Рок-н-ролл …на гуслях

Если ругать молодежь – признак старости, то я, вероятно, ее уже пережила. Потому что такая молодежь, которую представляет Дмитрий Парамонов, а в просторечии – Дима, мне нравится. Вроде обычный парнишка – невысокий и худенький. При ближайшем рассмотрении – плечист и жилист.

Дима говорит, что русские песни для него – не только источник мудрости, но и образец поведения. Запевает: «Нельзя черемуху неспелую рвать, нельзя девушку нерученную целовать». А бегать по дискотекам ему некогда. Закончил четвертый курс педагогического университета, сейчас пишет диплом – изучает исторические корни своего «Коня». Ездит в экспедиции, собирает по деревням оставшиеся крохи фольклора – песни, обряды, рассказы. Если повезет – балалайки, гармошки, жалейки. Выступает с ансамблем «Берегиня». Пытается создать новую «рок»-группу. Только в этом ансамбле – гусли, жалейка, волынка, балалайка, барабаны, калюки. Дима на всех гудах и дудах игрец, хотя, к примеру, калюка – не струнный инструмент, а духовой. Такая длинная дудочка из борщевика с единственной дырочкой. По-моему, только мастер может извлечь из нее какие-то звуки. Я лично дула долго, но безуспешно. Живет Дмитрий где получится. Прописан в Нижневартовске. Родиной считает Урал. Адрес у Парамонова не дом и не улица. Он – гражданин России. Жениться не собирается. Смеется: «, ее на стенку после игры не повесишь».

Такой если упрется, не свернешь. А уж когда начинает рассуждать о музыке – глаза загораются, лицо становится одухотворенным. Красавец! Если еще гитару в руки – любая влюбится. Но Дима – не гитарист. Он – гудлец.

Маэстро гудлец

Гитару Дмитрий давно уже не берет, хотя на ней умеет делать все. Руками, ногами и при желании – носом. Потому и не берет – уже не интересно. А раньше он почти не разлучался с ней. Еще когда учился в школе города Нижневартовска, организовал рок-группу «Тишина». Вопреки названию гремели они с ребятами – будь здоров! И когда служил в ВДВ, тоже играл в группе.

Мы разговариваем за резным деревянным столом в помещении Сибирского центра культуры. На столе самовар, в углу – груда целых и сломанных балалаек, за моей спиной – обшарпанный комод. Где-то поблизости вдруг затягивает нечто заунывное хор бабушек. Я морщусь. А Дима прислушивается: «Интересно, куда выведут?»

– Вам сколько лет? – удивляюсь я такой любви к древности.

– Уже 22. А что? – с вызовом отвечает Дима. И смотрит косо. – Прекрасный возраст. Самое время для свершения революции. Музыкальной, конечно.

Когда он рассказывает о своих планах и научных изысканиях, у меня просто язык не поворачивается называть его Димой – кто же зовет Моцарта по имени? Дмитрием Робертовичем тоже неловко. Поскольку Парамонов считает себя чисто русским, отчество любит не очень, говорит, что дедушка просто пошутил. И фамилию, когда родители развелись, взял мамину – чтобы продолжить род. А «родителей» у него много. Например, своими отцами – отцами современной музыкальной культуры – Дима считает скоморохов.

Род Парамоновых не блещет знатностью, зато отличается страстью к музыке. Дима – потомственный гудлец, то есть игрец на гуслях. Уже во времена прадедушки Парамонова, не говоря уже о дедушке, гусляры были редки. Дима с экспедициями Сибирского центра культуры, где проводит все свободное время, с ребятами из отделения культурологии Омского педуниверситета, где учится, – «облазил» все уголки области. Вывод печален: гусли есть только в трех районных музеях. Это просто экспонаты, они в нерабочем состоянии. Гудеть на них нельзя. Главное – некому.

Изучив огромное количество видеозаписей и увидев «вживую» русские народные пляски, Дима понял, что русские старушки, исполняющие «Барыню» или «Камаринскую», по мимике и движениям очень напоминают… негров, создавших рок-н-ролл из своих традиционных песен. С полным правом, как «старый рокер», Дима заявляет, что русского рока не существует – основа не та. Гитара – инструмент иностранный. И звук у нее совсем другой, чем у исконно русских инструментов. Высокие частоты, которые создаются с помощью гуслей или балалайки, как удалось выяснить Дмитрию, воздействуют на мозг, сердце и душу.

Свой почерк

Строго говоря, Димины гусли – не прадедовы. Это их копия. И если уж быть точной, то Дима – не последний гусляр, а скорее первый. У него уже есть ученик. Пока один, зато ранний – 7-летний Кирилл. Его мама тоже работает в Сибирском культурном центре. Сначала Кирилл сам освоил завалявшиеся еще с советских времен игрушечные гусли «Перепелочка» фабричного производства. Потом услышал настоящий инструмент в руках маэстро.

Димины гусли тоже имеют имя. Имя, честно сказать, не очень благозвучное – Конь Педальный. На самом деле они не педальные и не клавишные, хотя существуют и такие. Подозреваю, что столь грубоватое обращение нужно только для того, чтобы скрыть нежные чувства.

