Родные чужие люди Берегите слезы… для зрителя

Название спектакля, премьеру которого недавно представил Театр Антона Чехова в помещении Театра эстрады, просто и коротко – “Цена” (по пьесе Артура Миллера, того самого, что был мужем Мерилин Монро, режиссер-постановщик – Леонид Трушкин). Но, как зачастую бывает, за простотой скрывается целый лабиринт чувств. Невольно задаешься вопросом: цена чего? Если это распродажа, а именно так определен жанр, то, стало быть, цена вещи? Однако в жестком и емком слове угадывается зловещий оттенок, указывающий вовсе не на стоимость предмета, а на плату совестью, сердцем, жизнью. И это ощущение не ошибочное. Именно так обстоят дела в старой квартире, которую собирается покинуть семейство полицейского Виктора Франца (Валерий Золотухин). Дом, где она расположена, идет на слом. Осталось продать мебель. Правда, принадлежит она не только ему, но и брату, знаменитому, преуспевающему доктору Уолтеру Францу (Олег Басилашвили).
Тот, кто возликует от предвкушения грязной, но до боли знакомой битвы за наследство, испытает полное разочарование. Вещи будут ни при чем (хотя они претендуют на антиквариат), жилплощадь – тоже. Наследство заключается в ином. В любви. Как раз то, что некоторым детям передается с кровью, с дыханием, со взглядом, Виктору и Францу не досталось. Этим взрослым мужчинам, не видевшимся шестнадцать лет, но живущим в одном городе (!), предстоит осознать, что все сложилось не так, как могло бы, что они считали бы себя счастливыми, если бы…
Великая депрессия, случившаяся в Америке, обанкротила их отца. Денег на обучение сыновей стало не хватать. Уолтер уехал все же получать образование, Виктор бросил колледж и остался ухаживать за больным отцом. Вот, в сущности, и вся драма. Не считая некоторых нюансов. Например, того, что у отца были деньги даже после кризиса. Четыре тысячи долларов. При этих же деньгах семья питалась отбросами и носила рванье.
Все становится отчетливым сейчас, когда впервые за долгие годы Уолтер пришел к брату. “Богатый и знаменитый”, но словно с налетом нервической растерянности. Перед будущим. В прошлом ему все ясно. Брат мог продолжать учебу, оставив отца. Мог! Мог! Как он, как сотни других. Кому нужна была эта жертва, тем более что отец ее не оценил?!
Пожалуй, самым главным и страшным для Виктора явилось это откровение – бессмысленность поступка, который он считал естественным. Родные люди – отец, которого он пожалел, брат, которому он уступил, – не признали того, что он чувствовал, любовью. Настоящей любовью, способной растворить его ради других. И, не заразившись ею, прошагали по своим дорогам целеустремленно и равнодушно.
Уолтер достиг всего. Его не ждет жалкая сержантская пенсия, ему не приходилось ходить в кино в форме, потому что единственный выходной костюм в чистке. Но он жутко напоминает забившегося в угол зверька. Его съедает страх. Смерти, банкротства, беспомощности. Уолтер не знает, как учатся его дети, развелся с женой, пролежал несколько месяцев в психиатрической лечебнице. И еще давней занозой в нем живет… стыд. Оказывается, не все можно простить себе, и особенно такую ломаную судьбу брата. Впрочем, Уолтер и от этого состояния попробует откреститься, привыкнув не считать ошибки ошибками. Никто не смеет упрекнуть его в том, что Виктор вовремя не сделал своего выбора!
Спектакль полон драматических моментов, усугубить которые актерам старой школы ничего не стоит. Имеются в виду достоверные переживания с натуральными слезами. Это было бы вполне уместно, если бы не было так часто. Как известно, обилие чревато пресыщенностью. Грандиозная нагруженность финала эмоциями в конечном итоге приводит к зевкам зрителей. Помнится, идеал режиссерской постановки и актерской игры в том, чтобы актер смеялся, а зритель плакал. Как раз этого не происходит. Плачет Уолтер, всхлипывает Виктор, рыдает его жена, и посещают голову кощунственные ассоциации с бразильским “мылом”. Не этого заслуживает финал спектакля, в котором действительно апофеоз встречи двух родных и чужих людей.
Думается, актерам перенагруженность очень мешает. Великолепно справляясь со своими сверхзадачами, они к моменту кульминации спектакля начинают злоупотреблять истеричными вскриками, легкими сердечными приступами и так далее. Зрительская готовность к состраданию, естественно возникающая в начале спектакля, к финалу превращается в дань, которую нельзя не принести известным именам. А ведь именно там, в словесной перепалке, братья более или менее становятся близкими друг другу. Что-то сердечное проскальзывает во взгляде Уолтера. Нежностью и заботой охвачен Виктор. Еще немного, и, может быть, брат скажет брату, что пора забыть проклятое прошлое, что пришла пора прощений и любви. Но мимолетные оттепели влекут за собой еще большие холода. И только старый оценщик понимает, что ничего вернуть нельзя. Тем более любовь, которой не было. Для того, чтобы это осмыслить, зрителю необходимо “пожить” в паузах. Вместо этого он изумляется количеству сценических слез, считая, что ему себя растрачивать уже не к чему. Все сделали актеры.
Наталья АЛЕКСЮТИНА