На чтение: ≈ 21 мин.Переехав в 1965 году из Магадана в Подмосковье, Олег Куваев вернулся к давнему замыслу написать повесть о розовой чайке. Впервые он услышал о розовой чайке, кажется, еще в институте. А потом ему попались рассказы выдающегося норвежского путешественника Фритьофа Нансена и известного русского зоолога Сергея Бутурлина. «Я, – признался как-то Нансен, – готов хоть раз увидеть розовую чайку и умереть».
Что же это за птица такая, раз великие люди готовы были за одну лишь встречу с ней положить свою жизнь?
Этот вопрос возник перед Куваевым в начале лета 1959 года, когда он со своей геофизической партией отправился исследовать Чаунскую низменность. Рядом с его базой оказались рыбаки. Один из них, узнав об интересе Куваева, сказал, что не надо никаких жертв и что эта розовая чайка гнездится поблизости. Что было дальше, Куваев лет через десять рассказал в документальной повести «Два цвета земли между двух океанов».
«Мы, – писал он, – отошли от базы не больше километра. Низовья Чауна изобилуют мелкими тундровыми озерами. Из прибрежной осоки вырвались ошалелые утки. Кулики перекликались на всю тундру. В ржавой озерной воде суетились плавунчики. С сухих озер на противоположном берегу доносились гусиные крики.
Мы остановились у ничем не примечательного озерца. Стая маленьких чаек кружилась над нами. Ей-богу, я не видел в них ничего особенного, необычным был только полет – чайки кружились в неровном, изломанном полете и совсем нас не боялись.
– Дай-ка ружье, – сказал рыбак.
Итак, на ладони у меня очутилась розовая чайка. Ее невозможно описать – слова здесь бессильны, так же как, вероятно, краски или цветная фотопленка. Перья на груди были окрашены в нежнейший розовый оттенок. Такой цвет иногда приобретает белый предмет при закате солнца. Клюв и лапки были яркого карминно-красного цвета, верхняя часть крыльев, особенно плечи, жемчужно-серого или, скорее, голубоватого оттенка, и вдобавок шею украшало блестящее, агатового цвета ожерелье. Остальные чайки, ничуть не испугавшись выстрела, продолжали кружиться над нами. Я насчитал их семь штук. Они издавали тихие крики, ничуть не похожие на голоса других чаек, и – теперь-то я уж видел точно – полет их был необычен. Это был какой-то порхающий полет – так падает в воздухе оброненное птичье перо».
«А ведь мне повезло в жизни, – похвастался Куваев спустя год своему старшему товарищу геологу Андрею Попову (с ним он познакомился и подружился еще во время первой чукотской экспедиции в 1957 году), – я уже увидел и держал в руках розовую чайку».
А это, повторю, редко кому удавалось.
Потрясенный увиденным, Куваев загорелся узнать, откуда вообще взялись эти розовые чайки и почему они не столь часто попадались на глаза путешественникам. И ему многое начало открываться.
«Сейчас, – признался он осенью 1960 года Попову, – тружусь, вернее, стараюсь трудиться над историей поисков розовой чайки в те далекие годы. Сама по себе эта история – увлекательнейший и прекрасный подвиг С.А.Бутурлина. И розовая чайка стоит того, чтобы о ней писать, несомненно, стоит».
Потом наступила зима. Куваев сообщил Попову: «Сейчас по мере сил добиваю еще одну повесть о розовой чайке». Но вещь не пошла. Куваев об этом честно признался Попову.
«Кстати, о розовой чайке, – уточнил он весной 1961 года Попову. – Идея написать повесть об этой чудесной птице, о том, как ее нашли, и вообще в связи с этим о вопросе существования романтики классического типа в наше особое время, мне пришла давно. Но написать я ее бессилен. За зиму сделал два варианта, и оба дрянь. Страшно зол я из-за этого. Всеми силами стараюсь не терять бодрости».
Вновь розовых чаек Куваев увидел летом 1964 года – теперь уже в низовьях Колымы.
