Рождественские легенды. Усадьбу Владимира Набокова возродили из пепла

Новая Пушкинская премия – детище Государственного музея А.С.Пушкина, Государственного музея-заповедника «Михайловское» и фонда Александра Жукова. Придумали ее восемь лет назад и с тех пор вручают раз в год, 26 мая, – в день рождения нашего главного поэта (по старому стилю, естественно). Здесь нет конкурса, нет «длинных» и «коротких» списков, лауреатов «назначает» Совет премии во главе с писателем Андреем Битовым. Выбирают тех, кто работает много и со вкусом, но для широкой публики не всегда заметно: герои Новой Пушкинской на телеэкране мелькают редко. В разные годы лауреатами Новой Пушкинской премии становились исследователь русской и западноевропейской литературы Сергей Бочаров, писатели Вячеслав Пьецух и Валерий Попов, поэты Юрий Кублановский и Глеб Горбовский, переводчик Вера Мильчина и многие другие «солдаты» русского искусства. В грядущее воскресенье в музее Пушкина будут чествовать поэта и журналиста Олега Хлебникова. Специальным дипломом «За музейное подвижничество» отмечен Александр Семочкин, архитектор и реставратор, в прямом смысле из пепла возродивший усадьбу Набокова в селе Рождествено под Санкт-Петербургом. Об Александре Александровиче, его непростых отношениях с Владимиром Владимировичем (Набоковым, как вы понимаете), о сказочном замке на холме и его удивительных обитателях наш рассказ.

Покинув Петербург, вы отправляетесь на юг. За спиной уже осталась царская Гатчина, кругом поля да поля, и вдруг взметнется к небу равнина, и на высоком берегу, над разливом Грязны и Оредежа, серебристо-жемчужным сном, столь же явным, сколь и невозможным, явится вам старинный усадебный дом – гордое, века пережившее имение Рождествено. Не пожалейте пару драгоценных своих часов, поднимитесь вверх по подъездной аллее, взойдите на крыльцо, постойте среди колонн, миновав парадный двухсветный зал, пройдите сквозь прохладную анфиладу молчаливых комнат, побродите по заросшему парку и поверьте в чудо. Потому как то, что все это великолепие сохранилось до наших дней, действительно подобно чуду почти библейскому. Ведь сколько их, дворянских гнезд этих мест, не менее славных и роскошных, ушло в небытие, пало бесславно, оставив по себе лишь горечь смутных воспоминаний. Если вы не сентиментальны, вас мало волнуют чужие тайны, и тени забытых предков не являются по ночам, взгляните на Рождествено с прагматической, материальной точки зрения. Перед вами уникальное архитектурное явление: деревянный ампир конца XVIII столетия. В Европе ампир предпочитали запечатлевать в камне, да и в России подобных памятников наберется хорошо если с пяток. Явление это столь редкое, что вполне заслуживает теплого местечка в списке объектов, охраняемых ЮНЕСКО. А если же архитектурной гармонии для вас не существует вне связи с человеческими судьбами, их драмами и трагедиями, то вы тем более по адресу: за двести с лишним лет чего только не повидали здешние стены.Надо сказать, что характер у этой усадьбы непростой, где-то даже взбалмошный. Хозяев в ХIХ столетии она меняла частенько, за что, возможно, и поплатилась в ХХ, оставшись в какой-то момент в абсолютном упадке одиночества. Но обо всем по порядку. Вот перед нами канцлер Александр Андреевич Безбородко, живущий на широкую ногу и в делах, и в любви. Рождествено – это свадебный подарок, приданое, которое он с барского плеча дает за своей любовницей – балериной Ольгой Каратыгиной, выдавая ее замуж за правителя собственной канцелярии надворного советника Николая Ефремова. Щедрый дар, что ни говори: размашистый почерк «екатерининских орлов» ни с каким другим не спутаешь… Затем была вереница хозяев попроще, все больше купеческого звания, а в 1890-м усадьбу приобрел богатый, как Крез, золотопромышленник Иван Рукавишников. Над состоянием своим он не чах, по казино и курортам не проматывал, но построил в селе амбулаторию, содержал народный театр, библиотеку и школу, где давали начальное образование и обучали ремеслам. Его единственная дочь Елена, в меру эмансипированная юная красавица, катаясь как-то на модном английском велосипеде, проехала аккурат по сердцу молодого Владимира Дмитриевича Набокова, жившего по соседству, в имении Батово. Сердце Владимира Дмитриевича, чей род по материнской линии восходил к первым крестоносцам, ходившим на Святую землю, пустилось бешеным аллюром и потребовало немедленно