Ростовский «афганец»

Солдатские награды – два ордена Красной Звезды, медали «За отвагу», «От благодарного афганского народа» и другие. Эти награды на кителе у старшего прапорщика ВДВ Олега Гонцова за Афганистан… Горы, пустынные пространства, камни и кишлаки, жара и ледяной холод, друзья и враги, предатели, перебежчики и те, кто вешал на грудь незаслуженные медали и ордена. На войне процветали те же пороки, что и в мирной жизни, только усиленные реальной опасностью, проходившие по границе между жизнью и смертью, славой и позором, любовью и ненавистью.

Память «афганца» не сожгли ни презрение чиновников, встречавших на Родине, ни некоторые журналисты, очернявшие в газетах и телевизионных передачах советских воинов, ни те, кто неумело снимал кино и писал книги про Афган. Память сохранила истину, которую осознавали еще там, видели своими глазами, которая была окровавленной тельняшкой на груди у друга, афганским песком скрипела на зубах, звенела в контуженой голове и болела под шрамами, оставленными осколками.

И горькое, и смешное, и трагическое, и радостное, как листья с разных деревьев сметает ветер в один шуршащий холм, так и все воспоминания слились в одно слово – АФГАН.

В учебке ВДВ в Гайжюнае в роте на тумбочке дневального стоял негр. Самый настоящий, черный, с пухлыми губами. Олег замер, разглядывая его. А дневальный вдруг хриплым голосом спросил:

-Мужики, у вас закурить есть?

Еще не изучивший Устава и не знавший, что делать этого категорически нельзя, Олег угостил темнокожего парня сигаретой. Тут же чьи-то широкие ладони обхватили его голову сзади и повернули, почти подняв над землей. Перед Олегом стоял могучего телосложения сержант.

-Ты откуда, курок?!

-Из Ростова, – пытаясь поднять глаза на сержанта, отозвался Олег.

Сержант радостно потряс его за голову:

-Земеля! А я из Новочеркасска.

Перед этим новоприбывших построили в спортзале, и взводный Сергей Шкуров спросил:

-Кто хочет в разведку?

-А что там делать, в разведке? – Олег, как всегда, лез с вопросами. За свой язык он то и дело во время службы получал наряды вне очереди.

-Бегать! Бегать, как собаки, – забасил в ответ здоровенный сержант.

-А где не надо бегать?

-Наводчики-операторы не бегают. Их возят.

-Тогда пойду в наводчики.

Олег угодил-таки в разведку, лишний раз убедившись, что судьбу не обманешь. Его отец полковник ВДВ, ветеран Великой Отечественной войны, заканчивал свою службу в разведуправлении Северо-Кавказского округа. Мечтал о том, что сын поступит в воздушно-десантное училище, но Олег с железным юношеским упорством воспротивился и даже несколько лет из-за этого был с отцом в ссоре. Однако на срочную службу в 1980 году его призвали именно в Воздушно-десантные войска.

«Бог создал рай, а черт – учебку Гайжюнай» – придумали поговорку десантники. Учили в учебной дивизии на совесть, выпускали высококлассных специалистов – командиров отделения, механиков-наводчиков, саперов, зенитчиков, минометчиков, санинструкторов.

Почти все одногодки, оказавшиеся с Олегом вместе в учебке, отправились служить за границу – в Чехословакию, Германию, Монголию. Двенадцать человек, в том числе и Олега, отправили в Афганистан. Никто из них не писал рапорта о добровольном желании попасть туда, и тем не менее…

О войне они ничего толком не знали, хотя уже тогда до них доносились отголоски Афгана. На одной из вечерних поверок сообщили о гибели сержанта прошлого призыва. Почтили его память и только. Война еще была от них далеко и уже смертельно близко.

Сначала их привезли на зимние квартиры 103-й Витебской дивизии ВДВ. А потом отправили в Кабул через Ашхабад. В Кабул они прилетели ранним утром. Десантников построили на взлетном поле, а напротив выстроились загорелые, возмужавшие дембеля, улетавшие домой тем же самолетом. Они не рассказывали ничего, они не отнеслись к новичкам снисходительно, просто искали своих земляков, переговаривались, шутили.

Десантники дислоцировались у Министерства обороны Афганистана, неподалеку от дворца. Рядом стояла 37-я афганская бригада. Достаточно быстро Олег освоил местный разговорный язык, и из-за этого на него стали подозрительно коситься офицеры особого отдела.