«…нам, – писал он в документальной повести «Два цвета земли между двух океанов», – можно сказать, довелось жить среди розовых чаек, но ничто не могло сравниться с первым впечатлением. Возможно, для этого надо чайку держать в руках, но в тот раз я дал себе слово никогда не стрелять в них. Эту птицу убивать невозможно».
Новый вариант художественной повести о розовой чайке Куваев закончил в начале 1967 года.
«Вчера, – написал он 17 января 1967 года своему приятелю Борису Ильинскому, – отдал книгу и в «В.С.» (в журнал «Вокруг света». – Прим. авт.), еще одну на пять листов. «Чайка капитана России». Но из «В.С.» ее придется забрать, это я им дал просто потому, что обещал. С Сапариным (главный редактор журнала. – Прим. авт.) мы на сей раз не договоримся, да и народ весь мне толкует, что пора, давно мне пора перекочевывать в толстые журналы».
В это время издатели замучили Куваева с другой рукописью. Они попросили снять вопросы, которые у них появились по тексту готовившейся к выходу в издательстве «Молодая гвардия» его книги «Весенняя охота на гусей». Редактор Зинаида Коновалова спешила все уладить до отъезда на отдых.
Сразу после ухода в отпуск Коноваловой собирался заняться новыми делами и Куваев.
«…уеду я на Кавказ, – написал он 17 января 1967 года Ильинскому, – за счет командировки, конечно. Буду дописывать там эту повесть, думать о смысле жизни».
Сделав за весну очередную редакцию повести о розовой чайке, Куваев надумал показать новый вариант все той же Коноваловой.
«Книгу я дописал, – сообщил он 11 мая 1967 года магаданскому писателю Юрию Васильеву. – Отдал. Коновалова (редактор издательства «Молодая гвардия». – Прим. авт.) прочла и пришла в ужас от этого бреда про чайку. Переделал. Отдал перепечатывать. Что будет, не знаю».
Юрий Васильев попробовал приободрить товарища. Он прислал Куваеву из Магадана кучу комплиментов. Но писатель не обманывался.
Весной 1968 года Куваев включил повесть про розовую чайку в свою новую книгу, которую по традиции предложил издательству «Молодая гвардия». Но на этот раз издательское начальство решило пропустить писателя не через редакцию современной прозы, а по другой линии. Но назначенный Куваеву новый редактор автора не поняла.
«Вчера, – признался Куваев 28 мая 1968 года в письме Ольге Гуссаковской, которая когда-то в Магадане редактировала его первую книгу, – я вдруг разошелся с редактором своей географической книжки».
Зинаида Коновалова, редактировавшая две предыдущие «молодогвардейские» книжки Куваева, посоветовала обратиться за помощью к главному редактору издательства Валентину Осипову. Ситуация возникла для писателя довольно-таки щекотливая.
«Добиваться продвижения своей книги за спиной редактора, кем бы она ни была, – признался он 28 мая 1968 года Гуссаковской, – это мне не приходилось…»
И к чему пришел Куваев? К разбитому корыту. Осталась у него надежда только на Гуссаковскую, которая продолжала работать в магаданском издательстве.
Куваев попросил ее провести переговоры с главным редактором этого издательства Семеном Лившицем.
«Имеем рукопись книги в 7 листов, – сообщил он Гуссаковской подробности. – Начало (не в лучшем его варианте) ты читала <…> Книжка по тону светлая, да иначе о Чукотке я и писать не могу».
Куваеву нужны были от магаданского издательства договор и 60 процентов аванса.
«Могу поручиться, – уверял он Гуссаковскую, – что это не бодяга. Но и не высший класс».
В другом письме – уже Юрию Васильеву – Куваев сообщил: «…написал книгу Семену <Лившицу>, днями отправлю».
В случае отказа магаданцев Куваев планировал постучаться в московское издательство «Мысль».
Похоже, Гуссаковской удалось убедить Лившица рассмотреть заявку Куваева. Другое дело, что магаданцев в рукописи устроило не все. Автору было предложено рукопись доделать.
