Роль, словно бабочка к огню…

Со знаменитыми артистами встречаться интересно. За их спиной – целый мир, полный удивительных воспоминаний, любопытных историй, забавных эпизодов, славы, наконец. Но с молодыми артистами встречаться еще интереснее. Сегодня их еще мало кто знает, они снялись всего в нескольких фильмах, сыграли еще не так много спектаклей. У них еще нет блистательного прошлого. Но есть другое, куда более ценное: в их лицах отражается Завтра…
К Елене Захаровой, восходящей звезде московской сцены и российского экрана, все вышесказанное относится как ни к кому другому.
Хотя “звездного” в ней нет ни грамма, разве что обворожительна.

– Лена, отчего-то вы совсем не похожи на начинающую “приму”.
– Наверное, вас не удивит, если я скажу, что молодой актер искренне убежден, что такого, как он, на свете больше нет, что без него в театре ничего не будет и создан он для того, чтобы все в этом самом театре переменить, сказать что-то новое, свое. Я только и слышала: будет тяжело, сложно… А все равно не покидало чувство, что все сложится и именно у меня все будет хорошо. Это я про то время, когда училась. Но потом был неплохой старт. После Щукинского училища я пришла в “Театр Луны” к Проханову, получила у Сергея Борисовича большую роль в “Ночь нежна”, потом роль в “Мудреце” у Олега Павловича Табакова, а еще через год сыграла Офелию в “Гамлете” у Питера Штайна. Гамлета играл Женя Миронов, Гертруду – Ирина Петровна Купченко. А еще Этуш, Феклистов – в общем, что говорить, такие партнеры – дух захватывает.

– Небось коленки дрожали?
– Еще бы. Было очень страшно. Естественно, я не очень уверенно себя чувствовала, и какой уж тут максимализм, когда понимаешь, что если ты и не ноль, то все равно от него недалеко. Глядя, как они работают, понимаешь: вот пример, вот как надо. Мне кажется, что помогали все. Я еще это в “Луне” ощутила, где на репетиции или на спектакле играешь вместе со звездами, которые вроде и не звезды, все как бы на равных, все занимаются общим делом. Это очень поддерживает, не чувствуешь себя малостью рядом с великанами, тебе помогают, и есть куда тянуться. А как мне помог Женя Миронов! Уже когда Штайн уехал, мы все еще с Женей репетировали, хотя спектакль уже вышел. Все-таки полтора месяца для “Гамлета” это совсем немного, а я ведь только-только со студенческой скамьи, год всего прошел, опыта никакого. А Женя подсказал так много интересного.

– Вы назвали имена нескольких режиссеров. Если бы пришлось выбирать одного, как мужа, на всю жизнь, кого бы выбрали?
– О, это так сложно, не знаю… Мне нравятся все, с кем работаю… А еще мне нравится Някрошюс, его спектакли. Понимаю, что это нереально, но ведь вы сами спросили. Хотя его театр кажется мне режиссерским, а не актерским. Но вот посмотрела на прошедшей летом в Москве театральной олимпиаде его “Отелло”… Нет, этого не рассказать…
И Проханов мне нравится, и с Табаковым было интересно. Они все разные, и от каждого можно что-то взять.

– Вы такая отчаянно рыжая по рождению?
– Практически да…

– Говорят, что от рыжих – вечное беспокойство для окружающих…
– Ну, покой окружающих я нарушаю довольно редко. Хотя недавно я купила прыгалки (нужно же как-то поддерживать форму) и вышла прыгать во двор в 12 ночи. Мной тут же заинтересовались местные бродячие собаки, я стала от них убегать, они подняли страшный лай, – словом, я перебудила весь двор.

– А почему нужно было прыгать в полночь?
– Так в другое время некогда! Снимаюсь, работаю в театре. Тяжело, конечно, но ведь все хочется попробовать.

– Ваша Офелия, получается, тоже была рыжей. А будь брюнеткой, характер был бы другим?
– Может быть… Кстати, никогда не думала об этом. Да, могла бы быть пожестче.

– А счастливой она могла бы быть, ваша Офелия?
– А разве она не была счастлива, когда любила или когда сошла с ума? Этого счастья, наверное, не понять людям нормальным, обычным, но, когда она пела, плакала, она же жила.

– В желании жить и быть счастливой не откажешь и вашей Розмари в “Ночь нежна”. Хотя она уж точно не Офелия.
– Вообще-то Сергей Борисович не видел в Розмари такого уж глубокого человека. Она самоутверждается: раз я, мол, звезда, то и должна получить то, что понравилось, как это мне отказывают? Конечно, я играла, что она в героя нашего влюбляется, мне так интересней было, что увидела его и с первого взгляда обомлела. А что здесь такого, ведь всего восемнадцать, и вдруг такой мужчина обращает внимание.

– А как вы, Лена, поступаете, когда хотите что-то получить?
– Сейчас во всяком случае, по-моему, мало что для этого делаю. На самом деле хочется многого, но то ли энергии не хватает, то ли старость…

– Чего-чего?..
– Это я шучу, конечно, но, думаю, это мой самый большой недостаток – не могу локтями расталкивать. Мама все время огорчается: Господи, почему я тебя такой воспитала? Мягкость, стеснительность, робость – не для нашей профессии. А напролом не умею, лучше – гори оно все синим пламенем. Иногда думаешь: а тем ли делом занимаюсь? Не слишком ли слаба для него? Все принимаю близко к сердцу, тяжело переношу простои, иногда так расстроишься, что перестаешь впереди хорошее видеть. Может, если бы я начала с массовок, а не главных ролей, то мне было бы чего дальше добиваться. Уж лучше так, чем взлететь, а потом ждать чего-то в неведении.