Ротный Дымов, прилетевший из Кировобада чуть позже своих подчиненных, сразу настроил юных сержантов на нужный лад:

-Учитесь командовать. Вы – сержанты. Иначе снимут лычки, будете обычными бойцами. Командовать, конечно, непросто. Не все бойцы ваши ровесники. Во взводе больше половины – дембеля. Как поставите себя, так и пойдет.

Где с ростовским колоритным юморком, где повысив голос до нужных командирских высот, Олег справился и подход к бойцам все-таки нашел.

В роте был некомплект офицеров. В боевых ротах в Афганистане это превратилось в правило, из-за потерь, из-за нежелания многих офицеров соваться в пекло. Взводным у Олега был старший сержант Анатолий Кугергин.

Официально войны не было. Нашим солдатам и офицерам выдали афганскую форму, во всех газетах писалось, что советские воины участвуют в совместных учениях, субботниках, школы строят, деревья сажают.

Газетчиков, писавших о дружном строительстве школ в Афганистане, надо было бы доставить в кишлак Махмуд-Раки на развалины школы, от которой остались одни руины после ожесточенного боя наших десантников с душманами…

В начале 80-х годов в Афганистане действовали многочисленные и хорошо вооруженные бандитские группировки. Столкновения с ними советских войск перерастали в ожесточенные бои.

В одно из прочесываний заданного района разведрота десантников попала на кукурузное поле. Олег со своим взводом долго бродил среди зарослей кукурузы, когда вдруг на него вышел душман. Это был первый враг, которого Олег увидел на войне.

В безрукавке, с поясом, заполненным патронами, с ружьем. Он остановился метрах в десяти от Олега. Толя истошно закричал: «Стреляй!» И Олег выстрелил, вернее, за три секунды выпалил весь магазин. Несколько пуль попало в духа, остальные ушли в стороны.

Ни оцепенения, ни испуга в тот момент Олег не почувствовал. Это все пришло позже, когда взвод вышел к бронегруппе. «Он бы тебя запросто…» – сказал Толик. Одно мгновение, и пустота – бесконечная, пугающая. Это мгновение на кукурузном поле застыло в памяти навсегда.

Несмотря ни на что, служба в разведроте была по душе, хоть и выматывала, вынимала душу бесконечной физической и моральной усталостью. Олег бы не променял ее ни на какую другую. У разведчиков время летело быстро. Приехали, уехали, боевые выезды, новые кишлаки. Но работа тех, кто служил не в разведке, не был десантником там, в Афганистане, была не менее важной и нужной.

Летом 1982 года, когда служба Олега и его товарищей подходила к концу, в Афгане, «где не было войны», погиб Александр Байбарак и был ранен Анатолий Довгань из их взвода.

В том бою Олег впервые увидел, как воюют наемники. Это были, кажется, французы. Он понял, как непросто с ними тягаться в бою. Бараки-Барак – там находилась база душманов, их госпиталь, и там находились наемники.

У Олега в автоматном магазине оставалось четырнадцать патронов. Ротный Дымов сидел рядом и буднично сказал:

-Это жизнь. Если сейчас они не успокоятся, придется нам идти в штыковую.

Но в штыковую идти не пришлось. Наемники ушли. Олег видел в бинокль, как они уходили. Один из них для острастки постреливал из автомата. Другой нес в правой руке транзистор, из которого доносилась музыка, в левой он нес кепку, заполненную сухим тутовником. Слушал музыку и кидал в рот сладкие ягоды. Воевали наемники в джинсах, кроссовках, кепочках – налегке, и воевали они легко.

Наемники действовали парами, и это тоже давало им заметное преимущество. Наши бойцы по чьему-то «умному» приказу работали тройками. Третий выпадал из поля зрения, в результате терялась мобильность всей группы.

Однако в какой-то момент Олега перестали волновать и наемники, и прочесывание местности во время спецопераций и все остальное, потому что он сам незаметно для себя превратился в дембеля и готовился к отъезду домой. Но после подрыва и контузии угодил в палату медицинского полка.

Приближался день рождения Олега, и отмечать его на больничной койке было совсем уж грустно. Но друг, сослуживец по срочной, не оставил Олега одного в этот день. В четыре часа утра он притащил целый противень жареной картошки в палату. До 1982 года наших бойцов кормили в Афгане картофельным концентратом. И когда привезли настоящий картофель, но еще не начали выдавать бойцам, друг достал для Олега несколько картофелин и преподнес самый дорогой по тем временам подарок.

Годы спустя, когда на Родине друзья собирались вместе за богатым столом, ели шашлыки, овощи, фрукты и картошку, Олег вспоминал именно ту картошку в больничной палате и друга, тоже изголодавшегося по нормальной еде, отказывающегося съесть хоть кусочек, настойчиво скармливая все имениннику.