свадьбы с дочерью промышленника. Этот брак и подарил мировой литературе писателя Владимира Набокова. Будущий автор «Лолиты» и «Защиты Лужина» в Рождествене, впрочем, никогда не жил, хотя гостил, конечно же, неоднократно. Имение перешло в его руки в 1916-м, после смерти дяди Василия Ивановича. Но в права наследования Владимир Набоков так и не вступил: грянула революция, настали «окаянные дни». Усадьбу превратили в общежитие ветеринарного техникума, в годы войны тут стояла немецкая инженерная часть, потом были сельская школа, пионерский лагерь, правление совхоза «Ленинец», о былом ампирном великолепии было забыто. Усадьба окончательно обветшала и пришла в упадок, готовая вот-вот испустить дух…В этих местах родился и Александр Семочкин. Отслужив на флоте, окончил архитектурный факультет в Ленинграде, строил коттеджи для богатого совхоза, но через какое-то время с головой погрузился в благородное искусство реставрации. Вернул к жизни дачу принца Ольденбургского на Каменном острове и дачу профессора Чистякова в Царском Селе, храм в усадьбе Ганнибалов в Суйде, построил церковь на Святой горе Псково-Печерского монастыря. Семнадцать лет отдал восстановлению почтовой станции в Выре – теперь это первый в России музей литературного героя, знаменитый на всю страну домик пушкинского станционного смотрителя. В конце 1994-го согласился возглавить историко-литературный и мемориальный музей Набокова в усадьбе Рождествено, а заодно и вернуть зданию божеский вид. Пока раздумывал над тем, что делать с этими обшарпанными колоннами, провалившимися балконами, забитыми фанерой окнами, с крышей, пробитой еще во время войны, усадьба взяла да и загорелась. 10 апреля 1995 года, аккурат в день рождения Владимира Владимировича Набокова. То ли дом не верил уже в возможность ренессанса, то ли решил продемонстрировать новому хозяину свою высокородную непокорность, но факт остается фактом: пылала усадьба долго и яростно, оставив по себе лишь обугленный пугающий остов. Восстанавливали ее всем миром по старинным фотографиям и чертежам, при этом старались использовать как можно больше «родных» материалов: счищали со старых бревен «жареный» слой и вновь пускали их в дело. Работа адская, что ни говори, но честь – профессиональная и человеческая – дороже. А еще, видимо, голос крови: Александр Александрович Семочкин и Владимир Владимирович Набоков дальние, в четвертом-пятом колене, но все же родственники. Недаром, когда сын писателя Дмитрий впервые приехал в Рождествено, он так и сказал своему пятиюродному брату: имение ваше, владейте. Он и владел: десять лет как директор музея, теперь, оставив начальственные заботы, работает старшим научным сотрудником, пишет книги по истории здешних мест, проводит экскурсии. И чертики в его глазах так и пляшут, о чем бы ни говорил: хоть о любимых набоковских бабочках, хоть о его шалуньях-бабушках. Одна Мария Фердинандовна Набокова, урожденная баронесса фон Корф, чего стоит: последний роман закрутила в 81 год – вот это женщина, недаром боготворил ее великий внук.С Владимиром Владимировичем у Александра Александровича связь особая, надмирная. Лучше всего он рассказал об этом сам в эссе «Рождествено. Диалоги». Реального общения, увы, не вышло: много лет назад, еще во времена глухого застоя, Семочкин написал Набокову письмо, отправил в Кембридж, в ответ же получил официальное уведомление, что такого адресата здесь не было и нет. Кто ж за «железным занавесом» знал, что Набоков в это время жил в Швейцарии. Но, может, оно и к лучшему. Потому что теперь, с высоты своих лет и долгих раздумий, Александр Александрович уверен, что с такими людьми, как Владимир Владимирович, никакие близкие отношения в принципе невозможны. Да и к чему они, если есть набоковская проза, так еще до конца и не разгаданная: «Ада», «Дар», «Защита Лужина». А еще стихи, они, пожалуй, экс-директору «Рождествена» ближе всего.- Первая любовь – это, конечно, «Дар», – говорит Александр Александрович. – Читал и голову терял, упиваясь этой тягучей, мерцающей, завораживающей прозой. Фабула мало интересовала, а вот язык, Боже, какой это был восторг. Но уважать Мастера по-настоящему начал после его стихов. Например, «Отвяжись, я тебя умоляю» – это самое пронзительное, что написала русская эмиграция за все время своего бытия. Этими строками она навсегда перед Россией оправдалась. А вы говорите космополит…Ленинградская область