Куваев понимал, что магаданцы в чем-то были правы. Но он уже успел один из экземпляров повести о чайке отнести в редакцию журнала «Искатель».
«Написал, – сообщил писатель 8 декабря 1968 года Васильеву, – я второй вариант, сдал повесть в «Искатель»…»
25 декабря 1968 года Куваев укатил к сестре в Тбилиси. Там он в перерывах между загулами искал конец для повести о розовой чайке.
«…я, – сообщил он Гуссаковской по возвращении в Подмосковье, а конкретно 29 января 1969 года, – «сломил хребет» книги».
Что это означало? Дело в том, что Куваев писал многие свои вещи не так, как его знакомые.
«…Мне, – рассказывал он Гуссаковской, – надо вначале слепить кое-как из кусков…»
Вернувшись в подмосковное Болшево, Куваев изо всех сил стал гнать конец повести.
«…ибо, – писал он 29 января Гуссаковской, – книгу Семену <Лившицу> надо хоть в феврале послать».
А вскоре появился номер «Искателя» с повестью. И тут же последовали звонки от белорусских киношников.
«Тут же, – сообщил Куваев Васильеву, – предложили контракт на двухсерийный телевизионный фильм по «Птице капитана…» («Искатель», №1, 1969).
В Магадане же книгу Куваева поставили в план 1970 года. Правда, там произошли большие изменения. Во-первых, ушел на «вольные хлеба» главный редактор Семен Лившиц. Вместо него обком партии назначил Людмилу Стебакову.
Она уже работала в Магадане. Первый раз на Колыму Стебакова прибыла в 1947 году. Ее муж, раньше редактировавший одну из военных газет, только окончил Высшую партийную школу и получил назначение в радиокомитет Дальстроя. А она устроилась редактором в издательство «Советская Колыма». Но в 1958 году супруги Север покинули. Они поселились в подмосковном Калининграде (Королеве). Муж стал заместителем редактора районной газеты, а ее взяли в «Роман-газету». Вернулась она в Магадан, чтобы добрать нужный для льготной пенсии северный стаж.
Второе изменение касалось редактора книги. Когда роман с магаданским издательством только затевался, Куваев рассчитывал на Ольгу Гуссаковскую. Но она тоже ушла на «вольные хлеба». Стебакова назначила редактором книги Куваева супругу Лившица – Людмилу Юрченко.
«Людмила Юрченко, – вспоминала ушедшая в 1968 году из издательства Ольга Гуссаковская, – была человеком незаурядным. Ей недоставало образования и природной широты души. Но, как никто, она умела впитывать чужие знания, прислушивалась к нам, филологам, самым выгодным образом подавала себя авторам. Пусть бы все так и оставалось, если бы дело не касалось воспитания талантов» («Литературная Россия», 2005, 25 марта).
Юрченко знала, что повесть Куваева о розовой чайке уже успел опубликовать московский журнал «Искатель», поэтому особо вчитываться в тексты она не стала. Это не устроило Стебакову. Она отказалась сдавать рукопись книги Куваева в производство.
Выход книги «Птица капитана Росса» совпал с созданием в Москве нового издательства «Современник». Куваев подумал, почему бы этот сборник не расширить за счет пары новых вещей и не предложить его москвичам. Делясь своими планами, он 31 декабря 1970 года сообщил геологу Игорю Шабарину, что рукопись новой московской книжки у него почти сложилась. Осталось, по его словам, разобраться с двумя повестями.
«Одну – «Дом для бродяг», – рассказал он Шабарину, – надо писать заново. Она же модивизированный и втрое увеличенный вариант «Птицы капитана Росса» (повести о розовой чайке. – Прим. авт.). Ну, от прежней повести там ровным счетом ничего не осталось».
«Сдал книгу (16 листов) в «Современник», – сообщил он в июне 1971 года Ильинскому.
Куваев даже и название для этого сборника придумал – «Дом для бродяг», по повести о сплаве по Омолону.
Всю рукопись новой книги Куваева объединяла страсть писателя к бродяжничеству по Северу. Но бродяги оказались не в тренде. К слову, своих бродяг писатель собирался предложить магаданцам.