Дома, в Ростове-на-Дону, Олег смог пробыть недолго. Он понял, что в Афганистане был на своем месте, был нужен. Дома вернувшихся с войны солдат и офицеров не признавали ветеранами. И слышать не хотели об их проблемах и вообще об этой войне.

Ходить в кафе и на дискотеки, предаваться радостям мирной жизни оказалось совсем не в радость, зная, что война продолжается и что новобранцы улетают в Кабул и также выстраиваются напротив улетающих, повоевавших ребят, смотрят им в глаза и переполняются осознанием, что никто, кроме них, пусть и на чужой земле, не сможет восстановить порядок, и чувство повышенной справедливости проникало в душу. Именно это чувство стало главной составляющей «афганского» синдрома, который не признавали долгое время так же, как существование ветеранов афганской войны.

В эти же дни сомнений и принятия решения о своей дальнейшей судьбе до Олега дошло известие, что погиб его ротный Дымов. Когда он со своими бойцами оказался в одном из бесчисленных афганских ущелий и духи стали забрасывать их гранатами, Дымов лег на гранату, чтобы закрыть своих ребят от осколков. Дымова представили к званию Героя Советского Союза.

Олег поехал в Москву, встретился там со своим бывшим комбатом, и тот рассказал, что объявили экспериментальный набор в школу прапорщиков. Учили почти год и выпускали высококлассных специалистов.

В 1984 году Олег вернулся в Афганистан прапорщиком и старшиной роты. Задачи стояли все те же. Уничтожение бандформирований, обнаружение схронов с боеприпасами. Некоторые операции проводились только силами десантников, другие операции были армейскими, к тому же совместными с афганскими военными. Во втором случае хватало неразберихи и обстрелов своих своими же войсками и вертолетами.

Так случилось в 1986 году на Нангархаре. Десантников высадили в районе работы и предупредили, что в этом районе, кроме них, советских войск нет. Прежде чем высадить десант, вертушки делали несколько ложных посадок, включая реверс, несколько таких посадок они совершали и после высадки. Духи слышали вероятные места высадки, но точно не могли определить.

В районе предполагаемого прохода каравана перед рассветом десантники сели в засаду между камней. Начало светать. С тропы раздался шум, бряканье железа о камни, громкие шаги. Олег по рации сказал взводному: «Серега, не стреляйте, это не духи». Душманы с таким грохотом не ходят. Но когда десантники крикнули: «Эй, мужики, не стреляйте, мы свои!» на них обрушился ураганный огонь. Пока Олег не выложил весь свой запас ненормативной лексики в адрес ротного группы, пришедшей в засаду, стрельба не прекращалась.

Оказалось, что роту 180-го полка точно так же предупредили, что в районе Нангархара, кроме них, никого из своих не будет. Еще чуть-чуть, и две роты расстреляли бы друг друга.

Две операции, самые кровавые и страшные – они были одна за другой – Кунар и Панджшер.

…Незадолго до начала Кунарской операции Олег увидел бойцов, одетых в новые десантные комбезы и тельняшки. Оказалось, что это

149-й мотострелковый полк реорганизовали и создали горно-штурмовой полк. Именно этот полк должен был участвовать в Кунарской операции.

А разведроту десантников отправили прикрывать прохождение советской колонны. Так как операция была армейской, с участием «зеленых» – афганских военных, действия были не согласованы.

Афганские вертолетчики высадили десантников «за карту». Вероятнее всего, местность, где они оказались, была не афганской, а уже пакистанской территорией. Четко очерченной границы между Афганистаном и Пакистаном нет, а горы что там, что здесь – одинаковые.

«Сообщите свои координаты», – требовали по рации. «Мы бы рады, но у нас карты нет». «Немедленно уходите оттуда».

Взяли нужное направление и пошли. Без воды, без еды – никто ведь не рассчитывал на длительный переход. Информация о том, что десант высадили не там, где надо, утекла к душманам. И четырежды десантники попадали в засаду. Несли раненых и погибших товарищей на себе. У половины бойцов это была первая операция в Афганистане – они только неделю назад приехали из Союза. Рядовому Евсейчику стало плохо. Олег велел разгрузить его. Надо было торопиться, их преследовали духи. Евсейчик шел до последнего. Он надел РД, прошел метров пять и упал замертво – сердце не выдержало бешеной нагрузки. Не от пули погиб, но как настоящий боец, не жаловался и не сдавался…

Васильев умирал долго. Это был боец из другого взвода. Когда группа напоролась на очередную засаду, раненый Васильев оказался в нескольких метрах от Олега, выше по склону. Но помочь ему никто не мог, духи лупили так, что головы нельзя было поднять.

