Рентген доктора Чехова. Премьера спектакля «Иванов» в Театре наций

…Ну, какой он альфа-самец – вялый, лгущий, да к тому же по уши в долгах? Без особняка, в типовой хрущобе. А еще у него жена умирает (Сара – Чулпан Хаматова) – не от старорежимной чахотки, а от нынешнего рака. Что как раз подталкивает этого слабовольного господина сбегать от опостылевшей супруги на шашлыки к соседям Лебедевым, где нон-стоп звучит радио «Дача» и фонтанами льются пьяные смех и слезы. Ему там рады – хотя и злословят за спиной.

А еще там ждет г-на Иванова (в версии Евгения Миронова) новое чудо природы – девушка стальной хватки и с низким тембром, Саша-Шурочка, совершенно алогично слепленная Лизой Боярской из того, что было. Любой каприз за мамины деньги – и нынче этот каприз зовется Иванов. Что с того, что в реальной жизни такая эффектная и трезвая девушка ни разу не вдохновилась бы этой манной кашей? Но Чехов ведь не только реалист, но и сказочник – по заказу окаянных продюсеров, то бишь антрепренеров.

Кстати, именно здесь, в Петровском переулке, в Театре Корша, который нынче зовется Театр наций, 130 лет назад состоялась премьера этой самой «тихой» ранней пьесы Чехова. И вот яркое возвращение – в версии скандально известного Тимофея Кулябина, завоевывающего столичную сцену.

Мы видим, что время изменилось. Еще как. А люди – нет. Пусть Иванов стал бездарным бизнесменом. Пусть Сара болеет не чахоткой, а раком и ходит по квартире в шапочке на лысом черепе, вязаном пальто и спортивных брюках. А «девушки из высшего общества» – это герои то ли комиксов, то ли телемыла. Но пошлость эта, такая вкусная во всех смыслах, так и манит героя Миронова, который, кстати, играет с легким недоумением, как бы не узнавая себя. Особенно в сценах со знаменитыми монологами, которые тут как пятое колесо в телеге.

Вот открытие: пошлость, господа, это все-таки живая субстанция, где бьется зародышем возможность ЗАВТРА, а дома у Иванова – сплошное ВЧЕРА. Ходячее напоминание о жертвах во имя любви (кому они нужны?) и неприятной «memento mori». Может, потому так неожиданно притягателен горький, но артистичный пьяница Паша-Павел, отец Шуры, в тонком, ироничном исполнении отличнейшего Игоря Гордина. А воплощение этой бьющей наповал жизненной энергии – фарсовый дивертисмент блистательной Ольги Лапшиной. Сначала в роли Авдотьи Назаровны, народной жемчужины дачных посиделок с убойным тостом о целомудрии. Потом – в образе неумолимой гранд-дамы из ЗАГСа, распорядителя в тугой алой юбке, с мощной халой на затылке. Это тот самый острый перец, который придает пикантность в общем-то жанровой невнятице – то ли мелодрама перед нами, то ли трагикомедия, то ли полуфарс… Как, впрочем, и положено, в чеховских пьесах.

Вишенка на торте – финальная сцена в ЗАГСе. Привет от Симпсонов, решивших воплотиться в России. Их анима-реальность бытового хаоса смакуется режиссером как десерт. Вот вам – красиво. Вы же хотели? Здесь, в этом бардаке с невестой в белом, зеркалами и «шампусиком» наготове, не то, что застрелиться смешно и нелепо – сама мысль об этом неприлична. Здесь только сердце может вдруг остановиться в знак протеста – как и случается в финале с героем.

Что же тут нового? Прием Кулябина – перенос действия в наши дни – на первый взгляд, весьма простодушен и давно уже не оригинален. Да и на второй тоже. А на третий – понимаешь, что взгляд-то этот на нас как бы из позапрошлого века. Через мутное стекло. Мы предстаем перед нашими предками с их непонятными спорами о нравственности, совести, религии, путях России и загадочной, не побоюсь этого слова, русской души, не просто голыми неандертальцами, а рентгеновски просвеченными насквозь – невыносимо плоскими, убогими, пошлыми… Отучившимися разговаривать, слушать и слышать другого, размышлять, да и даже танцевать – эти дикие пляски под попсу и самого Иванова, и мульт-гостей как бы списаны с богатыревского Стасика из «Родни». Да, господа, крепитесь, эти люди, нью-буржуи, нам тоже родня. Не отпирайтесь. Но ведь карикатура, скажете вы. И будете правы. Но не злая – без постмодернистского ехидства и злорадства. А как бы с недоумением, через чеховское пенсне: кто тут что-то бормочет еще о совести? Какие СТРАННЫЕ люди. Заблудились, видать. Из другого века, другой страны, куда дверь давно заперта, а ключи потеряны.

Фото: пресс-центр Театра наций