Рефлекс

За окном прекрасная зимняя картина. Светит солнце, легкая, едва заметная снежная взвесь искрится в воздухе. Пенсионеры неторопливо гуляют с четвероногими друзьями (не берусь утверждать, но, по-моему, кроме собак и кошек там еще кто-то). К дальнему лесу через поле тянутся лыжники, демонстрируя все способы передвижения по снежному покрову – от классического конькового шага до прозаического “перекати-поле”.
Я долго смотрю в окно, потом перевожу взгляд с этого веселого, но такого далекого пейзажа на менее романтический, зато до боли родной и близкий. Ребята пишут самостоятельную работу. По крайней мере полчаса они будут выполнять задание с энтузиазмом. Весь класс передо мной как на ладони. Почему-то, когда сидишь за партой, всегда думаешь, будто в общей массе учитель вряд ли увидит, если ты осторожно откроешь на коленях учебник, чтобы скатать оттуда правильный ответ. И только стоя перед классом, знаешь, что это совсем не так, что в любом кабинете есть по крайней мере несколько точек, с которых “простреливается” каждое рабочее место. Но меня это уже не беспокоит.
Сам я, учась в школе, никогда не списывал. Может быть, потому, что в крайнем случае мне помогала соседка по парте. Или школьный материал был достаточно легкий, чтобы выучить его хотя бы на тройку. Или же я просто стыдился пользоваться пресловутыми шпаргалками. Вот в институте – другое дело, там нужно быть слишком умным, чтобы без помощи “дополнительных источников знаний” (“шпор”, “бомб” и т.п.) ответить все, что требуют преподаватели. Помнится, раз даже двойку получил – именно за то, что на экзамене по систематике решил украдкой подсмотреть в конспекты лекций.
Говорят, мир устроен по законам равновесия, дуализма. И если ты в начале жизненного пути что-либо ревностно защищал, то спустя много лет обязательно станешь ярым противником этого. Так, атеисты превращаются в религиозных фанатиков, трезвенники познают наконец “прелести” зеленого змия, убежденные анархисты становятся безнадежными сторонниками диктатуры и т.д. В конкретном случае вольное списывание как студенческий вид спорта преломилось во мне после института в полнейшее неприятие всех форм чего-либо подобного у учеников. И за списывание караю нещадно, невзирая на то, успел ли бедолага или только попытался это сделать. Наверное, этим я компенсирую какие-то свои комплексы. Но зато теперь, когда за мной прочно закрепилась репутация учителя, у которого списывать слишком опасно, я могу позволить себе смотреть в окно. А в это время дети погружены в самостоятельную работу.
И я доверяю им. Но только после того, как выработал этот условный рефлекс – страх перед списыванием. Если это работает, значит, это педагогично, не так ли?

Вадим МЕЛЕШКО