Через реку по канатной дороге к десантникам пытались пробраться душманы с другого берега – эти тоже больше походили на наемников. Таких, в черных комбинезонах, Олег видел впервые. Одного на канатной дороге уничтожили, второй свалился в реку сам.

К своей бронегруппе десантники выбирались полтора дня, тридцать километров прошли, потеряв бойцов, измотались. Через три часа после возвращения десантников из бессмысленного тридцатикилометрового марша, их отправили выполнять задачу, с которой не справился десантно-штурмовой полк. А время уже было упущено, и хотя всю ночь десантники карабкались в гору, добраться до нужной точки вовремя не успели.

Начался рассвет. Первая цепь десантников вместе с начальником разведотдела Капустиным оказалась метрах в десяти от вершины. Сверху по-русски крикнули: «Эй, десантники, тут женщины и дети!» И тут же вниз полетела ручная граната. Бойцов накрывало беспрерывными взрывами.

Больше всего досталось десантникам из разведдозоров, тем, кто поднимался на склон первым. Убитых и раненых проносили мимо Олега. Старшему лейтенанту из 17-й разведроты 17-го полка, корректировщику артразведки оторвало руку. Владимир Задорожный накрыл собой гранату. Он только и успел сказать: «Эх, мужики…»

После Кунарской операции 1985 года, кровавой, бестолковой, с огромными потерями, где двое бойцов получили звание Герой Советского Союза посмертно, не прошло и недели, как десантников отправили на Панджшер. Известный полевой командир Ахмадшах, возглавлявший сильную многочисленную группировку, олицетворявший власть на Панджшере, прозванный Панджшерским львом – он был целью проводимой операции.

Однако сколько ни было столкновений советских войск с его группировкой, победителем выходил горный лев. Итог Панджшерской операции не был исключением. Советские войска понесли большие потери, а Ахмадшах так и остался цел и невредим.

Южные районы Афганистана практически не контролировались местной властью. Афганские военные, за редким исключением, вояки были неважные. Олегу запомнился только один афганец. У него было три ордена Славы. Он стрелял из ПКМ навскидку при том, что страдал косоглазием, без проблем попадал в цель. Душманы вырезали всю его семью, и руководствовался он, скорее, не политическими мотивами, а кровной местью.

И на фоне этих страшных боев была непорядочность чиновников, всех тех, кто на войне хотел нагреть руки. Снабжали войска стимулирующими таблетками, якобы безвредными. Съел таблетку, хорошо себя чувствуешь, нет сонливости и усталости после тяжелого марша или после боя. Но затем начинались проблемы с почками, печенью, сердцем, бессонница, сдвиги в психике. Таблетки выдавали и заставляли их принимать, особенно водителей-механиков, чтобы не заснули, когда колонна на марше, в обязательном порядке – наводчикам и десантникам перед боевыми выходами. Но в горах, где находились десантники, никто не контролировал прием этих «безвредных» препаратов, и многие поэтому сохранили здоровье.

Приезжали из штаба тыла с нововведениями. Пошили бойцам «слюнявчики», как прозвал Олег прототип разгрузочного жилета. Бойцам объяснили, что в какие карманы класть – сюда банку каши, сюда гранату, сюда фляжку.

-Товарищ полковник, – не сдержался Олег. – А ползти как?

-Вы же тут не ползаете, вы тут ходите.

Олег попросил бойца надеть этот жилет, наполнить его, как сказал полковник, и проползти несколько метров по-пластунски. Уже не говоря о том, что вся начинка жилета отдавила живот и грудь бойца, все из карманов вылезло. А ведь кто-то за этот «слюнявчик» звездочки на погоны получил или даже медаль.

Зато как были удобны китайские «лифчики». Олег и бронежилет с ним не носил. Семь магазинов, сигналки, граната, карта – всему место хватало и ничего в бою не мешало.

Вообще же, невзирая на особый отдел, чтобы в бою было удобно, Олег снаряжался сам, как потом частенько делали бойцы во время чеченских войн. Олег – боец рабоче-крестьянской Красной Армии, носил итальянские ботинки горных стрелков, пакистанскую куртку, американскую кепку, французские очки. Спальник себе приобрел английский, потому что он весил четыреста граммов, а наш, ватный, пять килограммов. Наш бушлат, опять же ватный, а импортная куртка на гагачьем пуху, легкая, влагу не впитывает и теплая, с капюшоном, что было очень кстати в холодном горном климате.

