сарафан с короной надолго уберут в сундук, до следующего большого праздника. Лежат по клетям златотканые одеяния не одну сотню лет, переходя от бабки к внучке как одеяние венчальное. Не тускнеют златотканые нити на сарафане, не темнеет жемчуг в короне, продолжается крестьянский род.
Авторы:
Александр БЫКОВ,
Эльвира ПОПОВА
Выбор читателей
Комментарии