– Сейчас вы в своем театре звезда, звездочка?
– Звездочка скорее. Меня знают. Зрители, надеюсь, любят. Но ведь Сергей Борисович в год ставит только один спектакль…

– Грех вам, Лена, грустить. Вон сколько ролей, а еще ведь в “Машеньке” по Набокову сыграли у Сергея Виноградова. Опять про любовь?
– Опять. В роли столько лирики, поэзии, она – словно бабочка. Не в смысле легкомыслия, а трепетности какой-то. Виноградов выстроил все через пластику, движение. Мне очень радостно было работать – интересный человек с замечательным вкусом. Перед тем, как выходишь на сцену в этой роли, нельзя ни психовать, ни злиться. Иначе просто не сыграть, если не будет ощущения какой-то вселенской любви, когда ты должен излучать сияние. В первом акте мы не говорим ни слова – только танец. Воспоминания через танец. Высвечиваются силуэты, лица…

– У вас вроде и с кино, тьфу-тьфу, все складывается…
– Да, много снималась в последнее время, кино даже стало выходить на первый план. Мне кажется, что десятисерийный “Пятый угол” Сергея Газарова – это все же не “мыло”, картина снята очень красиво, замечательный оператор Вадим Алисов. Кроме того, я сыграла сейчас в картине Дмитрия Астрахана “Леди Надя”. Это не сериал, художественная лента. Мне там нравилось: 30-е годы, Америка, великолепный режиссер, чудные артисты – Неелова, Табаков, Калягин, Филиппенко. Всегда стояла возле монитора, наблюдая за Нееловой. Такая школа…

– Лена, когда вас пригласили сниматься в “Пятый угол”, вы сразу поняли, какой удачей это для вас обернется?
– На съемках я об этом и не думала, мне было просто не до того. Режиссер постоянно смешил нас, и вся съемочная группа веселилась, а я плакала: в квартире, где снимался фильм, жил кот, а у меня аллергия на шерсть животных. С утра чихала, потом сморкалась, а к вечеру лила слезы. Потом кота стали на время съемок выгонять из квартиры, для чего по утрам приходилось отлавливать его всей группой.

– Однако мучения были не напрасны: теперь вас узнают на улице. Наверняка многие просят автограф у Лены Захаровой…
– Да, но не у Лены, а у Ани (так зовут мою героиню в сериале). Мои имя и фамилию зрители пока не выучили. Некоторые называют просто “пятым уголком”. Недавно возвращалась из Киева с гастролей. В два часа ночи в купе зашли украинские пограничники, а я лежу себе ненакрашенная, лицо в креме. Но они узнали: “А-а, “Пятый угол”!”. И освободили меня от таможенного досмотра.

– А как вы отнесетесь к необходимости сниматься в эротических сценах?
– Если хороший сценарий и сцена имеет смысловое значение, то ничего страшного.
То есть, конечно, буду стесняться, будет непросто, и тем не менее. К работе надо относиться именно как к работе.

– Все ваши героини живут любовью. А вам самой чего в ней хотелось бы пережить?
– Взаимности, счастья, семьи, детей. Конечно, и бесшабашности какой-то, безумия чуточку, чтобы вообще обо всем забыть.

– Ради этого готовы на неделю, скажем, плюнуть на все и…
– Готова (смеется), если нет спектакля.

– Что-то подобное в вашей жизни было?
– Может быть, было. Для меня работа означает все, но иногда я могу забыть и про нее, а это знак, что, кажется, сильно увлеклась. Мне нравится стихия – море, океан, на них можно смотреть бесконечно. А лучше театра могут быть только любовь и дом, хотя сам театр у меня ассоциируется именно со стихией. Когда идет вал, ему уже сложно противостоять.

– Наверное, людям, которые так много работают, нелегко наладить личную жизнь?
– Проблема не в графике работы, а в мужчинах. Первый раз я влюбилась в школе в 15 лет. А он был совсем взрослый, двадцатилетний, из приличной состоятельной семьи. Я тогда думала, что, может быть, через несколько лет выйду за него замуж. Но когда я сообщила ему, что буду артисткой, он поставил мне ультиматум: “Либо я, либо театр. Потому что все актрисы – женщины легкого поведения”. Это меня поразило! Почему любимый мужчина не может меня понять? Неужели ради него я должна пожертвовать мечтой всей жизни? Я выбрала театр.

– У вас была любимая кукла?
– Конечно. Кристина. Папа привез из Италии, когда мне было, кажется, месяца два. Маленькая, черненькая и очень красивая. До сих пор у меня и совершенно не изменилась.

– И, наконец, последний вопрос от журнала “Лошади и гончие”…
– Разве вы из этого журнала?

– Нет, просто фильм есть такой “Ноттинг Хилл”, там Хью Грант представляется корреспондентом этого мифического издания…
– (Смеется) Так что же интересует журнал “Лошади и гончие”?

– Вы сластена?
– Ужасная. Люблю пирожные, мороженое, шоколад.

– Шьете себе сами?
– Что вы, нет, конечно. Все покупаю. Стараюсь в хороших магазинах. Одежду покупаю трудно, то нет размера нужного, то “жаба душит”. В принципе беру обычно недорогие вещи, их покупаю легко, а дорогие, да еще за границей – тут долго думаю, сомневаюсь, но в итоге все равно покупаю…

Алексей АННУШКИН