Также от командования, от чиновников, военных и политических, не поступало никаких указаний насчет плена. Этот вопрос старательно обходили стороной. Когда нескольких пленных бойцов из 180-й дивизии забили ломами местные, то эти фотографии повесили во всех частях, перед модулями, недвусмысленно намекая, что бывает с теми, кто попадает в плен. Посмотрел фотографию, понимай как хочешь.

Те, кто воевал, эти вопросы решали по-своему. Когда у десантников взяли раненого парня в плен, то десантники сразу предупредили старейшин, что отрежут головы всем в кишлаке, если раненого не вернут. Бойца привели тут же.

А были и такие вояки, которые сами стремились сбежать к духам. Василий Горбань с Западной Украины пытался сбежать два раза. Боровиков из 8-й роты 57-го полка ушел к духам и долго воевал под началом Ахмадшаха. Из зенитки лупил по нашим вертолетам. Потом его убили.

Олег видел одного дембеля 1980 года на гауптвахте в Кабуле, обросшего бородой. Его задержали в 1986 году, узнали, что он русский солдат. К тому времени у него было уже две жены в Афганистане. Дезертира отправили в Ташкент, и о дальнейшей его судьбе Олег ничего не знал.

Дезертира Мочилина из банды доктора Ханаги Олегу довелось менять на трех сыновей мулы из этой же банды, которые сидели в тюрьме Пуле-Чархи. Доктор, главарь банды, в молодости учился в Киеве в медицинском институте и встретил десантников приветствием: «Здорово, хлопцы!» Олег тоже сказал: «Здорово!», а сам смотрел за спину доктора, где залегли духи, человек сто с автоматами и пулеметами. К счастью, обмен произошел мирно. Мочилину дали семь лет за самовольное оставление части, а затем благополучно амнистировали…

Не только от пленных скрывалась информация. Отчего-то никто на базе в Кабуле бойцам не объяснил, что такое «лепестки», как они выглядят и какую несут опасность. Слухи ходили о таких минах, но говорили, что через две недели после того, как их сбросили, они самоликвидируются. Нарвались бойцы на них впервые на Панджшере. Лейтенант из 2-го батальона пнул ее ногой, и ногу ему оторвало. Оглянувшись, Олег увидел, что весь склон усеян этими пластиковыми «лепестками». Неужели надо было показывать на примере этого лейтенанта, что такое «лепестки»?

Мины, подрывы – это чаще было хуже, чем боестолкновение. В нескольких шагах от Олега сапер сорвал растяжку. Американская мина разорвала сапера, Олега выкинуло с тропы, и осколок попал в ногу. Спасло только то, что Олег был без бронежилета. И все равно он слишком сильно ударился позвоночником. Получил контузию и компрессионный перелом позвоночника.

Олега одели в кожаный корсет. Запретили поднимать тяжести, бегать, прыгать. Но, походив в корсете, Олег вспомнил опыт Мересьева и стал прыгать, подтягиваться, бегать, убегая от гарантированной инвалидности.

До самого конца войны, до вывода войск Олег оставался в Афганистане. Часто ездил в ночные патрули по Кабулу, навсегда запомнил эти улицы, дома, в большинстве построенные англичанами.

Когда проводилась операция «Магистраль» в 1988 году под вывод войск, Олег впервые за все время увидел парашютный десант на Хосте, единственный в своем роде, и то это были мешки, а не люди. Купола снизу было видно, а что под ними – нет. Духи из укрепрайона стали стрелять по мешкам. Войска засекли огневые точки и погасили их мощным огнем.

Чем дальше афганская война, тем больше появляется «героев» этой войны, которые думают, что все забыто и желаемое можно выдавать за действительное. Но разве можно забыть, как замполит батальона закричал: «Нас тут всех перебьют!» – бросил РД, убежал к бронегруппе, а потом, получив два ордена, стал героем? И все это было на глазах восемнадцатилетних мальчишек-бойцов, оказавшихся настоящими мужчинами и воинами, многие из которых погибли, сложили головы в чужой стране, за чужие идеи. Но ведь погибли они как настоящие герои.

Нельзя их забывать. Нельзя предавать память и тех, кто выжил, кто был никому не нужным в 90-е годы, да и сейчас в редкие праздники, годовщины событий, вспоминают о воинах-афганцах. Если мы будем забывать своих солдат, наших российских «афганцев», «чеченцев», о каком патриотизме и какой сильной армии можно говорить?