Затихли общественная дискуссия и активность СМИ по поводу карельской трагедии. Найдены основные виновные – те, кто неправильно провел тендер, нарушал регламенты, не проверял лагерь, не принял звонок ребенка о помощи. И основной вывод, который с готовностью делают и профессиональная общественность, и широкая публика: надо еще больше ужесточить правила, контроль, наказание. К сожалению, что бы ни происходило, выводы мы делаем всякий раз примерно одинаковые, укрепляя контролирующие органы, систему наказаний, ужесточая правила и ограничения. Это – дорога в никуда. Дорога в казарму или тюрьму, но точно не в то будущее своих детей, которое хотели бы видеть сегодняшние родители. Карельская трагедия, как и другие детские несчастья, зовут нас не к усилению бюрократии, а к переосмыслению нашего отношения к детям.
Много лет назад мне пришлось стать директором летнего детского лагеря. Мне было 26 лет, и в моей ответственности было больше 200 детей от 13 до 16 лет. Тогда я еще жил с родителями. Когда я укладывал рюкзак, мама посмотрела на меня глазами полными слез. Я не понял, в чем дело, и спросил ее. Она сказала, что ужасно переживает: «Я не уверена, понимаешь ли ты, что главное – чтобы все эти дети вернулись к своим родителям». Я запомнил тогда эти слова и ее слезы. Это прощание заставило меня на первой же нашей ночной планерке (это была летняя школа для одаренных физиков и математиков) сказать таким же молодым людям, как я: «Вы можете делать все что хотите, и все можно исправить, кроме одного – потери ребенка. И вот об этом у вас каждую минуту должна болеть душа, пока вы находитесь в лагере». Сейчас я вспоминаю с огромной гордостью (притом что в этом лагере не было никогда палочной дисциплины и нелепых строгостей), что за 40 лет сезонов нашей летней школы, где сменилось уже 7 или 8 директоров, мы не потеряли ни одного ребенка. Были случаи, когда кто-то падал с качелей и травмировался (до сих пор я чувствую себя виноватым). Мы уходили в ночные походы, где вожатые помнили, что дети могут уйти сами в лес и напиться (такое бывало), но когда однажды дети потерялись, то одна вожатая мне сказала: «Если мы их не найдем, то я не останусь жить». В нашем небольшом педагогическом коллективе тогда удалось сформировать особое чувство заботы, сбережения ребенка. У Евгения Евтушенко есть стихотворение «Отцовский слух» про мальчика и папу, которые пошли на рыбалку. Оно заканчивается так: Отец костер затаптывал дымивший И ворчанул как бы промежду дел: – По сапогам твоим я слышу, Мишка, Что ты опять портянки не надел… Сын перестал хлебать уху из банки, Как будто он отцом унижен был. Ботфорты снял и накрутил портянки, И ноги он в ботфорты гневно вбил. Поймет и он – вот, правда, поздно слишком, Как одиноки наши плоть и дух, Когда никто на свете не услышит Все, что услышит лишь отцовский слух. Это, пожалуй, одно из лучших поэтических представлений сложных отношений родителей и детей, которые невозможны без особого слуха заботы и любви. Такой слух лучше, чем любой закон, охраняет здоровье и счастье детей. Если такого слуха нет в школе, нет в обществе, то плохо детям. Увы, события последнего лета заставляют меня думать, что мы теряем этот слух. Похоже на то, что наше общество в заботах о правилах, в борьбе за престиж страны начало забывать или отодвигать на второй план простую ключевую ценность: жизнь, счастье ребенка. Именно поэтому стали возможны карельские события. Именно поэтому и родительское сообщество, и профессионалы-педагоги допустили принятие закона, в котором срок наступления уголовной ответственности за участие в массовых беспорядках или за участие в угоне автомобиля без цели хищения оказался понижен до 14 лет. Именно поэтому стала возможной общественная дискуссия о том, что физические наказания детей могут быть богоугодным делом. О потере нашего родительского слуха говорит и простой анализ того, чем была озабочена наша образовательная политика в прошедшем учебном году. При просмотре новостей и нашей собственной аналитики бросилось в глаза, что мы обсуждаем учителей, директоров, компьютеры, здания, учебники – ни слова, ни документа, ни исследования о детях. Конечно, вы скажете, что все, что есть в школе, – для детей. Но действительно ли нас интересует то, как они чувствуют себя в школе? Действительно ли мы видим чувства и интересы ребенка в центре нашей педагогики и образовательной политики? Действительно ли руководствуемся в каждом своем действии простым принципом, сформулированным В.