Детство Дмитрий провел на Урале, в доме маминых родителей. По наследству от отца деду Саше достались гусли. Заезжие гости удивлялись: «Это что за бандура?» А свои, сельские, страсть к гуслям не считали причудой. Дед, если по-современному, был местным ди-джеем. Его уважали за это и за то, что он был мастером на все руки – сапожником, печником, столяром и плотником. По вечерам и стар и млад собирались возле дома Парамоновых, на широкой лужайке. Устраивали танцы под гусли и гармошку.

В прошлом году Дима прибыл в деревню с гуслями в руках. Баба Лида охнула и заплакала – не думала, что искусство мужа кому-то еще нужно. Дима в детстве, хоть и любил праздники, над дедовыми музыкальными пристрастиями слегка посмеивался. Он как раз тогда гитару осваивал. А когда понял, что «подруги семиструнной» для достижения его цели мало, было поздно. Дед умер, передав сыновьям свои умения – один из них тачает сапоги, другой кладет печки. Куда делись гусли, никто не знает. Вроде и не нужны были никому, и в гроб их не клали. Пропали без хозяина. Пришлось восстанавливать по памяти. Мастера Дмитрий нашел в Новосибирске – их за Уралом всего-то два человека. Вместе сделали чертеж, потом слегка усовершенствовали инструмент.

Наигрыши восстанавливал Дмитрий по памяти – последний раз он видел гусли в руках деда, когда ему было 12 лет. Музыкальную школу Дмитрий, кстати, не осилил. Помогла бабушка – она-то мелодии мужа знала наизусть. Правда, воспроизвести их могла только на балалайке. Восстановили практически все. Кроме самого важного – индивидуальных особенностей дедовской игры. Ведь инструмент не только служил людям, он открывал душу гусляра, его характер. У каждого маэстро – свой почерк. Старики-гармонисты рассказывают, что в молодости им слова были не нужны – они могли похвалить и обругать музыкой.

Жена – не гусли

В окошко неожиданно доносится грохот магнитофона – пивная компания уселась на бульваре Мартынова, рядом с теремком, в котором находится Сибирский культурный центр. Теперь морщится Дима.

– Ты что, современную музыку совсем не слушаешь?

– Ну почему. Приходится, – вздыхает гусляр. – В маршрутке, например. Раздражает. О чем поют? За что посадили, когда вышел. Или про плотскую любовь… То землю ноздрями втягивают, то корни теряют. Какие корни, они хоть что-то о них знают? Каждому человеку полагается знать о своих предках – хотя бы до пятого, если уж не до седьмого колена.

– А ты?

– Знаю пока еще не все подробности, но имена-отчества, даты рождения, профессии… Прадед-гусляр был раскулаченным. На Урал его отправили с женой и одиннадцатью ребятишками. Разрешили взять только то, что на себе, и телегу. Он гусли под рубахой спрятал.

– А зачем нам, Дима, при современных-то ритмах жизни вся эта древность?

– Да хотя бы затем, чтобы нам головы не дурили. – Дима машет рукой в сторону окна. – Чтоб не врали, будто русский народ всегда пил, пьет и пить будет. И вообще, что значит «древность»? Фольклор был, есть и будет. То, что существует сейчас в современной музыке, для народной уже пройденный этап. Это же не песни, это жизнь. Никогда не знаешь, что дальше, куда человек выведет – не словами, так голосом. Думать надо, когда поешь или слушаешь. А нынче: куплет – припев, куплет – припев. Скучно. Обидно, что люди думают, будто Кадышева – это русское искусство. Нет, это, конечно, искусство, но не русское. И вообще, кто мы? Мы ведь не русские уже, мы просто россияне. Не единый народ, а одинокие жители одной страны.

– Ты что, и на дискотеки не ходишь?

– А зачем? У нас в Центре есть альтернатива – вечорки. Под гармошку, балалайку, теперь еще и под гусли.

– Девушки-то тебя понимают?

– Многие не выдерживают. Поставишь им кассету с бабушками, они возмущаются: «Ты что, издеваешься?»

Дима говорит, что русские песни для него – не только источник мудрости, но и образец поведения. Запевает: «Нельзя черемуху неспелую рвать, нельзя девушку нерученную целовать». А бегать по дискотекам ему некогда. Закончил четвертый курс педагогического университета, сейчас пишет диплом – изучает исторические корни своего «Коня». Ездит в экспедиции, собирает по деревням оставшиеся крохи фольклора – песни, обряды, рассказы. Если повезет – балалайки, гармошки, жалейки. Выступает с ансамблем «Берегиня». Пытается создать новую «рок»-группу. Только в этом ансамбле – гусли, жалейка, волынка, балалайка, барабаны, калюки. Дима на всех гудах и дудах игрец, хотя, к примеру, калюка – не струнный инструмент, а духовой. Такая длинная дудочка из борщевика с единственной дырочкой. По-моему, только мастер может извлечь из нее какие-то звуки. Я лично дула долго, но безуспешно. Живет Дмитрий где получится. Прописан в Нижневартовске. Родиной считает Урал. Адрес у Парамонова не дом и не улица. Он – гражданин России. Жениться не собирается. Смеется: «Жена – не гусли, ее на стенку после игры не повесишь».