Первой нос стала морщить главный редактор магаданского издательства Стебакова. От нее посыпались обвинения в халтуре.
«А Людке Стебаковой скажи, – наставлял Куваев летом 1971 года Юрия Васильева, – чтоб не валяла дурака. Я ей дал доброкачественную прозу. Не Ремарка, конечно, и даже не Васю Аксенова. Но вполне пристойную».
Затем прорезались голоса и у руководства издательства «Современник». Им не понравилось предложенное Куваевым название книги.
«Ничтоже сумняшеся, – пожаловался Куваев в январе 1972 года своему приятелю Борису Ильинскому, – название моей книги «Дом для бродяг» они переделали в «Дом для счастливых», не предупредив автора. С трудом я успел это выловить, <нрзб> называется она теперь «Тройной полярный сюжет». Повесть «Реквием по утрам» выкинули, все остальное искромсали – ужас! Я предложил расторгнуть договор, но <доброжелателей и сострадателей много>. Редактор пригрозил своим третьим инфарктом, и, короче, я оказался в позиции свихнутого дурачка, ибо в СССР от издания книг не отказываются, ручной у нас литератор <…>
Книга должна выйти где-то к июню, если там еще что-то не зарежут. Переделывать что-либо я отказался наотрез».
Но кто же в новом московском издательстве пригрозил Куваеву третьим инфарктом? Я пока этого так и не выяснил. Мне удалось только узнать, что издательское начальство в конце 1972 года передало рукописи Куваева уже другому редактору – Виктории Геллерштейн. Когда-то эта женщина работала в Магадане и пробивала в печать первые вещи Куваева. Начальство хотело, чтобы она усмирила строптивого автора и заставила его подписать отредактированный вариант книги.
Руками Геллерштейн руководство добилось своего: Куваев в итоге сдался. Но радости от выхода книги «Тройной полярный сюжет» он не испытал.
Уже в сентябре 1973 года Куваев оправдывался перед родной сестрой: «Ну а насчет последней книжки, там что говорить. Пижонство первой повести <о розовой чайке> в том, что она сценарий. Если бы я делал просто повесть, я и написал бы ее по-другому. А спешка – так ведь чем-то и жить надо».
Но, повторю, дело было не в спешке. Куваеву слишком многое напортили редакторы, как магаданские, так и московские.
А фильм… Его Николай Калинин снял по сценарию Куваева на студии «Беларусьфильм» еще в 1972 году – за год до выхода в Москве книги «Тройной полярный сюжет». Съемки проходили трудно.
«Мы, – рассказывал оператор фильма Дмитрий Зайцев, – разыскали этих чаек где-то у притока Колымы… И вот для одной из сцен нам понадобилась мертвая птица, но егерь предупредил, что убивать розовую чайку по местным поверьям категорически нельзя, иначе, мол, беды не избежать. Однако сразу же нашелся неместный охотник, который вызвался «все устроить».
Куваев предотвратить эту драму не смог. А для режиссера эта история потом имела трагические последствия.
Свой фильм киношники назвали не по повести Куваева, а по-другому – «Идущие за горизонт».
К слову, исполнитель главной роли Саши Ивакина актер Иван Гаврилюк в 1973 году получил в Париже на Международном кинофестивале телефильмов Гран-при за лучшее воплощение образа романтического героя. А вот судьба режиссера картины Калинина сложилась почти как у Куваева – трагически. Он умер очень рано, в 36 лет, во время съемок фильма «Бронзовая птица». По официальной версии – от инфекционного менингита, по слухам – после избиения в минской милиции.
Боги всегда очень рано забирали к себе самых талантливых и самых лучших.
Что еще? В начале лета 2001 года судьба ненадолго забросила меня на Индигирку, в поселок Чокурдах. Там тоже, если повезет, можно встретить розовую чайку. Но мне не повезло.
Вячеслав ОГРЫЗКО, главный редактор газеты «Литературная Россия»
Выбор читателей
Комментарии