А.Сухомлинским: «Человек – высшая ценность»? Чтобы ответить на эти вопросы, я попробовал бы не читать всякие стратегии действий в интересах детей, а постарался увидеть, как мы помогаем детям быть радостными и энергичными, мотивированными и дружелюбными. Читателя, возможно, удивит этот список желаемых характеристик детей. Здесь нет ни компетенций, ни старательности, ни воспитанности. Но и родительский опыт, и опыт каждого вдумчивого учителя решительно говорят, что без мотивации и высокой самооценки, без инициативы и интереса нельзя передать ни знания, ни навыки, ни моральные установки. Счастливая, радостная жизнь детей в школе является главным условием достижения любых педагогических результатов. Нельзя в угрюмой школе воспитать ни хорошего гражданина, ни доброго семьянина. Это чувствует каждый родитель, который на вопрос «Как твой ребенок?» считает лучшим ответом – «веселенький». Это чувствуют многие (увы, не все) учителя, которые считают улыбки детей признаком хорошего урока. Сегодняшняя наука о детях, об образовании подтверждает эти учительские и родительские интуиции. Уже много лет за рубежом частью педагогической науки стали исследования и разработки в области детского благополучия и счастья (child wellbeing). В этой сфере пытаются ответить на вопросы, как снизить уровень стресса в школах, как повысить детскую самооценку, как справиться с насилием и издевательством одних детей над другими. Этим проблемам за рубежом посвящено в сотни раз больше исследований, чем в России. Эти вопросы учитываются как одни из центральных в разных регулирующих документах. А как же мы регулируем учебный процесс? В наших внедряемых сейчас образовательных стандартах есть множество важных компетенций и даже упоминания о мотивации детей, но среди задач нет поддержки интереса. А формирование позитивной самооценки, самоуважения лишь упоминается в программе социализации, но не зафиксировано как условие успешного образования. Только в дошкольном ФГОС в качестве одного из психолого-педагогических условий реализации образовательной программы значится обеспечение положительной самооценки, уверенности в собственных возможностях и способностях. Невнимание к вопросам благополучия и счастья детей проявляется и в другой нормативке – учительской. Мы проанализировали материалы по аттестации учителей из 16 регионов. Ни в одном (может быть, не повезло) не нашли заданий и вопросов о том, как можно создавать в классе атмосферу веселья и радости, как поддерживать высокую самооценку детей. Что же можно сделать, чтобы нашему обществу вернулся этот родительский слух? Мне кажется, что нужно начать с того, чтобы превратить заботу не только о безопасности, но и о радости ребенка в реальные действия и в большой образовательной политике, и в работе конкретных школ. Можно начать с простых шагов уже в новом учебном году: – при оценке деятельности учителей и школ учитывать не только результаты ЕГЭ или контрольных, но и то, насколько счастливыми и довольными выходят дети из этих школ, насколько радостным является тот опыт, который они там получают; – превратить большинство правил и инструкций для школ в рекомендательные, чтобы учителя вместе с родителями и старшеклассниками сами могли бы их уточнять; чтобы эти правила совместной жизни становились такими, которые были бы по-настоящему присвоены всем школьным народом;- пересмотреть технологии текущей оценки; вернуться к идеям Ш.А.Амонашвили об оценке позитива, от фиксирующей перейти к формирующей оценке, которая помогает ребенку учиться;- внедрить в массовую практику простые техники гуманистической педагогики, позволяющие поддерживать дисциплину без муштры и наказаний;- вернуть в школы (с защищенным фондом заработной платы) социальных педагогов и психологов;- не торопиться с распространением всероссийских проверочных работ, с увеличением их числа; проанализировать опыт первого года, обсудить и извлечь уроки; – провести региональные и общероссийские конкурсы «Добрая школа». Понимаю, что, начавшись почти экзистенциально, моя статья заканчивается едва ли не бюрократически. Но мне очень хочется, чтобы наши добрые слова наконец перестали расходиться с нашими угрюмыми делами. Исак ФРУМИН, заслуженный учитель Российской Федерации, профессор НИУ ВШЭ
Комментарии